ГЛАВА 15

ГЛАВА 15

Следующее звено в цепи открытий явилось самым сенсационным из всех до того времени сделанных, хотя оно станет достоянием общественности Швеции — казалось, единственной страны в мире, граждан которой судьба Валленберга еще волновала, — только через четыре с половиной года.

В январе 1961 года профессор Нанна Сварц, известный специалист из Каролинской больницы [63], отправилась в Москву, как и много раз до этого, на научную медицинскую конференцию. На конференции она встречалась с несколькими видными советскими коллегами, в том числе с профессором Александром Мясниковым. Коллеги встречались и прежде, не только в Москве, и довольно часто обсуждали вопросы, зачастую сугубо специального характера, на немецком языке.

27 января в кабинете у Мясникова профессор Сварц и принимавший ее хозяин обсуждали ход конференции, различные направления исследований и прочие медицинские темы. Затем профессор Сварц направила разговор в другое русло:

«Я попросила его извинить меня, но мне хотелось бы поговорить с ним о деле, очень близком моему сердцу, как и сердцам всех шведов. Я описала ему историю Рауля Валленберга и спросила, не знает ли он чего-нибудь об этом человеке, на что он утвердительно кивнул головой.

Тогда я спросила, не посоветует ли он мне, что нужно сделать, чтобы узнать, где находится Валленберг. Я сказала ему, что мы в Швеции получили информацию, свидетельствовавшую о том, что всего два года назад Валленберг еще был жив, а одному из его родственников сообщали даже, что он жив до сих пор . И тут мой собеседник вдруг сказал, что он про эту историю знает и что лицо, о котором я спрашиваю, находится сейчас в очень неважном состоянии. Он спросил меня, чего я добиваюсь, и я ответила ему, что самое главное — это вернуть Валленберга домой в любом его состоянии. Мой собеседник сказал тогда, понизив голос, что лицо, о котором я спрашиваю, находится в психиатрической клинике».

Профессор Сварц была ошеломлена этим известием. Она понимала, что находится на пороге разрешения тайны, беспокоившей и тревожившей ее страну в течение шестнадцати лет. Она могла освободить человека, давно уже ставшего для ее страны легендой, и поэтому заметно разволновалась. Как свидетельствует ее рассказ о происшедшем шведским правительственным чиновникам, профессор Мясников попросил ее подождать в том же кабинете, пока он не приведет одного своего коллегу для консультаций. Через некоторое время он вернулся с русским ученым (имя этого человека так и не было названо), который остался в кабинете, в то время как Мясников из него вышел.

«Его коллега сел напротив, лицом ко мне. Я спросила его, сообщили ли ему, о чем идет речь, и он подтвердил, что это было действительно так. Он попросил внятно рассказать ему, где служил Валленберг, и написать его имя на листке бумаги. Тогда я написала: атташе Рауль Валленберг.

Я сказала ему, что мать Валленберга — одна из моих пациенток и что она чувствовала бы себя много лучше и обрела бы душевное спокойствие, если бы знала правду. Не важно, насколько серьезно болен был ее сын, — для нее и для всей Швеции было бы благословением, если бы он получил возможность лечиться на родине. Я спросила его, не поможет ли он нам, и он ответил, что сделает все, что в его силах. Я сказала ему, что вся шведская нация была бы благодарна Советскому Союзу, если бы Валленбергу разрешили вернуться домой, пусть даже серьезно больному, физически или душевно. Наше правительство принимает в его деле большое участие».

Д-р Сварц упомянула, что она лично знает заместителя министра иностранных дел Семенова, с которым познакомилась во время его приезда в Швецию. Ее русский коллега посоветовал ей обратиться прямо к нему. «Я далее спросила коллегу, не считает ли он возможным, чтобы я как лечащий врач могла увезти с собой Валленберга домой. Он не исключал — «если он по-прежнему жив» — возможности передачи больного мне, но сказал, что сначала я должна обговорить все с Семеновым». Д-р Сварц поспешила обратно в свою гостиницу, узнала, связавшись с посольством, номер телефона Семенова и позвонила ему, но секретарь ответила, что Семенов находится за границей. В тот вечер на конференции давался банкет. Отыскав на нем своего советского коллегу, посоветовавшего ей обратиться к Семенову, д-р Сварц, спросила его: если Семенов находится за границей, уместно ли будет обратиться к нему в письменной форме? Коллега посчитал, что это было бы самым лучшим выходом из положения. «Коллега сказал мне, что после того, как я ушла от них, они обсудили положение вместе… (и) оба пришли к одному и тому же выводу, что возможная передача упомянутого лица должна производиться по дипломатическим каналам…»

Через несколько дней после возвращения в Стокгольм д-р Сварц позвонила домой премьер-министру Таге Эрландеру, которого она хорошо знала. Как только тот услышал от нее рассказ о том, что произошло в Москве, он тут же попросил ее приехать к нему в резиденцию и вызвал одновременно министра иностранных дел Ундена.

О реакции Ундена на удивительный рассказ д-ра Сварц можно только гадать; реакция Эрландера известна. Полностью доверяя Сварц и не теряя времени, он написал личное послание Хрущеву, которое было доставлено советскому партийному боссу 9 февраля послом Сульманом. Экивоков в письме не было:

«Хочу проинформировать вас, что шведский врач профессор Нанна Сварц, побывавшая в Москве в конце января 1961 года, проинформировала меня о том… что Валленберг был в это время жив и находился в качестве пациента в одной московской психиатрической клинике. Состояние его здоровья неудовлетворительное. Г-жа Сварц получила эти сведения от видного, известного в международных кругах представителя советской медицинской науки.

Мы с министром иностранных дел Унденом обсудили вопрос о том, как наилучшим образом перевезти Валленберга в Швецию. Мы считаем, что самым лучшим решением в данном случае был бы приезд в Москву шведского врача, который мог бы обсудить со своими советскими коллегами средства транспортировки больного, медицинский уход за ним и пр.».

Можно простить преисполненной возбуждением г-же Сварц ее наивную веру в то, что в следующий раз она отправится в Москву за Раулем Валленбергом, чтобы доставить его домой. Пока она и Эрландер дожидались ответа от Хрущева, она написала письмо Мясникову с выражением надежды, что вскоре встретится с ним, и еще одно письмо — заместителю министра иностранных дел Семенову, в котором спрашивала, далеко ли продвинулось расследование относительно Валленберга и каким образом лучше всего было бы доставить его домой.

Вскоре она получила письмо от Мясникова. Он писал, что с радостью встретится с ней в Москве. Через месяц — так и не получив ответа ни от Хрущева, ни от Семенова — профессор Сварц снова отправилась в советскую столицу, где сразу же пошла к Мясникову. Во время первого их разговора, при котором присутствовал еще один советский ученый, она спросила Мясникова, не может ли она посетить Валленберга в больнице?

«Он ответил, что вопрос о Валленберге должен решаться в высших инстанциях, добавив: «Если он только не умер». Я парировала в ответ, что тогда он, должно быть, умер совсем недавно».

Профессор Сварц почувствовала, что что-то идет не так и дело развивается в неблагоприятном направлении, и ее опасения лишь возросли, когда при следующей встрече с Мясниковом, происходившей без присутствия третьих лиц, он сказал, что ей не следовало передавать властям содержание их январского разговора.

«Он не отрицал того, что сам разговор имел место, но сказал, что из-за его плохого владения немецким языком мы совсем друг друга не поняли, теперь же он утверждал, что о деле Валленберга ничего не знает. Он сказал мне, что его вызывали к самому Хрущеву, который о нашем разговоре знал и пребывал по этому поводу в большом гневе» [64].
[1] [2]