20.4.1944
20.4.1944
Начался еще один день, обычный день в ряду похожих друг на друга печальных дней.
И не радует нас яркое солнце, заглядывающее в окна сквозь густые ветви деревьев, окутавших зеленым покрывалом дом.
Нам теперь еще тяжелее: Бронек, Галина и Юрек ушли в другое место, и мы остались вдвоем: Грайек и я.
А кончился этот день совсем не так, как начался, и не как другие дни.
Уже стемнело. Мы сидели, углубившись в чтение, вдруг кто-то рванул крышку погреба, и грубый женский голос выкрикивал: "Жиды, выходите, не бойтесь". Это было так неожиданно, что мы совсем растерялись. Вот и настало то самое страшное, чего мы боялись с той минуты, как пришли сюда.
Нет смысла прятаться. Надо выходить. Сверху доносился еще голос мужчины, тоже незнакомый. А в доме шум, крики, ругань. И незнакомые люди: женщина среднего роста смотрит сердитыми, пронизывающими глазами, высокий мужчина в военной шинели. Оба ругают наших хозяев последними словами. А в углу молча стоит наша новая "приятельница" еврейка, и ей тоже достается от гостей.
С нашим появлением "беседа" прекратилась. Хозяин старается успокоить нас, он представляет нам гостей: супруги Квятковские.
Сколько мы слышали о них, как боялись их, а теперь они здесь. Присутствие еврейки-вымогательницы лишь усиливает наше беспокойство: нет сомнения, банда решила с ее помощью покончить с нами. Маска упала с ее лица. Напрасно тратили мы деньги, помогая ей. Вся эта ссора не более, как притворство.
Вдруг Квятковский исчез. Стефан тут же бросился вслед, хозяйка не замедлила выскочить за ними. Во дворе - перепалка. Стефан не отпускает Квятковского. Тот все твердит, что идет за папиросами. Хозяйка уговаривает Стефана вернуться в дом: Квятковский не сделает ничего плохого, она даже пытается растолковать ему, что и шинель то у него не военная, это форма рабочих газовой компании.
Стефан вернулся. Пробуем заговорить с пани Квятковской, выяснить, какова причина этого шумного визита. Но нас больше волнует исчезновение Квятковского: вернется с папиросами или приведет немцев?
Минут через десять он вернулся и швырнул на стол пачку папирос, угощает нас.
Наконец мы начинаем понимать, что взбаламутило это болото. "Наша" еврейка рассказала Квятковским, что евреи, скрывающиеся у Викты, знают о делах этой шайки, шантажировавшей евреев. Квятковские боятся, что подполье, с которым мы связаны, тоже узнает об этом, и тогда им несдобровать.
Квятковские злятся на своих "компаньонов"- Викту и "нашу" еврейку, которые свалили всю вину на них, Квятковских. Они, оказывается, пришли, чтобы задобрить нас и доказать свою лояльность, а заодно выяснить, кто их "продал".
Следствие вылилось в ссору, и дело дошло до драки. Видно было, что выяснение отношений с сообщниками для них все-таки не столь важно: пан и пани Квятковские из кожи лезут, чтобы завоевать наше расположение. Мы нагнали на них страху, и им дозарезу надо освободиться от него. Мы пошли на мировую. Дело кончилось крепкой выпивкой и закуской. Пьяные, они рассказали нам то, что, будучи трезвыми, скрывали бы.
Квятковские вспомнили, что пора уходить, когда настал уже комендантский час. На всех "спальных мест" не хватало, и потому пьянка продолжалось до утра.
Все хорошо, что хорошо кончается: мы расстались друзьями с теми, кого сначала так боялись.
Теперь и наши хозяева, и Квятковские обеспокоены только одним: а что, если мы попадемся не по их вине, как они оправдаются? И они обещают беречь нашу тайну строго-настрого.
Мы спустились в подвал успокоенные. Легче стало на сердце.