Что является пробным камнем истины?
Что является пробным камнем истины?
Зимой 1664/65 года Спиноза гостил у сестры Симона Иостена де Вриса в Южной Голландии, неподалеку от города Схидама, в селе «Де Лонге Богарт» («Длинный фруктовый сад»).
И здесь Спиноза не мог жить уединенно, в декабре 1664 года он получил письмо из Додрехта, которое послужило началом любопытной полемики, вызванной появлением в свет «Основ философии Декарта». Автором письма оказался Виллем ван Блейенберг, торговец хлебом, который не прочь был поупражняться в философическом сочинительстве. В 1663 году он выпустил книжку под названием «Защита теологии против взглядов атеистов», о чем он пока что умалчивал представляясь «Славнейшему мужу Б. Д. С.».
В своем письме Блейенберг сообщает Спинозе о своем знакомстве с его «Основами» и «о том наслаждении», которое они ему доставили. Однако торговец хлебом обеспокоен тем, что автор «Основ», как ему кажется, умаляет значение бога и священного писания. В конце своего обращения Блейенберг клянется. «Верьте, дорогой господин, что в вопросах моих мною руководит одно только бескорыстное стремление к истине: я свободен, не завишу ни от какой профессии, получаю средства к существованию от честной торговли, а остающееся от дел время посвящаю философии».
Это «поборник истины», тщательно скрывший от Спинозы, что он в своих писаниях третирует свободомыслие и подлинные поиски правды, что он раб религиозных предрассудков и ничего общего с философией не имеет. Знай об этом Спиноза, он, разумеется безоговорочно отклонил бы предложенное содружество «в поисках истины». Автор «Основ» поверил в искренность торговца хлебом и принял его протянутую руку. «Так как, — ответил ему Спиноза, — и мои стремления направлены к постижению истины, то я чувствую себя обязанным не только исполнить Вашу просьбу, то есть отвечать по мере сил моего интеллекта на те вопросы, которые Вы мне прислали и в дальнейшем собираетесь присылать, но и сделать со своей стороны все, что только может способствовать нашему более близкому знакомству и установлению искренней дружбы между нами».
Блейенберг хвастался «свободой», обеспеченной торговлей. Спиноза же говорил своему новому корреспонденту, что из всех благ он выше всего ценит дружбу с людьми, искренне любящими истину, «ибо, — писал он, — я думаю, что в мире, стоящем вне нашей власти, нет ничего, что мы могли бы любить столь безмятежно, как такого рода людей. Разорвать подобную любовь, основанную на любви и познании истины, так же невозможно, как невозможно отказать в признании какой-нибудь истины, раз она усмотрена нами. Кроме того, такая любовь есть самое высокое и самое приятное из всего, что стоит вне нашей собственной власти, ибо ничто, кроме истины, не может соединить такой глубокой связью различные чувства и умы различных людей».
Оговорив, таким образом, принципиальные основы дружбы, чтобы хорошенько выровнять дорогу и устранить все возможные недоразумения, Спиноза переходит к ответам на вопрос. Во-первых, священное писание написано людьми, и все в нем приспособлено для понимания простого народа. Во-вторых, библейские пророки говорят от имени бога, которого они изобразили в виде царя и законодателя. «И все свои слова и выражения они сообразовали скорее с этой притчей, чем с истиной. Сам бог постоянно изображается наподобие человека — то гневным, то сжалившимся, то желающим чего-нибудь в будущем, то охваченным ревностью и подозрением, наконец, даже обманутым дьяволом». Так что философы и вообще разумные люди не могут считать Библию боговдохновенной и «не должны смущаться» ее содержанием. В-третьих, человек — неотъемлемая часть природы. Все поступки и действия человека, его страсти и аффекты, стремления и желания должны находить естественное объяснение. Поэтому следует отклонить такие понятия, как грех, праведник, нечестивец, и прочие богословские выдумки, о которых Блейенберг распространяется в первом своем письме. «И я не только говорю, — пишет ему Спиноза, — что грехи не являются чем-то положительным, но утверждаю, что, только выражаясь свойственным людям образом (humano more), мы можем говорить о наших прегрешениях перед богом и оскорблениях, которые мы ему причиняем».
Блейенберг в ответном письме сбрасывает с себя маску правдоискателя и открыто заявляет «Славнейшему мужу Б. Д. С.»: «Считаю, нужным предварить Вас, что я имею два общих правила, которых стараюсь постоянно придерживаться в моих философских занятиях. Первое правило — это ясное и отчетливое понятие моего интеллекта, второе — божественное слово откровения или воля божия. Следуя первому правилу, я стараюсь быть любителем истины, следуя же и тому и другому вместе, я стараюсь быть христианским философом». Блейенберг уточняет: «Если после долгого исследования оказалось бы, что мое естественное познание противоречит откровению или вообще не вполне согласуется с ним, то слово божие имеет в моих глазах такое авторитетное значение, что я скорее заподозрю мои понятия и представления, сколь ясными они бы ни казались мне, чем поставлю их выше и против той истины, которую я считаю предписанной мне в священном писании»,
Спинозе все стало ясно. В своем ответе он писал; «Когда я читал первое Ваше письмо, мне казалось, что мы почти согласны в наших воззрениях. Но из второго письма... я увидел, что дело обстоит далека не так и что мы расходимся не только в том, что составляет более отдаленные выводы из первых принципов, но и в самих этих первых принципах... Я вижу, что никакое доказательство, как бы прочно оно ни было установлено согласно законам доказательства, не имеет для Вас никакого значения, раз оно не согласуется с тем толкованием, которое Вы сами или знакомые Вам теологи придают священному писанию».
Расхождения принципиальные. «Христианский философ» Блейенберг — теолог. Он вне науки и философии. Мыслить не его удел. «Слово божие» — его идол. Не сметь возвыситься над священным писанием! В нем вся мудрость мира! Окрик, знакомый Спинозе с детства. И все же философ проявил великую терпимость учителя. Пробный камень истины не теология, а разум. Разум суеверен. Он вне зависимости от «божественных слов». Разум не знает границ, он свободен, он всесилен. «Поймите же, Блейенберг, — пишет Спиноза, — что возвышенные умозрения весьма мало касаются священного писания. Признаюсь, я не приписываю священному писанию того рода истины, которые оно должно заключать в себе согласно Вашей вере. Я более чем кто-либо остерегаюсь присочинять ему какие-нибудь ребяческие и нелепые мнения, а это доступно только тому, кто хорошо понимает философию. Поэтому, — заключает Спиноза, — меня весьма мало трогают те толкования, которые даются священному писанию вульгарными теологами, в особенности если это толкования такого рода, которые понимают писание согласно букве и внешнему смыслу».
Уже в амстердамском обществе коллегиантов, в доме Корнелиуса Мормана Спиноза подверг рационалистической критике отдельные поучения и догматы Библии. Мысль его часто возвращалась к так называемому священному писанию. Ведь именем Библии преследовали науку и философию, стремление человеческого духа к свободному, научному познанию законов объективного мира. Полемика с Блейенбергом лишний раз убедила философа, что свободный путь к истине будет открыт только после того, как история Библии, смысл проповедей и характер ее поучений получат научное освещение.
В конце 1664 или в начале 1665 года Спиноза уже собирает материал, необходимый для всестороннего исследования содержания библейских книг. Работа сложная. Надо будет окунуться в древнюю историю, рассмотреть народные мифы и легенды, сказания и притчи, религиозные поучения и благочестивые проповеди. Библия перед судом интеллекта! Теологи (одни ли теологи!) ополчатся, поднимут крик. Но Спинозе не уйти от ее разрешения.
Немедленно приступить к ней, однако, он не смог, не хотел. Ум был занят другим. Он шлифовал, как казалось тогда Спинозе, последние положения «Этики». Оторваться от этого было невозможно. Но политическая жизнь страны внесла свои коррективы в его планы.