АКТ III

АКТ III

Все та же веранда пансионата «Швейник». В течение этого акта мы

будем менять время суток, не считаясь с реальной последовательностью, но в зависимости от нужд драматургии и режиссуры.

Пока – ночь, луна, блики, шорохи, шелесты, шепоты. Клавишная игра в стиле барокко.

Наконец-то пригодились нам и маленькие клавесины. Задумчиво и меланхолично играет сейчас на этом инструменте Леша-швейник. Явно наслаждается одиночеством.

По винтовой лестнице тихо спускается Леша-сторож. Замечает Лешу-швеиника, вставляет в глаз свое стеклышко.

ЛЕША-СТОРОЖ. Вивальди лабаешь, швейник?

Разоблаченный Леша-швейник вскакивает, позорно суетится, вытаскивает из-под стула гармонь, берет первые такты песни «От Москвы до самых до окраин», потом отбрасывает гармошку, идет к Леше-сторожу и кладет ему руку на плечо.

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Я тебя только со второго взгляда узнал, чувак.

ЛЕША-СТОРОЖ. А ты лучше замаскировался. Я, только когда водку стали пить, понял, что ты тот самый. Вспомнил твою белиберду про Джойса. В 68-м, кажется, она ходила по рукам…

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Вот именно по рукам пошла. Она так и называлась: «Девка под зонтиком». Позорная штучка!

ЛЕША-СТОРОЖ. Однако красивая. Все тогда просто влюбились в твою блядь.

ЛЕША-ШВЕЙНИК. А я вспомнил твою тогдашнюю песенку «Семь пятниц на неделе». Скажи, сторож, ты чего испугался?

ЛЕША-СТОРОЖ. Чугунной бабы.

ЛЕША-ШВЕЙНИК. А я живой бабы с огурцами. Была сумасшедшая ночь. Стихи орали, пели, ездили из дома в дом, пили джин с тоником… не помню, кто угощал, то ли иностранцы, то ли наши знаменитости… Все мы ошалели тогда от джина с тоником, какое-то свинское откровение обнаружили в этом напитке. Впрочем, мы свиньями и были, воображали себя баловнями цивилизации, трахались по всем углам, подблевывали, а можжевеловую эйфорию в раскачку с пивной хандрой принимали, видите ли, за особую отмеченность.

Под утро, помнится, купались мы в каком-то грязном котловане в Химках, не знаю, что нас туда занесло, кроме снобизма дешевого, а потом наняли какой-то грузовик и приехали на колхозный рынок. Этакая феллиниевская компания – девки в страусовых боа, шляпы, маски и джинсы, кто-то в смокинге, а кто-то голый, завернутый в одеяло. Почему-то нас не трогала милиция, может, из-за иностранцев, а может, из-за наших знаменитостей говенных.

Короче – хождение в народ! Жрали кислую капусту, рассол дули прямо из бочек. Видим, стоит чудненькая маманька с огурцами, сама доброта и всепрощение! Маманя, угости огурчиком! – вся херва полезла в бочку. Маманя возьми и швырни крышку нам на пальцы. Взгляд, как у Малюты Скуратова. Ой, маманя, злюка какая – все прошли мимо, а я просто остолбенел.

Один огурец упал на пол, и она его давила ногой. Мы с ней смотрели друг другу в глаза, и я опадал, как огурец под подошвой. Всех бы вас так, прошипела она, и тогда я понял, что пришел конец моей свободе, юности, мечте, артистическому свинству… С тех пор я бросил проклятое дело.

ЛЕША-СТОРОЖ (осторожно). Зачем же ты приехал сюда в самый разгар драмы? Не выдержал?

ЛЕША-ШВЕЙНИК (испуганно). Что ты, что ты! Я в самом деле настоящий швейник. Из Париже-Коммунска. С путевкой. (Заглядывает собеседнику в глаза.) А ты вот зачем здесь варишь кашу?

ЛЕША-СТОРОЖ. Я настоящий сторож. Я здесь грибы сушу. Только и всего.

На лестнице появляется Лайма. Мужчины, заметив ее, встают на четвереньки и ползут по полу.

ЛАИМА (торжественным жестом указывает на телевизор). Мальчики, Ташкент уже в эфире.

ЛЕША-СТОРОЖ. Гадом буду, вот гдей-то здеся чекушку я заховал.

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Не по-товарищески получается. Где маленькая белого вина?

Ползают на четвереньках, натыкаясь друг на друга. Лайма, как под

гипнозом, приближается к телевизору. На обеих лестницах хлопают двери. Клавдия и Роза.

РОЗА. Клавочка, милая моя, золото мое – свершилось! Я счастлива!

КЛАВДИЯ. Тебе повезло, Розка! Твой грибов не собирает.

РОЗА. Мой ягоды хочет собирать! Для наливок!

КЛАВДИЯ. А я, между прочим, сестренка, давно уж была счастлива, да только стеснялась признаться. Как вы с Лаймой заведете «Варшава-Варшава», так и получается, что я вроде бы животное существо без духовных запросов.

РОЗА. А чего же нам Варшава, если и здесь хорошо.

КЛАВДИЯ. А чего же нам Варшава, если и здесь хорошо.

ЛАЙМА (перед озаренным телевизором). Ташкент! Ташкент!

ЛЕША-ШВЕЙНИК (сталкивается с Лешей-сторожем). Где маленькая белого вина?

ЛЕША-СТОРОЖ. Скрадена.

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Возражаю. Давай искать, пока не найдем. Как в песне поется – ищи, товарищ!

Из туманных глубин выходит Иван Моногамов. Луч Венеры сопровождает его. Увидев романтическую фигуру влюбленного международника, все вздрагивают и застывают.

МОНОГАМОВ (простирает руки, восторженно). Спасибо, ночь! Спасибо, звезды! Спасибо, дождь! Спасибо, песок! Спасибо, болото! (Замирает в очаровании.)

КЛАВДИЯ. Со свидания пришел. Видишь, природу благодарит. Проняла его птичка.

РОЗА. Ах, этот Моногамов! Он влюблен больше всех!

КЛАВДИЯ. Рехнулась, Розка? Знаешь, какие будут последствия? Страшно подумать!

ЛАЙМА (сжимает руки на груди). Девочки, ко мне! Ташкент же! Ташкент в эфире!

Леша-сторож и Леша-швейник на просцениуме. Заговорили «тайными голосами».

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Давай начистоту – у тебя что-нибудь было с этой Цаплей?

ЛЕША-СТОРОЖ. Она меня с ума сводила. Я боялся влюбиться. Больше ничего.

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Боюсь, что я бы не испугался. Я бы загремел со страшной силой. К счастью, я приехал, когда все уже началось. Теперь уже ничего не поделаешь.

ЛЕША-СТОРОЖ. Он вовремя явился, этот международник. Теперь его разоблачат, а не меня.

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Да, страшно даже подумать, что будет, когда вернется Степанида.

ЛЕША-СТОРОЖ. Послушай, а тебе не кажется…

ЛЕЩА-ШВЕЙНИК. Нет уж, милый! Хватит с меня раздавленного огурца. Мы тут бессильны. Ведь это же…

ЛЕША-СТОРОЖ. Вот именно. Нарушение всяческих норм!

МОНОГАМОВ (внезапно оборачивается к ним, сияя огромными глазами). Друзья, разделите со мной хоть немного счастья!

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Чего ж тут делить-то? Одна была, и та скрадена. (Леше-сторожу.) Где маленькая белого вина? (Хватает его за грудки.)

ЛЕША-СТОРОЖ. Человека убивают за чекушку.

Сплелись и катаются по полу в фиктивной драке. На сцену, семеня, выбегают старики Ганнергейты.

ЦИНТИЯ (виновато). Алас, если имеем нах театр один штюк сцена…

КЛАРЕНС (виновато). Значит, нужна нах сцена айн штюк дер мауэр. (Быстро водружает в углу сцены легкую фанерную ширму.)

ЦИНТИЯ. Если зи хабе стена, значит, она хабе…

КЛАРЕНС. Гвоздь! (Вбивает в стенку гвоздь.)

ЦИНТИЯ. Иф ви хэв стена и гвоздь…

КЛАРЕНС. Надо повесить ружье! (Вешаетружье.)

ЦИНТИЯ (печально смеется). Ерли нах мауэр висель ружье…

КЛАРЕНС (разводит руками) . Оно должен…

ЛЕША-СТОРОЖ (хватает Кларенса за ногу). Отдай чекушку «столицы», Кларенс!

ЛЕША-ШВЕЙНИК (хватает за ногу Цинтию) . Где маленькая белого вина, Цинтия?

Кларенс вынимает из своей торбы огромную, литра на три, «маленькую». Два друга в счастливом «отпаде».

ЛЕША-СТОРОЖ. Я ж тобе гуторил – черти скрали!

ЛЕША-ШВЕЙНИК. Но отдали же ж! Отдали! И за это им спасибо! Огромное спасибо!

Старики Ганнергейты, скромненько кланяясь, потихонечку отступают к телевизору.
[1] [2] [3]