Ночью в лесу
Ночью в лесу
— Ну вот, пока все, — сказал Зеленин, стягивая шелк на последнем шве. — Утром увезем в больницу и там проведем второй этап.
— Жить-то будет кормилец? — глухо спросила из угла женщина.
Зеленин вздрогнул и посмотрел на нее. Сколько извечного, даже первобытного было в этом простом слове «кормилец»! Видно, и сейчас, в век вертолета и пенициллина, во всех без исключения женщинах живет древний страх перед потерей мужчины, кормильца, водителя малого человеческого отряда — семьи.
Неважно, кто он, банковский служащий, судья по футболу или охотник-лесник.
Зеленин смотрел на женщину и молчал. Она подола ближе к столу, на котором лежал ее муж.
— Будет жить! — убежденно воскликнула Даша. Они перенесли тяжеленное тело лесника со стола и
уложили его на кровати в соседней комнате.
Лесничиха собрала ужин. Громадная сковорода с жареным мясом, графин настойки, банка консервированного компота. Аппетит волчий. Даша и Зеленин набросились на еду.
Они ели и вели себя, как люди, довольные своим трудом, прожитым днем, и друг другом, и всем миром. С набитыми ртами они переглядывались и вспоминали, как прыгали с вертолета в сугроб. Лесничиха, подпершись, смотрела на них.
— Дай вам бог счастья! — вдруг сказала она. Даша быстро взглянула на Александра и покраснела.
Зеленин только спустя минуту понял особый смысл сказанной лесничихой фразы. Женщина, видя их смущение, смутилась сама.
— Ндравится медвежатинка-то? — спросила она. Зеленин поперхнулся.
— Как? — воскликнул он. — Так это… Может быть, это тот самый? — Он неловко поежился от своей мрачной шутки.
— Он самый и есть, — вздохнула лесничиха. — Виктор Петрович его ножом закончил.
После ужина Зеленин сел на кушетку, закурил и стал наблюдать, как ходят в длинной клетке взволнованные куры. Ему было чертовски приятно. Он наслаждался простотой и ясностью этой ночи.
Хороший труд, хорошая еда, хорошая усталость и сигарета.
Вошла Даша.
— Александр Дмитриевич, я ввела ему камфару. Сейчас лягу спать.
— Даша, — сказал он.
— Что?
Она стояла перед ним золотистая, румяная и пушистая, с переброшенной на грудь косой. Коса была настолько толстой, что ее переплетения напомнили Зеленину булку-халу. В колеблющемся свете керосиновой лампы лицо девушки казалось совсем детским.
— Может быть, вы посидите со мной?
Она подошла и села рядом на кушетку. Как все просто и прекрасно в жизни: лететь на вертолетах, оперировать людей, пить настойку, любоваться красивыми девушками! Целовать красивых девушек. Даша резко встала и посмотрела исподлобья. Повернулась, ушла.
Зеленин подошел вплотную к окну. Искрился снег, искрилось небо. Вот лес — это действительно мрак, это ночь. Лес кругом. По лесу бродят волки, медведи, охотники. Люди дерутся с дикими зверями. Потом кто-нибудь кого-нибудь ест. А кто-нибудь стонет один в лесу. Но в небе летят вертолеты. Летят на помощь врачи и сестры, хорошие друзья, понимающие друг друга.
Это ночь, наполненная жизнью. Такие ночи не забываются.
Они остаются в памяти и освещают прошлое, как фонари.
Хочется спать.