На поверхности планеты. Глава 54

На поверхности планеты

Глава 54

Юджиния Инсигна не находила себе места; ее переполняли мрачные предчувствия.

— Признаюсь, Зивер, после вашей экскурсии на самолете я ни одной ночи не могла спать спокойно, — сказала она таким голосом, который у женщины с менее твердым характером уже давно перешел бы в рыдания. — Разве этого полета до океана и назад для Марлены недостаточно? Тогда вы вернулись уже ночью! Почему ты не остановишь ее?

— Почему не остановлю? — медленно повторил Генарр, как бы раздумывая над ответом. — Юджиния, мы уже давно перешли ту границу, за которой еще могли бы остановить Марлену.

— Зивер, это просто смешно. С твоей стороны это даже нечестно. Ты прячешься за спиной Марлены, как будто она все знает и все может.

— А разве нет? Ты ее мать. Прикажи ей оставаться на станции.

Юджиния сжала губы.

— Ей уже пятнадцать лет. Я не хочу быть деспотом.

— Не лукавь. Ты бы с удовольствием стала настоящим семейным деспотом, но, как только ты попытаешься им стать, Марлена посмотрит на тебя своими странными ясными глазами и скажет примерно так: «Мама, тебе не дают покоя угрызения совести, потому что ты оставила меня без отца. Тебе кажется, что в наказание Вселенная хочет лишить тебя дочери. Это глупое суеверие».

— Зивер, ничего более дурацкого я в жизни не слышала, — поморщилась Юджиния. — Я не чувствую и не могу чувствовать никаких угрызений совести.

— Конечно, конечно. Это я сочинил для примера. Но Марлена ничего сочинять не будет. По тому, как согнется большой палец у тебя на левой руке, или как дернется твоя правая лопатка, или еще что-нибудь, она будет точно знать, что тебе не дает покоя. Мало того, она все расскажет тебе, и все окажется правдой, причем правдой настолько для тебя неприятной, что ты будешь думать только о том, как бы тебе оправдаться. Поэтому ты уступишь Марлене, только бы она не лезла еще глубже в твои мысли, в твою душу.

— Но с тобой-то такого не случалось.

— Почти не случалось, потому что Марлена любит меня, а я стараюсь быть с ней по возможности более дипломатичным. Но если я попытаюсь ее обмануть… Страшно подумать, во что она меня превратит. Послушай, Юджиния, мне все же удалось отложить нашу прогулку по планете. Похвали меня хотя бы за это. Марлена настаивала, чтобы мы вышли на поверхность Эритро сразу же после полета. А я сумел уговорить ее подождать до конца месяца.

— Как это тебе удалось?

— Уверяю тебя, с моей стороны это было чистейшей софистикой.

Сейчас декабрь. Я сказал Марлене, что через три недели будет Новый год, если, конечно, считать по земному календарю, и что я не знаю лучшего способа отметить начало 2237 года, как открыть новую эру в изучении и освоении Эритро. Ты знаешь, свое знакомство с планетой Марлена видит именно так — как начало новой эры. И это намного хуже.

— Почему хуже?

— Потому что ею движет не личный каприз; Марлена видит во всем этом нечто жизненно важное для всех роториан, а может быть, и для всего человечества. Ничто так не удовлетворяет самолюбие человека, как так называемый вклад в общее благосостояние. Этим можно оправдать любые поступки. Любой из нас — и я, и ты — прибегал к такому несложному объяснению. Но чаще всего этим приемом пользовался, конечно, Питт. Мне кажется, он убедил себя, что и дышит он только для того, чтобы обеспечивать углекислотой растения Ротора.

— Значит, ты сыграл на ее мании величия?

— Да. Во всяком случае теперь еще неделю мы можем посмотреть, остановит ли что-либо Марлену. Впрочем, должен сказать, что мне не удалось ее обмануть. Она согласилась, но при этом сказала: «Дядя Зивер, вы думаете, что, если вы задержите меня на станции, ваши шансы завоевать расположение моей мамы как-то повысятся? Я же вижу, что вы не придаете Новому году никакого значения».

— Ужасно грубо.

— Ужасно правильно, Юджиния. Впрочем, это одно и то же.

Юджиния отвела взгляд.

— Мое расположение. Что я могу сказать…

— Зачем что-то говорить? — перебил ее Зивер. — Ты знаешь, что прежде я любил тебя. Оказывается, с годами это чувство не проходит. Но это моя проблема. Ты меня никогда не обманывала, не давала мне права надеяться, а я не настолько глуп, чтобы не понять, когда говорят «нет». В сущности ты здесь ни при чем.

— Но ведь из-за меня у тебя не сложилась жизнь…

— Если ты понимаешь, это уже что-то. — Генарр натянуто улыбнулся.

— Это намного лучше, чем ничего.

Юджиния снова отвернулась и осмотрительно решила вернуться к разговору о дочери.

— Зивер, почему же Марлена согласилась, если она понимала твои мотивы?

— Возможно, тебе не понравится ее ответ, но я все же скажу.

Марлена ответила: «Хорошо, дядя Зивер, я подожду до Нового года, потому что, наверно, тогда мама будет довольна, а я на вашей стороне».

— Она так сказала?

— Пожалуйста, не сердись на нее. Не иначе, я очаровал ее своим остроумием, она думает, что делает тебе одолжение.

— Настоящая сваха, — заметила Юджиния со смешанным чувством раздражения и веселого удивления.

— Послушай, Юджиния. Вот какая мысль пришла мне в голову. Если бы тебе удалось заставить себя проявить интерес ко мне, мы смогли бы убедить Марлену делать все, что, по ее мнению, будет укреплять такой интерес. Есть только одно затруднение: этот интерес должен быть настоящим, иначе она сразу почувствует ложь. С другой стороны, если твой интерес будет неподдельным, Марлена решит, что незачем приносить жертвы — и так дело уже сделано. Ты понимаешь?

— Понимаю, — ответила Юджиния. — Если исключить Марлену, то твои планы стали бы поистине макиавеллевскими.

— Юджиния, ты вывела меня на чистую воду.

— Твои хитрости шиты белыми нитками. А почему бы тебе просто не запереть Марлену, а потом не отправить ее с первой ракетой на Ротор?

— Для этого, наверно, придется связать ее по рукам и ногам. Видишь ли, во-первых, я не думаю, что мы способны на подобное; во-вторых, я понимаю мечту девочки и тоже начинаю всерьез думать об освоении Эритро, о колонизации всей планеты.

— Значит, ты хочешь вдыхать вредные бактерии, поглощать их вместе с пищей и водой, — Юджиния брезгливо поморщилась.

— Ну и что? В какой-то мере бактерии попадают в наш организм и здесь — с воздухом, пищей или водой. Мы не можем сохранять станцию в совершенно стерильном состоянии. Кстати, на Роторе тоже есть бактерии, и они тоже попадают в организм человека с воздухом, пищей и водой.

— Да, но к роторианским бактериям человек привык. А здесь совсем чуждые человеку бактерии.

— Тем лучше. Если человек не адаптирован к этим бактериям, значит, и они не адаптированы к человеку. Значит, они не могут паразитировать в наших организмах, и, следовательно, они не более вредны, чем частицы пыли.

— Еще здесь есть чума.

— Вот это серьезное препятствие, даже если речь идет о такой простой вещи, как прогулка Марлены по планете. Конечно, мы примем все меры предосторожности.

— Какие же?

— Во-первых, на ней будет защитный костюм. Во-вторых, с ней пойду я. Я буду ее «канарейкой».

— Как это канарейкой?

— Столетия назад шахтеры, отправляясь в забой, брали с собой канареек — маленьких желтых птичек. Если воздух в забое опасно загрязнялся, сначала умирала канарейка: шахтеры таким путем узнавали о грозящей опасности и успевали выбраться из шахты. Другими словами, если в моем поведении появятся какие-либо странности, нас тотчас же доставят на станцию.

— А если сначала чума подействует на Марлену?

— Не думаю. Марлена уверена в своей невосприимчивости. Она повторяла это столько раз, что я начинаю верить ей.