Глава третья

[1] [2]

Глава третья

1. После избиения магов[955], овладевших после смерти Камбиза правлением над персами и державших власть в своих руках в течение года, так называемые семь персидских домов[956] выбрали царем Дария Гистаспа. Еще в бытность свою частным человеком Дарий дал обет Богу, что если он станет царем, то пошлет в иерусалимский храм все священные сосуды Предвечного, которые еще находились в Вавилоне. Как раз в это время прибыл к Дарию из Иерусалима Зоровавель, который некогда был назначен начальником над пленными иудеями. Дело в том, что Зоровавель издавна был связан дружбою с царем и благодаря этой дружбе он теперь вместе с двумя другими лицами удостоился чести, которой раньше добивался, а именно стал телохранителем царя[957].

2. В первый же год своего правления Дарий устроил блестящий и крайне торжественный прием всем своим приближенным, своим сородичам, начальникам мидийским, персидским сатрапам, всем наместникам стран от Индии до Эфиопии и управляющим ста двадцати семи сатрапий[958]. Когда все напились до пресыщения и каждый направился к себе домой для отдыха и сна, царь Дарий также отправился спать, но, немного подремав, уже более не мог заснуть; проснувшись и потеряв надежду на дальнейший сон, он вступил в разговор со своими тремя телохранителями. Тут он обещал того из них, который даст ему на его вопросы наиболее правдивые и откровенные ответы, наградить следующим образом: разрешит ему носить багряницу, пить из золотых чаш, спать на золотом вытканном ложе, подарить ему золотом украшенную колесницу, чалму из виссона и золотую цепь на шею, а также посадить его на почетное место рядом с собой. «Кроме того, – сказал царь, – он получит титул моего родственника».

Обещав им указанные награды, царь спросил первого, что самое могущественное [на свете] – не вино ли, второго – не цари ли, третьего – не женщины ли, или не сильнее ли всего этого истина? Предложив им разрешить эту задачу, он снова заснул. На утро же он пригласил [всех] вельмож, сатрапов и топархов Персии и Мидии и, сев на свое обычное председательское место, повелел каждому из своих телохранителей в присутствии всех высказать его мнение по поводу предложенных им вопросов.

3. Тогда первый телохранитель стал следующим образом описывать силу вина: «Господа, – сказал он, свидетельствуя могущество вина, – я могу сказать, что, по моему мнению, оно превосходит в этом смысле все существующее и притом потому, что оно обманывает и вводит в заблуждение разум пьющих его, равняет царя с сиротой и жалким нищим, побуждает раба к легкому обращению свободнорожденного и уравнивает бедняка с богачом. Вникая в людей, вино изменяет и перерождает их настроения, подавляет печаль людей, впавших в несчастье, дарует забвение неоплатным должникам и вызывает в них убеждение, что они богаче всех прочих, так что они уже и не говорят более о мелочах, но упоминают о талантах и тому подобных приличествующих лишь богачам суммах. Кроме того, оно делает полководцев и царей не чувствительными ни к чему и заставляет их забывать о друзьях и родных. Это же вино вооружает людей против наиболее преданных им друзей и заставляет их относиться к последним как к совершенно чуждым им лицам. Когда же люди протрезвятся и винные пары покинут их за время ночного сна, то они просыпаются в полном неведении того, что они совершили во время своего опьянения. Основываясь на всем сказанном, я нахожу, что вино могущественнее и властнее всего существующего».

4. Когда первый [телохранитель], прославлявший указанным образом мощь вина, закончил свою речь, за ним стал говорить тот, который взялся отстаивать царское могущество. Последнее он характеризовал как наивысшую и наимогущественную силу среди всех, превосходящую интенсивностью силу физическую и интеллектуальную. Вот каким образом он повел свое рассуждение.

Сказав, что над всем доминируют люди, подчиняющие своей воле землю и пользующиеся по своему усмотрению морем, он продолжал: «А над людьми властвуют цари и распоряжаются ими. Поэтому естественно, что, кто владычествует над наиболее сильным и мощным существом (человеком), тот сам недосягаем по силе и могуществу. Постоянно слышишь, как они поручают своим подданным ведение войн и подвергают их опасностям; посылая этих подданных в походы на врагов, они не встречают со стороны этих подданных, именно благодаря своему могуществу, ни малейшего отпора в этом. По их мановению сносятся горы, разрушаются стены и башни. Люди по царскому приказанию идут сами на смерть, равно как убивают других, лишь бы не навлечь на себя подозрения в ослушании царских повелений. После победы эти же люди доставляют своему царю всю военную добычу. Равным образом и не участвующие в походах, но обрабатывающие землю и вспахивающие ее впоследствии, несмотря на свои труды и перенесение всех тягостей работы, после жатвы и сбора плодов обязаны доставлять царю подати. Что бы царь ни сказал и ни повелел, все это по необходимости немедленно исполняется. Когда же затем он, вдоволь насытившись и преисполнившись удовольствия, засыпает, его охраняют бодрствующие [за него] стражи, как бы скованные страхом; ибо никто не дерзает покинуть спящего и уйти от него ради своих собственных дел, но остается при нем, считая единственной своей обязанностью – охрану царя. Разве ввиду всего этого царь очевидно не превосходит всех могуществом своим, царь, приказаниям которого повинуется такое множество людей?»

5. Когда смолк и этот оратор, слово перешло к третьему из них, Зоровавелю, и он следующим образом стал объяснять свое мнение насчет [могущества] женщин и истины: «Сильны, конечно, и вино, и царь, которому все повинуются, но могущественнее того и другого женщины. Ведь и царя произвела на свет женщина, равно как и виноградарей, насаждающих лозы, которые дают вино, рождают и вскармливают женщины. Вообще же у нас нет ничего, чего бы мы не привели в связь с женщинами. Они ткут нам наши одежды, все домашние дела наши поручены их заботливости и наблюдению; поэтому-то мы и не можем отдалиться от женщин; даже если нам удается заработать множество золота или серебра или добиться каких-нибудь других драгоценных и достойных стремления вещей, мы готовы при виде красивой женщины бросить все это, глазеть на нее и даже готовы отдать все наше состояние, лишь бы наслаждаться красотой ее и назвать ее своей. Мы покидаем отцов и матерей своих и даже вскормившую нас землю и часто предаем забвению наиболее дорогих друзей своих ради женщин, а иногда отдаем за последних даже жизнь свою. Вот поэтому-то вы и можете судить о могуществе женщин. Разве мы не приносим и не отдаем охотно нашим владычицам-женщинам всего того, ради чего мы трудились и, когда нужно было, подвергались бедствиям на суше и на море? Ведь я сам однажды видел этого нашего столь могущественного царя получающим побои от своей наложницы Апамы, дочери фавмасийца Равезака; видел, как он терпеливо сносил, что она сняла с его головы диадему и надела ее на себя; видел, как он радовался ее веселости и был омрачен ее гневом; видел, как он потакал всем внезапным капризам этой женщины; замечал, как он примирялся с ней путем страшнейших личных своих унижений, видя ее разгневанной».

6. Когда же [при этих словах] сатрапы и военачальники переглянулись между собой, Зоровавель стал говорить об истине. «Итак, – сказал он, – я показал, какова власть женщины. А между тем и они и царь являются все-таки бессильными сравнительно с истиной. Ибо если земля весьма велика, небо высоко, солнце быстроподвижно, то все это движется по воле Господа Бога; он же справедлив и любит истину, а по этой причине следует и истину считать наиболее могущественным [в мире] началом и притом таким, против которого ничего не может поделать несправедливость. К тому же в то самое время, как все, обладающее известной силой, является смертным и скоропреходящим, истина остается бессмертной и вечной. Она дает нам не красоту, увядающую с течением времени, не изобилие, пропадающее благодаря какой-либо случайности, но дарует нам все принципы справедливости и законности, отделяя и удаляя от них все несправедливое».

7. Зоровавель таким образом закончил речь свою об истине, и когда толпа собравшихся с восторгом воскликнула, что он говорил лучше всех, так как действительно одна лишь истина обладает несокрушимой и вечной мощью, царь предложил ему просить себе в награду еще чего-нибудь помимо того, что ему уже обещано; ибо, сказал царь, он охотно наградит его за его мудрость и за выдающуюся перед всеми другими рассудительность.
[1] [2]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.