Глава 9. Человек-невидимка (3)

В итоге загнанный в угол Черной выбрал из всех зол самое, как ему тогда казалось, меньшее. Он уступил Абрамовичу с Березовским свои доли КрАЗа, Братского алюминиевого завода и Ачинского глиноземного комбината, получив взамен гарантии безопасности. Покупка происходила столь стремительно, что часть остальных акционеров узнали о ней только постфактум.

Размер сделки не разглашался, однако, по данным осведомленных источников, в общей сложности Черной получил примерно 450 миллионов долларов отступных. Это было в несколько раз дешевле рыночной цены его активов – КрАЗ и БрАЗ производили больше половины всего российского алюминия, – но и на том, как говорится, спасибо; неровен час, могли и вовсе посадить, как попытались сделать, например, с владельцем Новокузнецкого алюминиевого завода Михаилом Живило.

Это еще одна не менее захватывающая история, наглядно бытоописующая нравы российской олигархии.

Скандал вокруг имени Живило, чья компания «Миком» контролировала НкАЗ и Кузнецкий металлургический комбинат, разгорелся сразу после отъема активов у Черного. Как утверждали журналисты, Живило пал жертвой агрессии Олега Дерипаски, положившего глаз на его богатства.

Дерипаска-де инициировал банкротство НкАЗа – пятого по величине производителя российского алюминия; одновременно к «Микому» стала подбираться прокуратура и милиция. Дожидаться, чем закончится осада, Живило не стал. Летом 2000-го, опасаясь ареста, он бежал во Францию, где получил политическое убежище. А тем временем Генпрокуратура обвинила его в организации покушения на кемеровского губернатора Тулеева и объявила в международный розыск.

В этой загадочной эпопее есть лишь одна нестыковка – если травлю Живило развязал Дерипаска, то откуда взялся здесь Абрамович?

В едва ли не единственном интервью, данном российской прессе, сам Живило довольно прозрачно намекал, что воевала против него некая группа, имевшая «самое серьезное влияние» на тогдашнего главу президентской администрации Александра Волошина. («Обращаешься в милицию, прокуратуру, ФСБ за содействием, а тебе все показывают наверх».) Правда, называть конкретные фамилии он отказался, сославшись на свою безопасность. Но ответ понятен и без того; в начале 2000-го Дерипаска в членах Семьи еще не значился.

Люди знающие говорят, что в реальности дело было так: когда Абрамович купил за бесценок заводы Черного, он сразу же, с присущим ему размахом, ринулся создавать масштабную алюминиевую империю.

Однако большинство профильных предприятий – Саянский алюминиевый, Самарский металлургический – к тому моменту находились уже в руках Дерипаски. Связываться с таким крупным игроком раньше времени Абрамович не спешил; следовало сперва набраться сил, заполучив активы разрозненные и желательно проблемные.

НкАЗ оказался именно такой вот легкой добычей; Михаил Живило как раз находился тогда в состоянии войны с Тулеевым и Чубайсом. Было понятно, что работать ему все равно не дадут; тут-то весь в белом и нарисовался Роман Аркадьевич.

По рассказам очевидцев, переговоры поначалу продвигались вполне успешно, но потом зашли в тупик. Камнем преткновения стала довольно смешная по их масштабам цифра – 5 миллионов долларов.

И хотя друзья советовали Живиле не жадничать и соглашаться на предложенную Абрамовичем сумму – порядка 80 миллионов – уперся тот насмерть.

Сколько раз, должно быть, глядя на мутные воды Сены, бывший владелец «Микома» корил себя потом последними словами за излишнюю скаредность; только прошлого уже не воротишь.

Кстати, уголовное дело против него не прекращено до сих пор…

Не в пример Живило, другой участник алюминиевых сделок – совладелец Братского алюминиевого завода Юрий Шляйфштейн – оказался куда как прозорливей.

На БрАЗе Шляйфштейн работал еще с советских времен. Этот завод был не только самым крупным в России (в год он производил до 900 тысяч тонн алюминия), но и наиболее успешным. Братску счастливо удалось избежать кровавого передела; здесь никогда не звучали выстрелы, а верхушка завода спокойно передвигалась по городу безо всякой охраны.

Акции БрАЗа были разбиты на три равные части; одна принадлежала Михаилу Черному, другая – его партнеру Дэвиду Рубену, третью делили между собой топ-менеджеры: директор Борис Громов и председатель совета директоров Юрий Шляйфштейн.

О том, что Черной и Рубен продали свои доли Абрамовичу, руководители завода узнали уже после того, как сделка свершилась. Новые партнеры долго ждать себя не заставили.

Переговоры с Шляйфштейном и Громовым Абрамович вел самолично. Поначалу старался он выглядеть очень вежливым и радушным. Обещал оставить все, как есть, сохранить их долю, не трогать менеджмент. Правда, когда ему предложили положить эти заверения на бумагу – для надежности – Роман Аркадьевич предпочел мягко уйти в сторону.

В то время Абрамович еще опасался, что Шляйфштейн с Громовым попытаются оспорить легитимность его захода на БрАЗ. Черной и Рубен не могли продавать свои пакеты без согласия других акционеров, на сей счет имелся соответствующий договор.

«Но я понимал, – объясняет Юрий Шляйфштейн, – что если начнем судиться, нас просто задержат с наркотиками в кармане…»

…За последние годы вокруг Романа Аркадьевича сложился этакий героико-романтический ореол; сильный, результативный, благородный – вылитый капитан Флинт.

Мне думается, на самом деле, мощь Абрамовича заключается в слабости его противников; если античный титан Антей набирался сил от земли, то Роман Аркадьевич питается чужим страхом. Стоит прогнуться перед ним хотя бы раз, и участь такого человека мгновенно предрешена; додавит до конца, размажет точно повидло по тарелке.

Это отчетливо видно и на примере БрАЗа. Когда Абрамович понял, что заводское руководство не торопится вступать с ним в противоборство, он разом переменил свою тактику. Очень скоро Юрий Шляйфштейн узнал, что новый партнер начал за его спиной обхаживать директора завода Бориса Громова.

«Он сказал ему, – вспоминает Шляйфштейн, – давай пошлем твоего друга, и ты будешь руководить заводом единолично. Но Громов, в силу порядочности своей, отказался. Стало понятно, что добром это не кончится».

«Параллельно, – продолжает бывший совладелец БрАЗа, – Абрамович приступил к активным действиям. Они попытались провести собрание акционеров, чтобы сменить руководство и совет директоров; занимался этим Давид Давидович. Из Красноярска привезли ОМОН, который пытался взять штурмом завод. Появлялись какие-то судебные решения, с которыми они шли к судебным приставам».

(Добавлю от себя, что серьезнейшее давление оказывалось и на иркутского губернатора Бориса Говорина. В частности, занимался этим вездесущий Михаил Зурабов.)

Но Шляйфштейн с Громовым оказались не так просты, как представлялось на первый взгляд. У них не было криминального шлейфа Быкова или Черных. Они не только не враждовали с местной властью, а напротив, пользовались ее безоговорочной поддержкой. Да и на откровенные угрозы, доносящиеся из лагеря Абрамовича, менеджеры завода реагировали довольно жестко: до тех пор, пока с нами не договорятся, посторонние на БрАЗ не войдут.

Стало понятно, что война предстоит затяжная. В этих условиях агрессорам проще и дешевле было согласиться на взаимный компромисс. И хотя за свои акции менеджмент выручил меньше их рыночной стоимости – точный размер сторонами умалчивается, но, полагаю, речь идет о 150–200 миллионах долларов, то есть примерно о сумме шестимесячной выручки – это все равно было лучше, чем ничего. Кроме того, за отдельную плату они продали Абрамовичу пакет «Иркутскэнерго».

Сразу после сделки и Громов, и Шляйфштейн навсегда покинули Братск. Первый занялся строительством нового алюминиевого завода. Второй – перебрался в Лондон и в России бывает теперь исключительно наездами; у него двое детей, и он не хочет оставлять их сиротами…

Вот так цинично и без затей Абрамович и Березовский в один прекрасный день превратились в королей российского алюминия. Захваченные – а как еще иначе назвать все описанные выше сделки – заводы выпускали в общей сложности два миллиона тонн в год, что соответствовало 2/3 всего отечественного производства алюминия и около 20 % мирового объема.

Впрочем, участие в этом проекте Березовского было довольно условным. Да, алюминиевая экспансия начиналась с него, но всеми деталями сделки, по обыкновению, он не занимался, передоверив это муторное, малоприятное занятие младшему другу. В то время пока Абрамович воевал, не щадя живота своего, Борис Абрамович вовсю наслаждался жизнью на Лазурном берегу в окружении длинноногих моделей.

Вот и доотдыхался.

В апреле 2000-го – сразу после президентских выборов – Абрамович вступил в коалицию с другим молодым олигархом Олегом Дерипаской. Объединив пакеты принадлежащих им заводов и комбинатов, Дерипаска с Абрамовичем создали холдинг «Русский алюминий». Правда, интересы Березовского были при этом сохранены – ему досталось 25 % «Русала»; официально или понятийно – история умалчивает, хотя через пару лет Дерипаска скажет журналистам, что Березовский никогда не был акционером этого холдинга.

Очень скоро годовая прибыль «Русала» превысит миллиард долларов, но Березовского на этом празднике жизни уже не окажется…
[1] [2] [3] [4]