За работу, товарищи!

За работу, товарищи!

сказал сержант Рюмин, построив нас перед прилепившимся к скале, словно таинственный Эрмитаж, общественным туалетом.

Никто из гуляющих почему-то не замечал цепочки обритых мужчин с мутными глазами, хотя мы и стояли у всех на виду, перед общественным туалетом, который должны были восстановить после многолетнего незаслуженного забвения.

Это было удивительное сооружение, построенное без применения рабского труда вольнонаемными рвачами на заре послесталинской эры. Его можно было принять за уже упомянутый Эрмитаж романтического стиля, за кинодекорацию или в крайнем случае за стилизованную распивочную, но только не за сортир. Лепные гирлянды южной флоры были щедро пущены по фасаду, изысканные, под бронзу, светильники стиля поздний ампир украшали входы. Короче говоря, если в блестящем будущем нас ждут, согласно вещему предсказанию, золотые сортиры, то этот тоже стоил недешево.

Итак, мы стояли перед туалетом с ломами и лопатами наизготовку, словно ландскнехты перед атакой, а наш вожак, расстрелянный некогда палач, бил кремнем о кресало, пытаясь раскурить зловонную трубочку, и щуплое его тельце поеживалось в кирасе, и шакалья потайная улыбочка освещала верхнюю губу мгновенными вспышками.

– За работу, товарищи! – негромко повторил он. – Давайте без шума и треска, как говорят у нас в Валгалле, начнем и кончим. Вилкин, лупи! – завизжал он после этого вступления, и Патрик Тандерджет ударил ломом в дверь.

Сразу отвалился кусок коричневого нароста, и мы увидели… Не знаю, что увидели другие, а передо мной вдруг вспыхнул ужас.

Палкой по солнечному сплетению нервов и железным прутом по заколеньям, и я упал, переломанный на три части, хватая воздух ртом, мыча от вспыхнувшего перед глазами ужаса и видя ужас вокруг – в диком немыслимом гребне кипарисов, в чудовищном море, и в голубом до черноты небе, и во всем неузнаваемом мире.

Ужас сдавливал меня со всех сторон все сильнее и сильнее, как будто я погружался в океанскую глубину. Вот он стал уже просачиваться через кожу, и руки мои налились невозможной тяжестью, ужас уже полз свинцом по позвоночнику.

– Водки ему! – заорал Алик. – Рюмин-сука, беги за водкой!

– Я тебе покажу водку! Я тебя сейчас на месте! – Рюмин царапал ногтями кобуру, в которую давно уже вместо нагана вставлял четвертинку. – Я тебе, Бриллиант-Грюнов, профессор, жидюга, сто сорок третью за бунт на производстве!

Рабы курорта, сгрудившись, молча смотрели на раздавленного ужасом и горько рыдающего на прощание Вольфа Аполлинариевича Мессершмитова, которому ничем помочь не могли.

Однако профессор германской филологии не спраздновал труса. Он поднял Рюмина в воздух огромными руками…

– А я тебя, заебыша, сожру живьем и пуговицы не выплюну!

…и швырнул его об стенку.

После этого они вместе с водопроводчиком Петькой Вилкиным подхватили конвульсирующее тело друга и бегом потащили его к открытой веранде коктейль-холла



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.