Айзек Азимов. Зеленые пятна (1)

Однажды утром в 1948 году я прочел в "Нью-Йорк таймс", что издательство "Street Smith Publications" отказалось от выпуска литературных научно-фантастических журналов.

Поскольку "Поразительная научная фантастика" являлся одним из популярных журналов "Street Smith Publications", в глазах у меня потемнело. Не удивительно: в течение шести лет, с 1943 по 1948 годы включительно, я опубликовал тринадцать научно-фантастических рассказов, причем все до единого я продал "Поразительной фантастике". Все эти годы меня преследовала мысль, что на самом деле никакой я не писатель, а просто удачливый человек, натолкнувшийся на незанятый рынок сбыта, и если что-нибудь случится с "Поразительной" или с ее редактором мистером Кэмпбеллом, мне конец.

Я с трудом дочитал статью и лишь в самом конце (чуть ли не в примечании) обнаружил, что для "Поразительной фантастики" сделали исключение. Это был единственный журнал, который "Street Smith" решили оставить.

Приговор отложили, но мне по-прежнему было не по себе. С "Поразительной фантастикой" и мистером Кэмпбеллом может что-то случиться. (До сих пор, кстати, с журналом ничего не случилось! Прошло уже двадцать лет с того дня, как я прочитал напугавшую меня статью; "Поразительная фантастика" по-прежнему процветает, хотя у нее другой издатель, да и название изменили на "Аналог". А вот редактором работает все тот же неутомимый мистер Кэмпбелл.)

С 1949 по 1950-й я напечатал в "Поразительной" еще четыре рассказа, после чего наступил перерыв. В 1950 году неожиданно начал выходить новый журнал научной фантастики под энергичным руководством редактора Горация Л. Голда.

В период подготовки журнала мистер Голд напряженно искал оригинальные рассказы и поинтересовался, не могу ли я что-либо предложить. Я не был уверен, что мистеру Голду понравится моя писанина. К тому же я не знал, как я переживу отказ, который окончательно подтвердит, что никакой я не писатель, а так, автор одного редактора.

Как бы то ни было, мистер Голд настоял на своем. Я написал два рассказа, и он оба взял.

Полагаю, первый рассказ он принял под давлением обстоятельств; рассказ был запланирован на первый номер, который выходил в страшной спешке. Второй рассказ вышел во втором номере, другими словами, явной необходимости его покупать у редактора не было. Я воспринял его продажу как признание моего литературного дара. На этом длившиеся семь лет терзания и сомнения завершились. Перед вами именно второй мой рассказ.

И еще. Редактора жить не могут без того, чтобы не поменять название рассказа. Бог знает, что ими руководит! У некоторых редакторов получается лучше, у других - хуже. Мистер Голд представлял особый случай.

Я назвал этот рассказ "Зеленые пятна". Почему, вы поймете, когда дочитаете до конца. По непонятной причине название мистеру Голду не понравилось, и он заменил его на "Незаконнорожденный миссионер". Не понимаю, чем этот вариант мог прийтись по душе здравомыслящему человеку (разве что обилием удвоенных согласных).

Итак, пользуясь случаем, я меняю заголовок на первоначальный. Надеюсь, никто не упрекнет меня в поспешности. Я ждал этой возможности восемнадцать лет.

Он проскользнул на борт корабля. Десятки других остались ждать за энергетическим барьером, но он вовремя понял, что ожидание ни к чему не приведет. Улучил момент, когда барьер на пару минут забарахлил (что лишний раз продемонстрировало превосходство цельных организмов над живыми фрагментами), и проскочил.

Из оставшихся никто не сумел отреагировать так быстро и воспользоваться сбоем, но его это не волновало. Проскочил - и ладно.

Постепенно радость угасла, и навалилось одиночество. Ужасно плохо и неестественно, оказывается, отделиться от остальных цельных организмов и самому стать живым фрагментом. Как только эти пришельцы могут существовать отдельно друг от друга?

Он искренне посочувствовал пришельцам. Испытав на себе состояние фрагментации, он впервые ощутил невыносимое одиночество, которое внушало им такой ужас. Именно страх перед непреодолимой изоляцией и диктовал пришельцам их поступки. Что, как не безумный ужас, могло заставить их превратить огромную площадь диаметром в квадратную милю в раскаленный докрасна круг? В результате взрыва погибли даже организмы, обитающие на глубине десяти футов.

Он включил восприятие, жадно прислушался, позволяя мыслям пришельцев пропитать его сознание. Он наслаждался прикосновением чужой жизни. Придется ограничить эту радость. Нельзя забывать себя.

Но никакого вреда от слушания мыслей не бывает. Отдельные фрагменты на корабле мыслили довольно четко для таких примитивных и несовершенных созданий. Их мысли напоминали крошечные колокольчики...

– Я чувствую себя зараженным. Постоянно ощущаю грязь, - сказал Роджер Олден. - Понимаете, о чем я? Мою руки чуть ли не каждую минуту, но это не помогает.

Джерри Торн терпеть не мог драматичных заявлений и даже не взглянул в сторону Роджера. Корабль по-прежнему маневрировал в стратосфере планеты Сэйбрук, и Джерри предпочитал не отрываться от приборов.

– Не вижу причин для беспокойства. Ничего ведь не произошло.

– Надеюсь, что нет, - вздохнул Олден. - По крайней мере все скафандры оставили в шлюзовой камере для полной дезинфекции. И всех, кто выходил наружу, подвергли радиационному душу.

– Тогда чего ты нервничаешь?

– Не знаю. Барьер все-таки ломался.

– Понятно, что лучше бы ему не ломаться. Всегда что-то выходит из строя.

– Непонятно другое, - раздраженно сказал Олден. - Я ведь был там, когда это произошло. Барьер полетел во время моей смены. Не было никакой причины перегружать сеть. А оказалось, что к ней подключили совершенно постороннее оборудование. Совершенно.

– Бывает. Знаешь, какие у нас бестолковые люди.

– Непохоже. Я слышал, как Старик проводил расследование. Никто не смог объяснить, как такое могло случиться. От линии энергетического барьера запитали сварочные агрегаты, которые забирают на себя по две тысячи ватт. Причем всю прошлую неделю пользовались второй подстанцией. Почему они ни с того ни с сего перешли на эту, никто не знает.

– А ты знаешь?

– Нет, но я думаю, может, вся бригада оказалась... - Олден запнулся, подыскивая нужное слово, - загипнотизирована. Этими тварями.

Торн посмотрел Олдену прямо в глаза:

– Я бы не стал повторять эту версию. Барьер полетел всего на две минуты. Если бы хоть одна травинка просочилась на корабль, это бы в течение получаса засветилось на бактериальном уровне. Через несколько дней мы бы определили проникновение по колониям фруктовых мушек. Короче, к нашему возвращению это отразилось бы на хомяках, кроликах, может быть, козах. Ты усвой одно, Олден: ничего не случилось. Ничего.

Олден развернулся на каблуках и вышел из рубки. При этом его нога пронеслась в двух футах от лежащего в углу существа.

Он отключил центры восприятия, и чужие мысли потекли мимо. В любом случае эти живые куски не имеют большой ценности, поскольку непригодны для продолжения жизни. Даже как отдельные фрагменты, они были недоделаны и требовали завершения.

Теперь следующий тип живых кусков... эти уже совсем другие. С ними надо быть осторожнее. Искушение может оказаться непреодолимым, а ему нельзя выдать свое присутствие на борту корабля до тех пор, пока они не приземлятся на свою родную планету.

Он сосредоточился на других отсеках корабля, поражаясь разнообразию живых форм. Причем каждое существо, каким бы крошечным оно ни казалось, было самодостаточным. Он с трудом заставлял себя об этом думать, пока ему не стало невыносимо противно и не захотелось вернуться к нормальной жизни.

Как и следовало ожидать, мысли маленьких кусочков оказались несущественными и поверхностными. Извлечь из них было нечего, что лишний раз подчеркивало необходимость завершенности. Именно это задевало его острее всего.

Один живой кусочек сидел на корточках и перебирал лапками окружающую его сеточку. Мысли его были прозрачны, но ограничены. Главным образом они касались ломтика желтого фрукта, который поедал соседний фрагмент. Живой кусочек очень хотел получить этот ломтик. И лишь тонкая сеточка, разделяющая фрагменты, удерживала его от того, чтобы наброситься на соседа и отобрать желанную еду силой.

Он отключил восприятие, не в силах терпеть отвращение. Фрагменты соперничали из-за пищи!

Он попытался дотянуться до мирной гармонии родного дома, но их уже разделяло огромное расстояние. Он мог дотянуться только до пустоты, которая отсекла его от разума и здравого смысла.

На мгновение он затосковал даже по ощущению мертвой земли между барьером и кораблем. Прошлой ночью он ползком преодолел это расстояние. Участок был мертв, но даже по другую сторону барьера он все еще чувствовал успокаивающее дыхание организованной жизни родной планеты.

Он хорошо помнил сам момент проникновения на корабль. Когда открылся воздушный шлюз, у него едва не оторвались присоски. Потом он осторожно пробрался в помещение, стараясь не попасть под многочисленные ноги. Позже пришлось миновать еще один шлюз. И вот он лежит, сам превратившийся в живой фрагмент, неподвижный и незаметный.

Он осторожно подключил прием в прежней фокусировке. Сидящий на корточках кусок жизни яростно тянул за свою сеточку, по-прежнему стремясь к чужой еде, хотя из них двоих был менее голоден.

Ларсен сказал:

– Прекрати кормить эту сволочь. Она вовсе не голодна, просто взбесилась из-за того, что Тилли решилась поесть. Жадная обезьяна! Скорей бы домой, чтобы не видеть больше этих тварей.

Он погрозил старшей самке шимпанзе, и та возмущенно зашамкала в ответ.

– Хорошо, хорошо, - проворчал Ризо. - Тогда какого черта мы тут околачиваемся? Время кормежки закончилось. Пошли.
[1] [2] [3] [4]