Глава третья. Дрожжи!

Глава третья

Дрожжи!

Лицо Лакки ничего не выказало, он даже глазом не моргнул.

– А подробнее? – попросил он.

Моррис, кажется, улыбнулся опять, но его рта не было видно за громадными усищами.

– Знаете, лучше не здесь, – мягко предложил он.

– Где?

– Погодите-ка, – Моррис взглянул на часы. – Через минуту начнется шоу. Это называется «танцы в морском мерцании».

– В морском мерцании?

– Ну да. Шар засветится зеленым цветом, начнется музыка, и все пойдут танцевать. А мы в это время незаметно улизнем.

– Вы говорите об этом так, словно нам что-то угрожает.

– Вам – угрожает, – вежливо сообщил Моррис. – Но не волнуйтесь, с того момента, как вы оказались в Афродите, наши люди не спускают с вас глаз.

Тут, словно бы из кристального шарика в центре стола, раздался радушный голос. Судя по тому, что остальные посетители повернулись к своим столам, так оно и было.

– Леди и джентльмены, – сообщил голос, – надеемся, обед не разочаровал вас. А теперь мы приглашаем всех в Зеленый Зал, где, чтобы доставить вам приятное, администрация подготовила всем магнетонные ритмы Тоба Тобиаса и его…

Голос говорил еще что-то, но последние слова были заглушены восторженными воплями собравшихся гостей, большинство которых только недавно прилетело с Земли. Свет разгорался ярче, шар аквариума под потолком стал ослепительно изумрудным, и морские ленты засияли чистым серебром. Оказывается, поверхность шара была граненой, и при вращении он разбрасывал по сторонам мягкие, почти гипнотизирующие цветные тени. Мощные звуки музыки неслись из множества небольших динамиков, установленных подле каждого инструмента. А сами инструменты представляли собой стержни разной высоты, играли на которых, умело изменяя магнитное поле вокруг стержня.

Посетители поднялись танцевать. Зашаркали ноги по паркету, над залом витали смешки и перешептывания. Моррис пригнулся к приятелям и дал знак следовать за ним.

Лакки и Бигмен молча отправились за Моррисом. Следом за ними двинулись мрачноватые фигуры, которые, казалось, материализовались из теней на портьерах. Охрана двигалась на почтительном расстоянии, но каждый, Лакки был уверен, сжимал в руке бластер. А как же еще? Венерианский Советник к происходящему относился крайне серьезно.

Лакки с одобрением оглядел апартаменты Морриса. Простенько, но со вкусом. В его кабинете забывалось, что сотней ярдов выше находится прозрачный купол, над которым – сотни ярдов перенасыщенного углекислым газом океана, а еще выше – сотни миль чужой, не пригодной для жизни атмосферы.

Особенно приятно удивила Лакки коллекция микрофильмов, заполнивших целый стеллаж в одном из углов комнаты.

– Вы биофизик, доктор Моррис? – спросил Лакки, автоматически переходя к профессиональному обращению.

– Да, – кивнул Моррис.

– В Академии я тоже делал курсовую работу по биофизике.

– Знаю, – кивнул Моррис еще раз, – читал. Неплохая работа. Кстати, я могу называть вас Дэвид?

– В общем, меня так зовут, – смешался землянин, – но обычно меня называют Лакки.

Бигмен тем временем добрался до фильмов, раскрутил одну пленку и поглядел на свет. Содрогнулся, поставил на место и воинственно заявил Моррису:

– Не очень-то вы на ученого смахиваете.

– Надеюсь, что нет, – ничуть не обиделся Моррис. – Так и надо.

Лакки знал, что тот имеет в виду. Теперь, когда наука насквозь пронизала общество и культуру, ученые не могли оставаться в лабораториях. Поэтому, собственно, и возник Совет Науки. Сначала Совет служил лишь совещательным органом с тем, чтобы консультировать правительство в тех вопросах галактической важности, когда лишь ученые обладали информацией, необходимой для принятия разумных решений. Но постепенно Совет стал расширять поле своей деятельности, пришлось заняться борьбой с преступностью и контрразведкой. Постепенно в ведение Совета переходили все новые каналы власти. И, надо думать, благодаря его усилиям, в один прекрасный день образуется что-то вроде Империи Млечного Пути, где люди, наконец, станут жить в мире и гармонии.

Так что Советники должны были выполнять множество дел, весьма далеких от занятий чистой наукой, и тут как раз лучше, если они не слишком походили на ученых, кем, несомненно, они оставались.

– Простите, доктор, не могли бы вы сообщить мне неизвестные подробности? – начал Лакки.

– А что вам рассказали на Земле?

– Ничего особенного. Только в общих чертах. Да и то я не слишком доверяю мнениям со стороны.

– Вот как? – довольно улыбнулся Моррис. – Это весьма редкое качество у людей из Центра. Обычно они присылают сюда своих агентов вроде Эванса, что те расскажут, так и есть.

– Ну или таких, как я, – счел необходимым заметить Лакки.

– Нет, ваш случай несколько иной. Мы знаем все о вашей прошлогодней работе на Марсе и многое из того, что вы осуществили только что на астероидах.

– Это, если бы вы были там вместе с ним, тогда бы могли считать, что знаете многое, – фыркнул Бигмен.

– Заткнись, Бигмен, – резко оборвал заметно покрасневший Лакки, – не до твоих россказней.

Они сидели в мягких и удобных креслах, привезенных, похоже, с Земли. Голоса звучали немного странно, с едва различимым эхом, и Лакки понял, в чем дело: такой звук возникает в помещении, которое изолировано и защищено от прослушивания.

Моррис достал сигареты и предложил остальным, но те отказались.

– Что вы знаете о Венере? – осведомился он.

– Чему в школе научили. Обычные вещи, – улыбнулся Лакки. – Вторая планета от Солнца, находится от него на расстоянии примерно в 67 миллионов миль. Самый близкий к Земле мир, удален от нее на 26 миллионов миль. Венера чуть меньше Земли, сила тяжести тут примерно пять шестых земной. Вокруг Солнца обращается за семь с половиной земных месяцев, день длиной примерно 36 часов. Температура на поверхности чуть выше чем средняя земная, но не слишком – из-за облаков. И из-за них же не приходится говорить о временах года. Планета окутана облаками, поверхность занята океаном, а тот покрыт водорослями. Атмосфера состоит из углекислого газа и азота, для дыхания непригодна. Хватит, доктор Моррис?

– Пять баллов, – кивнул биофизик. – Вот только спрашивал я не о планете, а о венерианском обществе.

– Ну, это сложнее. Конечно, я знаю, что люди живут тут в городах под куполами, выстроенных на океанском мелководье, и, судя по всему, венерианская жизнь куда более цивилизованная и утонченная по сравнению с марсианской, например.

– Эй! – предостерегающе вскричал Бигмен.

– Вы не согласны с приятелем? – Моррис повернулся к Бигмену.

– Ну, – запнулся тот, – он, наверное, прав, но все равно – не стоило об этом говорить.

Лакки улыбнулся и продолжил:

– Венера – планета весьма развитая. Полагаю, тут примерно пятьдесят городов с общим населением в 6 миллионов. Вы экспортируете сухие водоросли, которые, как мне сказали, прекрасное удобрение, и брикеты сублимированных дрожжей на корм скоту.

– Отлично, – прокомментировал Моррис. – Да, кстати, как вам понравился обед в Зеленом Зале?

– Очень понравился, – машинально ответил Лакки, несколько сбитый с толку резкой сменой темы. – А почему вы об этом спрашиваете?

– Сейчас поймете. Что вы ели?

– Точно не скажу, – задумался Лакки. – Это был комплекс. Кажется, мясной гуляш с каким-то изысканным соусом и овощи, насчет которых ничего не могу сказать. Фруктовый салат, кажется. Да, еще сначала – томатный суп.

– И медовые зернышки, – добавил Бигмен.

Моррис оглушительно расхохотался.

– Господа, вы ошибаетесь! Никакого салата, ни мяса, ни овощей, ни томатного супа! Даже – никакого кофе! Вы ели только одно. Дрожжи!

– Что?! – скривился Бигмен.

На мгновение опешил и Лакки.

– Вы это серьезно? – спросил он, сощурившись.

– Конечно. В Зеленом Зале кормят только этим. Но никогда не скажут, а то распугают всех землян, Погодите, они вас еще спросят, как вам понравилось то или иное блюдо, как его можно улучшить и всякое такое. Зеленый Зал – это что-то вроде специальной лаборатории.

Бигмен скривился окончательно.

– Это противозаконно, – прошипел он перекошенным ртом, – я на них управу найду! Буду жаловаться а Совет Науки. Они не имеют права пичкать меня всякой гадостью, не поставив предварительно в известность! Что я им, корова или, или…
[1] [2]