Г. Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918) (12)

[1] [2] [3] [4]

террористам журналист газеты "Русь" вместе с партией эсеров (и не без участия самой Спиридоновой) сделали из нее мученицу за идею и героиню. Спиридонова вступила в эсеровскую партию только на каторге. Выйдя на свободу после Февральской революции, она стала членом партийного ЦК.35 И вот теперь новое убийство -- Мирбаха.

Есть еще одно косвенное указание на то, что не Спиридонова была тем "одним членом ЦК", с которым встречались Блюмкин и Андреев. Блюмкин упоминает в своих показаниях написанное им к "одному члену ЦК" в сентябре 1918 г. письмо. Но в сентябре 1918 г. Спиридонова находилась под следствием (и была освобождена только 29 ноября). И поэтому письмо Блюмкина никак не могло быть адресовано ей. А вот в апреле--мае 1919 г., когда давал свои показания Блюмкин, Спиридонова находилась на свободе: в ночь на 2 апреля по подложному пропуску она бежала из Кремля, где содержалась под арестом.36 Поэтому именно в апреле--мае большевики очень нуждались в свежих обвинениях против Спиридоновой, которую разыскивали по всей стране. Как раз в это время и явился в киевскую ЧК Блюмкин со своими ценными показаниями об июльских событиях 1918 г. И если б "одним членом ЦК" действительно была Спиридонова, большевики, безусловно, заставили бы Блюмкина произнести это имя вслух. Но большевикам, видимо, оказалось выгодным не спрашивать Блюмкина об "одном члене ЦК". Иначе разрушилась бы легенда об организации убийства ЦК левых эсеров.

Именами Прошьяна и Спиридоновой не ограничивается список подозреваемых организаторов убийства Мирбаха. Искать их нужно не только среди членов партии левых эсеров, но и в другом лагере, прежде всего среди левых коммунистов, столь же решительных противников Брестского мира, как и сам Прошьян. В этой связи, конечно же, обращает на себя внимание поведение левого коммуниста и председателя ВЧК Дзержинского. Именно в стенах его Комиссии, конечно же с ведома и согласия самого Дзержинского, в начале июня 1918 г. сотрудником ВЧК Яковом Григорьевичем Блюмкиным, молодым человеком 19--20 лет (впрочем, выглядевшим на все тридцать), было заведено дело на "племянника германского посла" -- дело Роберта Мирбаха.

Это было первое "дело" Блюмкина, введенного в Комиссию в начале июня на должность заведующего "немецким шпионажем" -- отдела контрразведки "по наблюдению за охраной посольства и за возможной преступной деятельностью посольства".37

Как показал впоследствии Лацис,

"Блюмкин обнаружил большое стремление к расширению отделения... контрразведки и не раз подавал в комиссию проекты... Единственное дело, на котором он сидел -- это дело Мирбаха-австрийского. Он целиком ушел в это дело, просидел над допросами свидетелей целые ночи".38 Здесь было где развернуться молодому чекисту. Дело было не банальным прежде всего потому, что Роберт Мирбах, кажется, не был не только племянником германского посла, но и вообще австрийцем.

Насколько позволяет судить один из источников,39 мирно жил в революционном Петрограде "исполняющий должность члена Совета по хозяйственной части Смольного института" обрусевший барон Р.Р.Мирбах. Увы, почти никаких сведений не просочилось о нем в историю.40 И не вспомнил бы никто никогда об однофамильце германского посла. А вот Бонч-Бруевич о нем вспомнил. Бонч-Бруевич в то время имел со Смольным постоянный контакт, в том числе и хозяйственного характера, и не знать Р.Р.Мирбаха просто не мог. Быть может отсюда, от Бонч-Бруевича, по линии Бонч-Бруевич -- Дзержинский -- Блюмкин, и исходила легенда.

Исчез обрусевший барон Р.Р.Мирбах, член Совета по хозяйственной части Смольного института, а появился вместо него племянник германского посла, военнопленный австрийский офицер, дальний родственник графа-посла Мирбаха, с которым, как признавали все, посол ни разу в жизни не встречался. По сведениям чекистов, Роберт Мирбах служил в 37-м пехотном полку австрийской армии, был пленен, попал в лагерь, но освободился из заключения после ратификации Брест-Литовского мирного договора. В ожидании отъезда на родину он снял комнату в одной из московских гостиниц, где проживал до начала июня, когда остановившаяся в той же гостинице шведская актриса

Ландстрем неожиданно наложила на себя руки. Было ли это самоубийство подстроено чекистами или нет, судить трудно. ВЧК, тем временем, заявило, что Ландстрем покончила с собой в связи с ее контрреволюционной деятельностью, и арестовало всех обитателей гостиницы. Среди них, дескать, оказался и "племянник германского посла" Р. Мирбах.

Дальнейшие действия чекистов, в первую очередь Блюмкина, нужно по крайней мере признать находчивыми. Об аресте графа Роберта Мирбаха ВЧК незамедлительно сообщило датскому консульству, представляющему в России интересы Австро-Венгрии. В ответ, 15 июня датское консульство вступило с ЧК в переговоры "по делу арестованного офицера австрийской армии графа Мирбаха". Во время этих переговоров чекисты и подсказали представителю консульства Евгению Янейке версию о родственности Роберта Мирбаха и германского посла. И 17 июня, через день после начала переговоров -- и очевидно, что за этот срок никакой информации нельзя было ни собрать, ни проверить, - датское консульство вручило чекистам именно тот документ, которого те добивались:

"Настоящим королевское датское генеральное консульство доводит до сведения Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, что арестованный офицер Австро-Венгерской армии граф Роберт Мирбах, согласно письменному сообщению германского дипломатического представительства в Москве, адресованному на имя датского генерального консульства, в действительности состоит членом семьи, родственной германскому послу графу Мирбаху, поселившейся в Австрии".41

Поскольку первый документ датского консульства датирован 15 июня, а второй -- 17-м, логично предположить, что письменный ответ германского посольства на запрос датчан был дан 16 июня, сразу после получения датского запроса, и преследовал гуманитарные цели: в германском посольстве решили посчитать неведомого графа Роберта Мирбаха родственником германского посла в надежде, что это облегчит участь несчастного австрийского офицера и он будет немедленно освобожден, тем более, что и выдвинутые против него обвинения казались Рицлеру мелочными.

Причастность же германского посла к делу "племянника" ограничилась, видимо, данным им разрешением зачислить Роберта Мирбаха в свои родственники.

В германском посольстве о деле уже забыли. В датском -- ожидали освобождения Роберта Мирбаха из ВЧК. Но прошла уже неделя, и больше, а Роберта Мирбаха все не освобождали. Тогда 26 июня генеральный консул Дании Гакстгаузен обратился в ВЧК с официальной просьбой

"освободить из-под ареста австрийского военнопленного графа Мирбаха при условии гарантии со стороны консульства о том, что упомянутый граф Мирбах по первому требованию впредь до окончания следствия [по делу Ландстрем] явится в Чрезвычайную Комиссию".42 Но просьба Гакстгаузена удовлетворена не была. И не случайно: дело "племянника посла" -- легло в основу досье против германского посольства и лично Мирбаха. Основной уликой в руках Блюмкина стал сфабрикованный чекистами документ, подписанный (то ли добровольно, то ли по принуждению) графом Робертом Мирбахом:

"Я, нижеподписавшийся, германский подданный, военнопленный офицер австрийской армии Роберт Мирбах, обязуюсь добровольно, по личному желанию, доставить [ВЧК]... секретные сведения о Германии и германском посольстве в России. Все написанное здесь подтверждаю и [обязуюсь] добровольно исполнять.

Граф Роберт Мирбах.

На подлинном есть аналогичная надпись на немецком языке. Подлинник хранится в несгораемом ящике при Всероссийской Чрезвычайной Комиссии".43 Документ, однако, представлял собой самую дешевую фальшивку. Ни австрийский офицер, ни хозяйственник Смольного не мог считаться "германским подданным* и сообщить чекистам "секретной информации о Германии и германском посольстве в России". Такой поворот событий заставил побеспокоиться и немцев. Германский посол отрицал теперь всякую связь со своим "родственником", а в фабрикации "дела" усматривал провокацию. О суете чекистов вокруг германского посольства

и о фабрикации дела теперь знали даже в Берлине. Поэтому вскоре после убийства Мирбаха в советском полпредстве в Германии стало известно, "что германское правительство не сомневается, что граф Мирбах убит самими большевиками".44 А старейший посольства Германии в Москве откровенно доносил в Берлин, что "покушение готовилось заранее. Дело об австрийском офицере Роберте Мирбахе было только предлогом для работников ВЧК проникнуть к послу кайзера".45 Сам Блюмкин, однако, отрицал это, утверждая, что "вся организация акта над Мирбахом была исключительно поспешная и отняла всего 2 дня, промежуток времени между вечером 4-го и полднем 6 июля".46 Блюмкин привел и "косвенные доказательства":

"Еще 4 июля, утром, я передал тов. Лацису, зав. отд. по борьбе с контррев. ВЧК, то самое нашумевшее дело арестованного мною в середине июня немецкого шпиона г. Роберта Мирбаха, племянника германского посла, которое 6 июля послужило мне предлогом для свидания с гр. Вильгельмом Мирбахом. Таким образом, вне всякого сомнения, что за два дня до акта я не имел о нем ни малейшего реального представления. Кроме того, вся моя работа в ВЧК по борьбе с немецким шпионажем, очевидно в силу своего значения, проходила под непосредственным наблюдением преде. Комиссии тов.Дзержинского и тов. Лациса. О всех своих мероприятиях, как, например, внутренняя разведка в пос[ольстве], я постоянно советовался с Президиум[ом] Комиссии, с комисс[аром] по иностранным делам тов.Караханом, с предсе[дателем] Пленбежа тов.Уншлихтом".47

Но никакого противоречия в германском донесении и показаниях Блюмкина нет. Вечером 4 июля началась реализация плана убийства Мирбаха, но подготовка всего предприятия могла начаться именно в первых числах июня, когда Блюмкину поручили заняться "делом Роберта Мирбаха", когда отстранили его по инициативе большевиков, прежде всего Лациса,48 от всей остальной работы, дав ему сосредоточиться на фабрикации дела против германского посольства. А о том, что в планы стоящих за спиной Блюмкина противников Брестского мира входило

убийство германского посла, Блюмкин в те дни мог и не знать -- до самого вечера 4 июля, когда, судя по его показаниям, его уведомили о предстоящем покушении, причем заявление Блюмкина о том, что его работа в ВЧК проходила под непосредственным наблюдением Дзержинского и Лациса, при консультациях с Караханом и Уншлихтом, лишний раз подтверждает предположение, что к убийству Мирбаха были причастны и большевики.

Уже после убийства Дзержинский в своих показаниях пробовал снять с ВЧК какую-либо ответственность за смерть Мирбаха. Он утверждал, что в самом начале июля (но непонятно, когда именно) Блюмкин был отстранен от ведения дела Роберта Мирбаха. Основанием для отстранения Блюмкина Дзержинский называл жалобу на произвол Блюмкина, с которой пришли к Дзержинскому за несколько дней до убийства посла Осип Мандельштам и Лариса Рейснер (жена Раскольникова). Впрочем, эту часть своих показаний Дзержинский начал со лжи. Для придания веса своему разговору о произволе Блюмкина Дзержинский представил все так, будто с жалобой приходил сам нарком Раскольников, а не его жена. Между тем Раскольников только устраивал эту встречу, а при беседе Дзержинского и Мандельштама присутствовала именно Лариса Рейснер.49 История этой встречи в изложении Дзержинского такова:

"За несколько дней, может быть за неделю до покушения, я получил от Раскольникова и Мандельштама... сведения, что этот тип (Блюмкин -- Ю. Ф.) в разговорах позволяет говорить себе такие вещи: жизнь людей в моих руках, подпишу бумажку -- через два часа нет человеческой жизни... Когда Мандельштам, возмущенный, запротестовал, Блюмкин стал ему угрожать, что если он кому-нибудь скажет о нем, он будет мстить всеми силами... В тот же день на собрании Комиссии было решено по моему предложению нашу контрразведку распустить и Блюмкина пока оставить без должности. До получения объяснений от ЦК левых с.-р, я решил о данных против Блюмкина Комиссии не докладывать. Блюмкина я ближе не знал и редко с ним виделся".50

На снятие Блюмкина с работы указывал в своих показаниях и Лацис:

"Я Блюмкина особенно недолюбливал и после первых жалоб на него со стороны сотрудников решил его от работы удалить. За неделю до 6-го июля Блюмкин уже у меня в отделе не числился, ибо отделение было расформировано по постановлению Комиссии, а Блюмкин оставлен без определенных занятий. Это решение должно быть запротоколировано в протоколах Комиссии в первых числах июля или в последних числах июня".51 И все-таки, в самом начале своих показаний Лацис назвал Блюмкина "заведующим секретным отделом", а не "бывшим заведующим". И выписки из протоколов ВЧК об отстранении Блюмкина "Красная книга ВЧК" не опубликовала, а наоборот, взяла Блюмкина под свою защиту, убрала из документов компрометирующий лично Блюмкина материал. В заметке "От редактора" по этому поводу говорится:

"...Мы вовсе не поместили показаний Зайцева, ввиду того, что свидетель говорит исключительно о личности Якова Блюмкина, причем факты, компрометирующие личность Блюмкина, проверке не поддаются. Опущено несколько строк из показаний Ф.Э.Дзержинского, в которых он передает рассказы третьих лиц о том же Блюмкине, также не поддающиеся проверке".52 Большевикам важно было представить Блюмкина (теперь уже чекиста-коммуниста) не анархиствующим авантюристом, а дисциплинированным членом партии, совершавшим террористический акт по постановлению ЦК ПЛСР. И для этого не останавливались перед купированием показаний Дзержинского.

Показания Лациса и Дзержинского о расформировании отдела Блюмкина довольно интересны. Прежде всего из них следует, что Блюмкин был оставлен в ЧК. А вот расформирование большевиками за несколько дней до убийства Мирбаха отдела "немецкого шпионажа" не может казаться случайным совпадением. Похоже, что речь шла о простой формальности: отдел объявили несуществующим. (Может быть Дзержинский обеспечивал себе алиби на случай осуществления убийства Мирбаха?) Но каждодневная работа
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.