Г. Крушение мировой революции - Брестский мир (11)

[1] [2] [3] [4]

Но все это были лишь директивы. На состоявшемся 3 декабря по н. ст. первом совместном заседании делегатов многие из этих вопросов вообще не поднимались. Русская делегация настаивала на заключении мира без аннексий и контрибуций. Гофман на это как бы соглашался, но при условии присоединения к этому требованию еще и Антанты, а поскольку, как всем было ясно, советская делегация не уполномочена была Англией, Францией и США вести переговоры с Четверным союзом, вопрос о всеобщем демократическом мире повис в воздухе. К тому же делегация Центральных держав настаивала на том, что уполномочена подписывать лишь военное перемирие, а не политическое соглашение. И при внешней вежливости обеих сторон общий язык найден не был.

Германское правительство явно надеялось на быстрое заключение соглашения с большевиками. Иоффе, ведший переговоры от имени советского правительства, пытался выиграть время. Немцы предлагали начать тотчас хотя бы неофициальное обсуждение перемирия. Иоффе предлагал перенести обсуждение на 4 декабря по н. ст. Делать было нечего, все согласились26.

4 декабря в 9.30 утра переговоры возобновились. От имени советской делегации контр-адмирал В. М. Альфатер зачитал проект перемирия. Подразумевалось, что перемирие будет всеобщим, сроком на шесть месяцев. Возобновление военных действий могло последовать только с объявлением о том противной стороне за 72 часа. Переброска войск в период перемирия сторонам не разрешалась. Определялась четкая демаркационная линия. После заключения

150

всеобщего перемирия все местные перемирия теряли силу. Гофман на это заметил, что о всеобщем перемирии говорить бессмысленно, так как Антанта не побеждена, не присоединилась к переговорам, не пойдет на перемирие и в одностороннем порядке объявлять о прекращении огня на Западном фронте Германия не может. Перемирие поэтому может быть заключено только на Восточном и русско-турецком фронтах. На пункт о запрете перебросок войск Гофман возразил, что Германия оказывается здесь в невыгодном положении, так как только она воюет на два фронта и этот пункт, следовательно, направлен только против нее. К тому же общий запрет на перемещение войск подразумевает и запрет отвода войск в тыл, и замену уставших частей свежими, а это неразумно и в конечном счете не выгодно ни одной из сторон. Гофман предложил, поэтому, договориться о том, что армии Центральных держав, выставленные против России, не могут усиливаться, как и русские армии, выставленные против стран Четверного союза. Кроме того немцев не устраивали сроки -- в шесть месяцев, как слишком большой (перемирие рассматривалось ими как первый шаг к миру, а советской делегацией -- как оттяжка переговоров на полгода), и 72-часовой, как слишком короткий. Компромисс был найден в том, что перемирие заключалось с 10 декабря 1917 г. до 7 января 1918 г. по н.'ст., а предупреждение о разрыве перемирия должно было последовать за семь дней.

Подписать договор предполагалось на следующем заседании, утром 5 декабря. В течение ночи советская делегация вела оживленные переговоры с Петроградом27. Центр ответил, что уступать нельзя и предложил "немедленно после утренних переговоров [22 ноября (5 декабря) ] выехать в Петроград, условившись о новой встрече с противниками на русской территории через неделю"28.

На заседании 5 декабря советская делегация объявила, что "считает необходимым прервать конференцию на одну неделю" с тем, чтобы возобновить заседания 12 декабря (29 ноября)29. "Здесь не торопятся, -записал Чернин. -- То турки не готовы, то опять болгары, затем канителят рус

151

ские, и в результате заседание снова откладывается или закрывается тотчас после начала" .

Как и предусматривала директива Петрограда, советская делегация предложила перенести переговоры в Псков. Согласившись на перерыв, германская делегация отклонила требование о переносе места заседаний , сославшись на то, что в Бресте созданы лучшие условия. Иоффе не стал возражать. В неофициальном порядке было договорено о том, что на Восточном и русско-турецком фронтах с 24 ноября (7 декабря) до 4 (17) декабря объявляется перемирие , продленное затем до 1 (14) января 1918 г. В первый день перемирия, 24 ноября (7 декабря), советская делегация, уже вернувшаяся домой, докладывала ВЦИКу о мирных переговорах . В прениях Троцкий был циничен, хладнокровен и подготавливал к возможному возобновлению войны:

"Мы говорим с (германской) делегацией, как стачечники с капиталистами [... ]. И у нас, как у стачечников, это будет не последний договор. Мы верим, что окончательно будем договариваться с Карлом Либкнехтом, и тогда мы вместе с народами мира перекроим карту Европы [... ]. Если бы мы ошиблись, если бы мертвое молчание продолжало сохраняться в Европе, если бы это молчание давало бы Вильгельму возможность наступать и диктовать условия, оскорбительные для революционного достоинства нашей страны, то я не знаю, смогли бы мы при расстроенном хозяйстве и общей разрухе [... ] смогли бы мы воевать. Я думаю: да, смогли бы. (Бурные аплодисменты.) За нашу жизнь, за смерть, за революционную честь мы боролись бы до последней капли крови. (Новый взрыв аплодисментов.) "35

Каменев был оптимистичен: "Я могу сказать смело, на основании своих впечатлений, для сепаратного мира у Германии предел уступок весьма и весьма широк. Но не для того мы ехали в Брест, мы туда поехали потому, что были уверены, что наши слова через головы германских генералов дойдут до германского народа, что наши слова выбьют из рук генералов оружие [... ]. Если германские генералы думают, что мы взяли слишком заносчивый тон и были слишком требовательны, то мы уверены, что наши требова

152

ния будут еще больше [... ]. Мы были смелы [... ]. С одной и другой стороны использована сила штыков, но не использована еще сила революционного энтузиазма"36.

12 (25) декабря, в день возобновления работы Брест-Литовской мирной конференции, граф Чернин объявил от имени стран Четверного союза, что они согласны немедленно заключить общий мир без насильственных присоединений и контрибуций и присоединяются к советской делегации, осуждающей продолжение войны ради чисто завоевательных целей37. Аналогичное заявление сделал Р. Кюль-ман: "Делегации союзников полагают, что основные положения русской делегации могут быть положены в основу переговоров о мире"3*.

Правда, и Чернин, и Кюльман сделали одну существенную оговорку: к предложению советской делегации присоединяются все воюющие страны, причем в определенный, короткий, срок39. Таким образом, Антанта и Четверной союз должны были сесть за стол мирных переговоров и заключить мир на условиях, выдвинутых российской советской делегацией. Было очевидно, что такое предложение нереалистично40. Когда 6 (19) декабря посол Франции в России Ж. Нуланс сообщил в МИД о беседе с Троцким, предложившим Франции присоединиться к переговорам, министр иностранных дел С. Пишон ответил, что не склонен присоединяться к мирным переговорам между германским правительством и "максималистами". 8 (21) декабря он телеграфировал Нулансу, что французское правительство "ни в коем случае не согласно вмешаться -официально или нет -- в мирные переговоры максималистов и беседовать об интересах Франции с псевдо-правительством"41.

По существу попытка привлечения Антанты к переговорам была банальным пропагандистским шагом42, используемым советским правительством еще и для затяжки переговоров: на заседании 12 (25) декабря Иоффе предложил "сделать десятидневный перерыв" с 25 декабря по 4 января по н. ст. "с тем, чтобы народы, правительства которых еще не присоединились к теперешним переговорам о всеобщем мире, получили возможность ознакомиться" с мирной про

153

граммой, выдвинутой большевиками43. Пятью днями позже перерыв был объявлен44.

Тот факт, что заявления Чернина и Кюльмана об их согласии вести переговоры на условиях, выдвинутых советской делегацией ("мир без аннексий и контрибуций"), совпадали, не должен вводить в заблуждение: у Германии и Австро-Венгрии по этому вопросу имелись серьезные расхождения. Германское правительство давно относилось с подозрением к готовности Чернина подписать мир с Советами как можно скорее. Еще 20 ноября (3 декабря) статс-секретарь Германии по иностранным делам Кюльман высказал мнение, что Австро-Венгрия хочет опередить Германию в деле будущего сближения с Россией. Похоже, однако, что Чернин думал не столько о далеком будущем, сколько о завтрашнем дне. Когда Кюльман уже во время заседания делегаций, имея в виду большевиков, сказал Чернину по-французски: "Они могут только выбирать, под каким соусом им придется быть съеденными", Чернин скептически заметил: "Совсем как мы45. [... ] Для нашего спасения необходимо возможно скорее достигнуть мира"46.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.