5

5

Утром я проснулся от тишины. Наши окна выходили к морю, всегда шумел прибой, а сегодня полная тишина, и Лодкин не сопел во сне, как обычно, и не пускал пузыри.

Я подошел к окну и увидел следующее: в море был полный штиль, поверхность его находилась в самом легчайшем движении, словно от поглаживания, и лишь кое-где рябили пупырышки, какие на коже бывают от холода, а горизонта видно не было, в отдалении стоял прозрачный голубой туман, и в этом тумане совсем темно-синими казались паруса вставшего на ночь на рейде судна.

— Доброе утро, Миша, — тихо сказал за моей спиной Лодкин. Видно, штиль и на него подействовал.

— Что это за судно, не знаете, Ваня? — тихо спросил я.

— Учебный парусник «Витязь», — ответил он и вдруг гулко, страшно захохотал, закашлял, засморкался, приходя в себя. Он не заметил, как я вздрогнул. «Витязь»! Это тот самый, что закупил все карточки Ирины. Как бы не было беды!

Кое— как одевшись и умывшись, выскочил на набережную. По ней. по лужам, не просохшим еще после штормового прибоя, от своей гостиницы к нашей торопилась Ирина. За ней, разевая от молодого счастья рты, вышагивал отряд курсантов с «Витязя». Катер с «Витязя» двигался в море параллельным курсом. Я бросился вперед.

— Миша, Миша! — закричала Ирина. — Поклонники! Целый фрегат!

— Барк. Это барк, а не фрегат. — сказал я, хватая ее за холодные испуганные руки.

— Но дело не в этом, быстро заговорила Ирина, — сейчас я встретила Баркова, и он проговорился, Миша, здесь обман, заговор, Миша! *

Я увидел бегущего к нам по набережной Игорька. Оп умоляюще прижимал палец ко pry. хватался за голову. Ирина, мстительно закусив губы, взглянула на него. Курсанты стояли неподалеку, по отряду волнообразно распространялись нежные улыбки. Миша, я выхватила у него сценарий и сразу все поняла. Это обман! Конюшка — это не маленький человек, это лошадь!

Барков уже подбежал и стоял рядом, тяжело дыша.

Да, это лошадь, продолжала Ирина, она у него, у этого модерниста несчастного, ходит гам по арбузам, как по головам. Это лошадь.

Всегда в тяжелые, роковые минуты жизни я становлюсь железным человеком. Внутри у меня все трепещет, вся боль моя и слезы, а внешне я — железный человек.

— Это жестоко, Игорь, — сказал я холодно и спокойно. — За что же ты меня так?

Барков бросился ко мне, но захлебнулся от волнения.

— Пойдем, Мишенька, — заплакала Ирина, — уедем отсюда. Какое право они имеют так тебя обижать?



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.