Дневник Анны Франк (14)

[1] [2] [3] [4]

Среда, 10 мая 1944 г.

Дорогая Китти,

Вчера вечером мы учили на чердаке французский, как вдруг я услышала шум воды. Не успела спросить у Петера, что это может означать, как он ринулся на мансарду, где находился "кошачий туалет". Поскольку тот оказался сырым, Муши пристроился рядом. Последовал шум борьбы, и Муши, благополучно закончивший свое деяние, помчался вниз. Лужица пришлась как раз на трещину в полу и стала капать сверху на нашу картошку. Пол на чердаке тоже не без трещин, так что протечка дошла до гостиной, угодив на стопку книг и кипу чулок. Я хохотала от души над забавнейшей картиной: испуганный Муши, забившийся под стул, Петер с ведром воды, тряпкой и хлоркой и суетившийся рядом ван Даан.

Песочный туалет привели в порядок, но известно, что кошачьи лужицы ужасно воняют. Это доказала вчерашняя картошка и опилки, которые папа принес с мансарды в ведре и сжег.

Бедный Муши! Ведь ему невдомек, что и торфа сейчас не достанешь.

Анна Франк.

Вторник, 9 мая 1944 г.

Дорогая Китти,

Вот еще смешная сценка.

Петеру надо подстричься, в роли парикмахера выступает, как всегда, его мама. В двадцать пять минут восьмого Петер удалился в свою комнату, а ровно в половину восьмого выглянул оттуда, облаченный лишь в трусы и спортивные туфли, и с мокрой головой.

"Ты скоро?" — спросил он свою мать.

"Не могу найти ножницы", — ответила она.

Петер тоже принялся за поиски, перевернув все в ее туалетном ящичке. Та ворчала: "Да не возись так!" Ответа я не расслышала, но он был, очевидно, дерзким, потому что Петер получил легкий шлепок по руке. Он ответил маме тем же, и она в ответ шлепнула его из-за всех сил. Тогда Петер отскочил в сторону, состроил рожу и крикнул: "Старуха, пора за работу!".

Госпожа ван Даан не двинулась с места, тогда Петер схватил ее за руки и так протащил через всю комнату. Госпожа плакала и смеялась одновременно, ругалась, брыкалась, но все бесполезно. У лестницы Петеру пришлось отпустить пленницу, которая тут же со стоном упала на стул. "Похищение матери", — пошутила я.

"Но он сделал мне больно!".

Ее запястья, действительно, были красными, и я слегка охладила их водой. Петер, ожидая мать на лестнице, снова проявил нетерпение и явился в комнату, размахивая ремнем, подобно дрессировщику. Но мать не собиралась идти с ним, она сидела за столом и искала носовой платок. "Сначала ты должен извиниться", — сказала она. "Что ж, ладно, приношу свои извинения, потому что мне надоело ждать". Госпожа ван Даан засмеялась против воли и пошла к двери, но вдруг остановилась и произнесла целую речь. (Мы с мамой и папой в это время мыли посуду.) "У нас дома такое бы не прошло, — сказала она, — я бы ему так наддала, что он слетел бы с лестницы. Он еще никогда так не хамил, хотя подзатыльники получал не раз. Я не доверяю современному воспитанию. Нынешние дети… Разве я смогла бы так напасть на свою мать? А вы, господин Франк, позволили бы себе такое с вашей матерью?" Госпожа ван Даан была чрезвычайно возбуждена, ходила из угла в угол и трещала без передышки, пока, наконец, не ушла наверх. Воистину, наконец. Но спустя пять минут она стремительно, с горящими щеками ворвалась в комнату, положила на место фартук и, ответив на мой вопрос, что готова со стрижкой и зашла лишь на минутку, понеслась вниз, вероятно, в объятия своего Путти. Вернулась около восьми вместе с супругом, они позвали Петера и устроили ему грандиозную взбучку. Мне удалось разобрать несколько слов: "Оболтус, невежа, бесстыдник, плохой пример, а вот Анна…, а вот Марго…".

Впрочем, завтра наверняка снова установится тишь, да гладь!

Анна Франк.

P.S. Во вторник и среду выступала наша любимая королева. Она собирается на отдых, чтобы потом с новыми силами вернуться в Голландию. Она говорила о своем возвращении, скорой победе, мужестве, геройстве и тяжких испытаниях.

Передали также выступление министра Гербранди. У него такой тоненький детский голосок, что мама невольно ахнула. И в итоге священник (проникновенным голосом) завершил вечер молитвой, обратившись к Господу с просьбой защитить евреев, узников лагерей и военнопленных.

Четверг, 11 мая 1944 г.

Дорогая Китти,

К сожалению, я забыла наверху шкатулку с мелочами и ручку, а поскольку до пол третьего у нас тихий час, я не пойду туда, чтобы кого-то случайно не разбудить и буду писать карандашом.

У меня в последнее время ужасно много дел, хоть тебе это, возможно, покажется странным. Я не справляюсь со всей своей работой! Рассказать тебе вкратце, что я еще должна сделать? Ну, так вот: до завтра дочитать первую часть биографии Галилео Галилея, так как книгу надо вернуть в библиотеку. Я начала читать вчера и сейчас уже на странице 220. Всего их 320, так что успею. На следующей неделе мне предстоит прочитать "Палестину на распутье" и вторую часть «Галилея». Вчера закончила биографию Карла Пятого, и теперь мне нужно составить несколько родословных и конспектов. Еще я должна просмотреть и выучить три страницы незнакомых слов, переписанных из разных книг. Моя коллекция кинозвезд заброшена и давно нуждается в наведении порядка. На это потребуется нескольких дней, а поскольку у профессора Анны масса других дел, то ей не до коллекции, которая в результате еще больше приходит в упадок.

Кроме нее требуют внимания Тезей, Эдип, Пелей, Орфей, Язон и Геракл: их подвиги и геройства перепутались в моей памяти, как нитки в клубке. Да, не забыть Мирона и Фидия, чтобы не нарушить историческую связь. В похожем состоянии семи- и девятидневная война — в голове у меня полный хаос. Что же это такое? Если я сейчас все забываю, каково будет в восемьдесят лет!

Да, еще библия, когда же я доберусь до рассказа о купающейся Сусанне? И я не до конца понимаю греха Содома и Гоморры. Ах, мне еще так много нужно учить. Лизелотту фон дер Пфальц я пока полностью забросила. Сама суди, Китти: я просто задыхаюсь! Ну а теперь о другом. Ты знаешь, мое заветное желание — стать журналисткой, а позже — знаменитой писательницей. Не знаю, выполню ли я эти высокие цели (звучит глупо), но пока тем у меня достаточно. В любом случае после войны издам книгу «Убежище». Удастся ли это, не знаю, но исходным материалом послужит мой дневник.

Еще я должна закончить "Жизнь Кади". Я уже решила, что после лечения в санатории Кади вернется домой и будет продолжать переписываться с Хансом. Это все происходит в 1941 году. Вскоре Кади узнает, что Ханс симпатизирует фашистам. Поскольку она глубоко переживает за евреев, к которым принадлежит и ее подруга Марианна, то она начинает сомневаться в Хансе. Они ссорятся и расстаются, но потом сходятся снова. Настоящий разрыв происходит, когда Ханс начинает встречаться с другой девочкой. Кади глубоко задета и теперь хочет одного — стать медсестрой и много работать. Она заканчивает образование и по настоянию отца и друзей поступает на работу в швейцарский санаторий для легочных больных. Свой первый отпуск она проводит на Коморских островах, где совершенно случайно встречает Ханса. Тот рассказывает, что два года назад женился на девушке, с которой встречался после Кади, но оказалось, что его жена подвержена депрессиям, и недавно покончила жизнь самоубийством. Уже задолго до этого Ханс понял, что любит только свою маленькую Кади, и вот сейчас он просит ее руки. Кади отказала: хотя она все еще любила его, ее гордость оказалась сильнее. Ханс уехал, и спустя годы Кади услышала, что он живет в Англии и часто хворает. Сама Кади в 27 лет вышла замуж за фермера Симона. Она нежно любила его, но не так сильно, как Ханса. У них родились трое детей: две дочери Лилиан и Юдифь и сын Ник. Она счастлива с Симоном, но не забывает Ханса. Однажды она видит его во сне и прощается с ним.

Это все не сентиментальная чепуха, а художественное изложение папиной биографии.

Анна Франк.

Суббота, 13 мая 1944 г.

Милая Китти,

Вчера был папин день рождения и девятнадцатая годовщина свадьбы папы и мамы. Уборщицы в конторе не было, а солнце еще никогда не светило в 1944 году так ярко, как в тот день. Наш каштан расцвел и весь покрылся листьями, он сейчас гораздо красивее, чем год назад. Папа получил в подарок от Кляймана биографию Линнея, от Куглера книгу на тему естествознания, от Дюсселя книжку "Амстердам на воде", а от ван Даанов огромную, разукрашенную лучшими декораторами коробку с тремя яйцами, бутылкой пива, йогуртом и зеленым галстуком. На фоне всего этого наша баночка патоки выглядела довольно жалкой. Мои розы пахли великолепно в отличие от гвоздик Беп и Мип. Папу балуют! От Симонса прибыло пятьдесят пирожных — великолепно! Папа угостил всех коврижкой, мужчин — пивом, а женщин йогуртом. Все было очень вкусно!

Анна Франк.

Вторник, 16 мая 1944 г.

Милая Китти,

Для разнообразия (уже давно я такого не писала) передам тебе небольшую дискуссию между ван Даанами.

Госпожа ван Даан: "Немцы наверняка укрепили атлантический вал и сделают все возможное, чтобы не уступить его англичанам. Все-таки у Германии еще много сил!"

Господин ван Даан: "Неужели?"

Госпожа: "Ах!"

Господин: "Немцы еще чего доброго победят, так они сильны".

Госпожа: "Что ж, это возможно, я вовсе не убеждена в обратном".

Господин: "Пожалуй, воздержусь от ответа".
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.