ДНЕВНИК СОБЫТИЙ 1944-45 г

[1] [2] [3] [4]

1 декабря.

За эти дни произошло несколько событий. Кризис в «Известиях», наконец, разрешился: туда назначен несколько дней назад Ильичев. Страшно доволен. В «Известиях» им тоже довольны. В остальном там перемен пока нет — работает комиссия ЦК. Понемножку улучшает газету, завел крупный отдел на 2-ой полосе «Советское строительство», дает всякие мелочи, оживляет газету.

На днях подняли архив за этот год, достали 600 статей, 100 из них годны — либо авторы, либо темы, либо целиком.

У нас место Ильичева пока пустует. Поспелов все вздыхает о нем. В кабинете Ильичева сидит пока Сиротин, но всех предупреждает, что он заменяет его лишь территориально. Строятся различные догадки. Видимо, вместо одного Ильичева будут два человека — замредактора и секретарь редакции.

Ровинский послан в ОГИЗ, заместителем П.Ф. Юдина, видимо — вторым, т. к. первым там — Алеша Назаров.

В отделе без перемен. Заболел лишь Яхлаков — обострение порока сердца. Выбыл на 2–3 месяца.

Я почти целиком устранился (самоустранился) от оргработы. Чего я буду отвечать за эту лавку, не имея никаких прав. Пусть занимается этим Золин, там паче, что он крайне ревниво относится ко всякой попытке вмешаться в его прерогативы «первого зама».

Я договорился с редактором и генералом о том, что я — «зам по статьям».

Заказал большую статью о действии танков. Получилось пышно, хотя статьи еще нет. Я позвонил Главному маршалу бронетанковых войск Федоренко и просил заказать как-нибудь такую статью. Хорошо. Он поручил это нач. штаба генерал-майору Маркову, а консультацию — маршалу Ротмистрову. Тот написал, Ротмистрову не понравилось. Передели. Ротмистров заново написал половину. Вчера я был у него. Он очень походит на вои портреты — невысокого роста, в больших очках, лицо — сельского учителя, преподавателя географии, но никак не полководца. Маленькие усики, добрые внимательные глаза, в разговоре большая предупредительность, наклоняется к собеседнику. Он сказал, что дал статью на просмотр Федоренко, маршалу Коробкову и члену Военного Совета генерал-полковнику Бирюкову.

А потом я увижу, что статья нам не годится?!

Уже несколько дней по всей Москве во всех жилых домах выключают свет с 8–9 до 5 ч. вечера. Херово, тем паче, что у многих газ не горит. Встаю, есть нечего, чаю нет. Бррр!

На улице — мокреть, снег выпадает, тает. Только сегодня подморозило, минус 15.

6 декабря.

Погода крепчает — минус 20, сильный ветер. Облачно, солнца не видел, пожалуй, с лета. Авиация не ходит.

Кокки до сих пор не смог вылететь в Куйбышев.

Приехал Мартын Мержанов из Восточной Пруссии. Стоим на прежних местах, только Гольдан немцы забрали обратно. Самое большое удаления (вклинивание) 20 км. Вся занятая территория простреливается немцами и держится под огнем.

Мартын рассказывает, как он туда ездил несколько раз и честно признается, что это скучное занятие.

Впрочем, Мих. Брагин, вернувшись с 1-го Прибалтийского, считает обыкновенный артобстрел сравнительно безобидным занятием. «Вот огонь корабельной артиллерии — это вещь!» — говорит он с уважением.

Брагин шел в прорыв к морю с танками Вольского и на берегу попал под огонь с кораблей. УХ! Он рассказывает, что в штабе фронта ночевал вместе с одним старым седым генералом из СибВО, приехавшим впервые за войну посмотреть на нее. Утром они выехали на передний край и через два часа генерала убило во время артналета. Вся жизнь и два часа!

Мартын говорит, что в занятых немецких городах и селах не видел ни одного немца, все уходят — бросают все и уходят. Ходят слухи, что в каком-то селе остался один старик, да и тот швырял гранату. Танкисты Бурдейного с обхода зашли в Гольдан и поэтому застали население. Так старики, женщины, дети стреляли по танкам из ружей и револьверов. Вот звериная ненависть! Тяжело будет идти по этой сволочной стране.

Из Венгрии прилетел Яша Рюмкин. Летел четверо суток. Рассказывает, что венгры необычайно подобострастны из боязни. Живут гораздо беднее румын, одеты плохо. Города сильно разбиты. В деревнях — мазанки под черепицей. Из-за угла не стреляют. Наши вторые эшелоны ведут себя вольготно.

Был он в Бухаресте. Там все по-прежнему. Магазины полны. Но харч сильно подорожал. В городах Румынии демонстрации. Вообще, судя по газетам, сейчас во всей Европе — правительственные кризисы: в Иране, Греции, Бельгии, Румынии, Италии, Голландии, Польше. Наши поляки требуют преобразования комитета во Временное Правительство.

Позавчера был у Мержановых. Встретил там Леньку Кудреватых — военкора «Известий». Рассказал любопытную вещь. Его приятель был в Саратове. В столовой смотрит: сидит человек с квадратной головой. Вспомнил, что очень походит на памятник («бегемот») Александру III в Ленинграде. Оказалось — сын. Император был в Саратове. Прислуживала подавальщица. Поставил. Родился сын. Сообщили. Приказал воспитывать за счет губернаторства, дать образование. Сейчас он профессор, заслуженный деятель науки.

Там же живет сестра Николая II — Ирина Александровна. Во номер, если только — не треп!

7 декабря.

Новостей нет. В редакции тихо, холодно. Дома — голодновато, несмотря на то, что я получаю усиленный харч: рабочую карточку, обед литер «А» (сухпай), ужин, абонемент и какую-то долю кремлевского пайка с базы № 208. Тем не менее, утром, как правило, я ем картошку (часто на растительном масле), лишь изредка — кусочек, грамм в 20–30, колбасы или сыра; обед — щи и картошка, редко-редко мясной, ужин — в редакции (обычно — котлета, макароны, чай, иногда — кусочек масла); этот ужин — наиболее значительная еда.

Домашние питаются так же, за исключением этого ужина.

Паек кремлевской базы нам дают вместе с ужином, ежедневно. Кладут обычно: ломтик колбасы, кусочек рыбы или чайную ложечку икры, кусочек сыра или масла, 2–3 куска сахара или пару конфет, 200 гр. хлеба. Приношу это домой детям. Если прихожу в 5–6 утра, Валерка просыпается и спрашивает: «Папа, что ты принес?». Если он спит — кладу пакетик в столовой, он утром съедает конфетку и часть икры, оставляя вторую «часть» — Славке, колбасу Зине, а сыр — мне на завтрак. Трогательно, но устало.

Вот и сейчас. Позавтракал. Съел сыр, картошки. В желудке пустовато. В 8 приду обедать: щи, картошка. У-ух!

12 декабря.

Сегодня в 5 ч. утра умер Володя Хандрос. У него была закупорка вен и износ аорты. Был в больнице Боткина, после полтора месяца в санатории. Три дня назад был в редакции, шутил, собирался скоро работать.

В час ночи почувствовал боли, в 3 ч. разбудил жену, вызвали неотложку, впрыснули камфару, нитроглицерин, туром врач хотел отправить в больницу. Повернулся на бок и сразу умер. До последней минуты был в сознании, говорил, как обычно — почти шутил.

Завтра хороним.

Маловато нас остается могикан.

В Бухаресте, когда мы узнали о гибели Паши Трошкина, Константин Симонов прочел свои стихи «Чаша круговая». Фаталистические. И смысл: теснее становится круг и быстрее ходит чаша смерти.

15 декабря.

Приближается 65-летие т. Сталина Но до сих пор неизвестно, будем ли отмечать. В порядке подготовки я предложил Поспелову сделать статью Папанина «Сталин и освоение Арктики». Он согласился.

Вчера нач. ПУ ГУСМП Новиков привез мне рукопись сборника «Встречи полярников с т. Сталиным», подготовленного ими к печати в 1940-41 г.г., но не выпущенного. Я до 6 утра читал. Исключительно интересно. Там воспоминания Молокова, Водопьянова, Воронина, Орлова, Головина и др. Особенно драматичен рассказ Легздина — гибель «Руслана», травля Легздина и буквально спасение его Сталиным. Очень интересны воспоминания Шевелева, Воронина, Шмидта.

Был вчера вечером у меня подполковник Гончаренко, замполит 10-ой гвардейской транспортной дивизии ГВФ. Рассказал, что делает их дивизия потрясающий материал. Полеты в тыл, работа с итальянских баз, полеты в Америку, полеты в Югославию и т. д. За последние пять месяцев не потеряли ни одного самолета. 21-го там будут вручать гвардейское знамя, зовет меня. Обязательно поеду.

Рассказал несколько забавных штрихов. Наши летают в Стокгольм. И вот, на аэродроме, стоят рядом наши самолеты и немецкие. Нейтралы!

Летел сюда из английских владений, года полтора назад, г. Бенеш. На аэродроме — два самолета: английский и наш. Он выбрал английский. Наш пришел на несколько дней раньше, англичанин возвращался из-за непогоды, блудил. Пора улетать из Москвы, г. Бенеш просит: нельзя ли с тем русским летчиком?

Во время пребывания Черчилля в Москве ежедневно ходили два «Москито» в Англию — почта, газеты. И каждый раз — разные летчики: англичане, канадцы, австралийцы. «Зачем вам, удобнее одним экипажем, знают трассу и проч.?» «Видите ли, у нас так много летчиков хотят посмотреть СССР». Гм.

В Бари англичане нагрузили грузовик сверх нормы и сунули под крыло нашему самолету. Вышел из строя. Там же два «Мустанга» сбили «Ли-2». Извинений — гора!

Мороз все время 22–26 градусов. Мерзнем! В редакции холодина, сидим в шинелях, пальто. Дома, по постановлению Моссовета, выключают свет с 9 утра до 5 ч. дня. Газ не действует, плитки молчат. Даже чаю нет. Ух. Ладно, что я обычно просыпаюсь в 4:30 дня — к свету и плиточному чаю.

Читаю «Войну и мир». Хорошо, вкусно.

19 декабря.

Морозы держатся. 20-26о. Ясно. Холодно. Холодно и дома. В Москве очень плохо с топливом. Кое-где уже перестали топить и выключают отопительную систему. Так сделали в доме на Арбате, где живет Гольденберг, в доме на Садово-Зубовской, где живет Хавинсон. Сейчас у них минус 2о. В редакции топят еле-еле, сидим одетые.

Звонила секретарь Водопьянова. Сказала, что он обижается — лежал в госпитале, не навестил. Сейчас выздоровел, пишет роман. Хотел вы видеть, посоветоваться.

Вечером был Кокки. Сидел часа два: рассказывал всякие летные истории. Долго возились с Яшей Моисеевым. Решили сдать в отставку — будет первый генерал в отставке. Тоже своего рода почет!

20 декабря.

Утром позвонил Байдуков — приехал с фронта. Я покатил к нему. Такой же, как был, только немного облысел спереди, да на макушке лысина стала покрупнее. И завел усики! Смешные, рыжие, небольшие. И покручивает.

— Пижон! — сказал я.

— Скажите ему, чтобы снял, — говорит Женя. — Видеть не могу, хотя вообще мне с его усами спокойнее, ни одна девка не польстится.

Просидел я у него часа четыре. Сейчас он командует штурмовым корпусом на 2-м Белорусском. «Женили» его на корпус без него. В конце прошлого года он приехал из-под Фастова в Москву, дивизию свою оставил в Фастове. Жил тут двадцать дней. Тихо. А тем временем изготовили и дали на подпись Хозяину приказ о корпусе. А ему еще в 1942 г. предлагали корпус, но он наотрез отказывался. Тут тоже начал было брыкаться — некуда, приказ подписан. Ну и сел.

Работой доволен очень. Жалуется только на потери. В основном — от зениток. Авиации у немцев мало. На три Белорусских фронта — 1200 самолетов, летают редко. Белосток, например, не бомбили уже 4 месяца. Только недавно начали изредка ходить ночами. Чаще — сбрасывают диверсантов. По 10–15 человек. В основном — русские, обучавшиеся в особых школах. взрывчатка — в форме кусков каменного угля. Подбрасывают в уголь, а там в топку — и взрыв. Парашюты стали черные.

Новых самолетов нет. «Фоке-Вульфы» применяют, как бомбардировщики. Берет либо мелочь (по войскам), либо до 250 килограммовой. Делают один заход с ходу. Вообще же авиацию почти не выпускают.

— Почему?

— Я думаю, держат в резерве. Во-вторых — мало горючего. А бензин — в резерве, «НЗ». По данным пленных в Германии создан полуторалетний запас горючего, хотя Варга ваш давно его кончил.

Говорит, что немецкая оборона очень крепка. Траншеи, огонь, мины, минируются не только впереди, но и бруствер, и пространство между траншеями, и часть их, незанятая солдатами. Много огня. На километр — 50 пушек всех видов. Учили уроки!

— Какой век летчиков?

— В среднем — 20–30 штурмовок. Смертники!
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.