ДНЕВНИК СОБЫТИЙ 1939–1940 г (3)
[1] [2] [3] [4]— Ну, пойдем обедать, — говорит В.С. — У меня дома огурчики из деревни — самые чудесные.
— Ты где отдыхал?
— На даче, под Москвой. Физическим трудом занимался, ходил много.
— Полетим, а, Василий Сергеевич?
— Что ты! Мне сейчас без разрешения на 100 км. от Москвы отлететь нельзя (с грустью). Долетался Молоков!
— А как с твоей книжкой?
— Не знаю. Вот все мечтаю — отделаться от этих дел, взять рукопись и засесть за нее.
Он молчаливо намекает на мою помощь. Я молчу. Некогда.
— Ну, пойдем. Сейчас 10 часов, а мне завтра сюда к 8.
— А что?
— Лекция по истории партии.
— Выкраиваешь все-таки время?
— А что тут хитрого: встал пораньше — вот и все.
Сошли. На улице — дождь, слякоть.
— А где твоя машина?
— Машина? Я вечером всегда пешком домой хожу. А то на свежем воздухе совсем не бываю.
От Молокова я зашел к ГУСМП (главупрсевморпути) к Ширшову. Сидит. Большой кабинет. Карты.
С наслаждением Петя сел в мягкое кресло для посетителей: «Устал в своем»
Тоже накинулся — что слышно в мире. Объяснил. Дальше речь пошла об арктических делах.
— «Сталин» сегодня пришел в Мурманск. Боялись мы за него очень. подойдет какая-нибудь «демократическая» лодка и утопит. Им заманчиво гробить такой ледокол! Так я его в такое укромное место упрятал, что никто и догадаться не мог. Кроме меня только два человека знало, где он находится. Даже начальник морского управления не знал. А потом молча дошел до Мурманска. Ну сейчас хоть Иван Дмитриевич приедет — разгрузит меня. А то совсем зашился. Когда меня назначили директором диетического института — я бесился. Потом отрегулировал дело, наметил: вот с 7 часов буду освобождаться, дальше все расписал. Займусь, мол, научной работой, обработкой наблюдений. Бац! — сделали замом по ГУСМП. А тут потом еще Папанин уехал. Все пришлось забросить. Ну ничего, нажму, закончу работу. Надо же: зимовали, а итогов нет.
— Что слышно про «Седова»?
— Суда по характеру дрейфа, между ними и берегами Шпицбергена (к NOот него) имеется или большая полоса чистой воды, или очень разреженный лед. для меня это несомненно. К марту их, видимо, вынесет в Гренландское море. Надо будет выводить.
В полночь пришел домой обедать. Звонок. Звонит Антонина Дмитриевна Белякова:
— Приехал Александр Васильевич. Он очень просит вас с супругой приехать завтра вечером к нам. Он хочет порассказывать в виденном. Будут только свои.
Я обещал.
Поехал в редакцию. Час ночи. Ровинский только что приехал из Кремля привез текст пакта о взаимной помощи с Эстонией. Как здорово сделано! Вот удар всем.
Дали телеграмму М. Нейману и Макаренко возвращаться в Москву.
Рассказал ему о разговоре с Молоковым.
— А сколько будет стоить? Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч?
— Не знаю.
— Узнай!
Сообщил о Белякове.
— Во-первых, закажи ему немедленно статью, во-вторых — узнай, может быть можно полететь с ним.
В 3 часа ночи пришло сообщение о том, что Молотов устроил обед в честь Риббентропа. Присутствовал Сталин. Затем приехал Мехлис. Сидел около часа и уехал вместе с Ровинским.
В 4 ч. утра нам сообщили, что будут снимки в номер. Какие — неизвестно. В иллюстрационном отделе пусто. Срочно послали машину за двумя ретушерами и предупредили цинкографию.
На том я уехал домой.
На нашем западном фронте без перемен.
Днем звонил в Минск. Оказывается, в Вильно собрались все наши: Лидов, Ярощук, Катаев, Черствов, Девишев, Темин. Ух!
Лидов прибыл в Минск и начал проситься в Москву. Ровинский велел ему сегодня же вместе с Теминым вылетать в Варшаву. Вылетели. Черствов отзывается в Москву.
Леопольд, наконец, прислал первую корреспонденцию, но о возвращении молчит. Материала по-прежнему чуть-чуть. Хорошую вчерашнюю вещь Верховского («Старое и новое») и заметку Черствова в Виленской комендатуре ставим с благоговением.
Ехал вместе с Кукрыниксами. Они приезжали специально к Ровинскому, чтобы их послали на фронт. Рассказали о трех категориях композиторов — «ведущие, завидущие и молодые ворования». Сказали, что некоторые писатели издают «полные содрания сочинений».
29 сентября
Вчерашняя газета вышла сегодня в час дня. Опубликован договор о дружбе Германии и СССР, снимок Сталина, Молотова и Риббентропа, подписывающих договор, карты границ СССР и Германии, письмо т. Молотова Риббентропу и ответ его, договор о взаимной помощи СССР и Эстонии.
В Москву едет министр иностранных дел Латвии.
Леопольд прилетел в Киев. Остальные — неизвестно где. Из Минска вылетел в Москву самолет с материалами.
На приеме Риббентропа т. Сталин спросил Ровинского:
— А где Калашников? Почему не снимает?
30 сентября
Вечером был у Белякова на даче. Пара удобных комнат. Серебряный Бор. Радио. Буфет. Приборы. За столом — Антонов, Гиллер, Анищенко, батальонный комиссар Рубинштейн, их жены.
Беляков немного рассказывал о Львове, откуда он только что вернулся. До Киева он летел на СБ, дальше на «У-2», сам. Аэродромы все побиты, садиться на тяжелых машинах нельзя. Стоят там трофейные польские машины, немного немецких.
Немцы механизированы отлично. К нам относятся корректно. Сел к ним по ошибке наш летчик, подломался. Починили, накормили, выпустили.
1 октября
Вчера из Западной Белоруссии вернулся Черствов. В военный форме, с револьвером. Рассказывает, что связь организовать, конечно, можно: в распоряжение журналистов можно получить и телеграф, и телефон, и военный провод, и послать самолетом.
В Вильно жизнь понемногу утрясается. Магазины открыты, но купцы требуют русских денег. Цены сравнительно стабильны. Продуктов мало. Бойцы питаются хорошо. На улицах днем тихо, ночами постреливают. Так в одного часового выстрелили три шед9их мимо женщины, оказывается — офицерские жены.
Сегодня, наконец, прилетел и Железнов с Калашниковым. Они вылетели позавчера из Киева и из-за непогоды застряли в Брянске.
Нашелся и самолет, посланный два дня назад из Минска — тоже сидел где-то. Он привез очерк Катаева и иные материалы.
Сегодня дежурил Ярославский. Заставил меня вдвое сократить какую-то статью, потом вызвал и попросил проверить, есть ли связь между абзацами. Говорит:
— А то получается, как при цензуре Пушкина: «птичка гласу Бога внемлет, четь начальству отдает».
Кончили сравнительно рано: в 5 часов. Аж все удивляются!
Ночью пришло сообщение о приеме т. Молотовым турецкого министра ин. дел Сараджоглу. На приеме присутствовал т. Сталин. Беседа продолжалась 4 часа.
Вчера узнал две тяжелые вести.
В бою с японцами погиб Сеня Супрун.
На Витебском аэродроме руливший самолет разбил винтом голову Грицевцу. Получив дважды звание Героя, быть в опаснейших переделках и так глупо погибнуть! Нелепо до безобразия…
6 октября
Вот уже целую пятидневку не писал ни строчки. Некогда. Каждый день уходим в 7–8 утра. Вчера подсчитал: за сентябрь мы дали 75 полос, в т. ч. 26 по Западной Белоруссии и Западной Украине.
Но кое-какие события восстановить надо.
Редакционная жизнь течет нормально., без событий. Иностранная развивается довольно бурно и в темпе.
2 октября в Москву прибыл министр ин. дел Латвии г-н Мунтерс. Вечером того же дня его приняли т.т. Молотов и Сталин. Беседа продолжалась 2 часа. Сегодня в газете опубликован пакт о взаимопомощи между СССР и Латвийской республикой. Они дают нам возможность строить базы флота в Либаве, Виндаве и в проливе Ирбенском, и несколько аэродромов — тоже на «правах аренды по сходной цене.»
3 октября в Москву по приглашению т. Молотова прилетел мининдел Литвы г. Урбшис. Вечером 3-го он был принят т. Молотовым и т. Сталиным на 2 с лишним часа.
3-го же турецкий мининдел Сараджоглу был принят раздельно Ворошиловым, а затем и Микояном.
5 октября т. Молотов дал обед в честь Мунтерса. Присутствовали все члены ПБ во главе со Сталиным. Вчера же он уехал из Москвы.
Англия и Франция пока не торопятся отвечать на предложения о мире. Оказывается, им нужно официальное предложение. Вспоминается 17 сентября. Дневные и вечерние газеты в Лондоне уже напечатали речь т. Молотова. Красная Армия во всю шагала по Польше. Журналисты вечером обратились в министерство иностранных дел. Им там объявили, что пока оно еще не располагает официальными материалами, позволяющими утверждать, что советские войска вошли в Польшу. К слову сказать, и на договор о дружбе с Германией английские газеты откликнулись лишь через день. Прикусили от внезапности язык!
2-го Чемберлен выступил с речью в парламенте. Говорил он очень сдержанно по отношению к СССР, немного навалился на Германию, заявив, что не немцы, а Англия будет диктовать сроки войны. Судя по его речи (и последовавшему затем заявлению Деладье в кабинете министров) союзники решили продолжать войну. С другой стороны, обращает на себя внимание, что к Гитлеру приехал итальянский мининдел г-н Чиано и, пробыв сутки, пулей помчался обратно в Италию, где был немедленно принят Муссолини.