Глава десятая. СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ (3)

[1] [2] [3]

Самое дикое в этой истории даже не то, что будущий президент лишил, пусть и неумышленно, человека жизни. Но Ельцин ни разу не поинтересовался судьбой своей жертвы. Даже когда Коржаков объявил ему, что тот умер, Борис Николаевич преспокойно пропустил это мимо ушей…

Что тут скажешь?

Вся жизнь – как скорый поезд: урчат гудки, стучат колеса на стыках, проносятся за окном полустанки. И только он – главный пассажир – определяет, кого и когда ссаживать; а если ненароком и раздавило кого по пути – так не по злому же умыслу, а исключительно во имя высшей цели.

Крестного своего отца Якова Рябова, сделавшего из строительного начальника средней руки крупного руководителя; буквально за руку приведшего Бориса Николаевича в обком; настоявшего, чтобы назначили его первым секретарем, – Ельцин ссадит первым, еще в 80-е годы.

Потом были демократы, межрегиональная депутатская группа, сплоченная, как одна семья. И что же? Даже тех немногих, кого взял он потом в Кремль, всех до единого убрал.

А доверенные его лица – самая первая команда, работавшая на выборах и в союзный, и в российский парламент; по уши влюбленная в него; каждый готов – в огонь и в воду. Их всего-то было девять человек; казалось, чего проще, возьми с собой, они-то уж точно – заслужили. Куда там! Из девятерых трудоустроен был только один – Владимир Камчатов, он стал полпредом президента в Москве. Но тоже ненадолго…

На самом деле с Ельциным все было ясно уже в тот момент, когда самым пошлым образом кинул он верного своего соратника Михаила Бочарова. Был такой популярный депутат, тоже, кстати, строитель, президент концерна «Бутэк». В 1990 году, став спикером российского парламента, Ельцин обещал ему кресло предсовмина республики. Но в премьеры предложил потом… Ивана Силаева.

Ума не приложу: как люди, окружавшие тогда Ельцина, не замечали очевидных, кажется, вещей; тешили себя наивными мыслями: с нами, мол, такого не будет.

Все, кто находился рядом с ним, обречены были просто по определению. Даже те, кто считал себя ближайшими его соратниками, кичился дружбой – в мгновение ока растворялись в небытие: Бурбулис, Полторанин, Скоков.

Равных себе Ельцин не терпел. Тех, кто слабее, – презирал.

Первыми из Кремля начали вылетать прекраснодушные демократы – вчерашние повелители уличных трибун, романтики и мечтатели.

(Из состава первого ельцинского правительства больше двух лет не проработало и половины министров.)

И проблема была вовсе не в профнепригодности этих чиновников: просто Ельцину неприятно было осознавать, что рядом с ним работают люди, помнящие его падения; видевшие его в опале и забвении; они были живым напоминаем его прошлого, о котором президент хотел позабыть, как можно скорее. Кроме того, среди них попадались и особо опасные субчики – с принципами, – что совсем уж ни в какие ворота не лезло, ибо все принципы сводились теперь к одному – что хорошо для президента, хорошо для России.

Демократы никак не могли уразуметь, что нет больше горлопана и бунтаря Ельцина, а есть президент, царь, самодержец.

«Если рассуждать, сколько на самом деле было Ельциных, то я знал троих, – делится наблюдениями его первый пресс-секретарь Павел Вощанов. – Ельцина, который не имел власти и понимал, что в одиночку этот путь не пройти и ему нужны были соратники. Ельцин, который получил власть, но еще не знал, как ею распорядиться. И Ельцин, который уже забронзовел… Знаешь, какие последние слова в своей жизни я услышал от Бориса Николаевича, лично обращенные ко мне? “Иди и делай, что тебе царь велел!”»

Вощанов – кстати, случай уникальный – отказался «делать, что велит царь» и покинул Кремль. Но таких, как он, были единицы. (Кроме Степашина и Ерина, подавших рапорты после буденновского позора, больше никого и не припомню.) Те, кто оказывались возле трона, по своей воли никогда не уходили.

Поначалу, правда, Ельцин расставался с наперсниками истинно по-царски, жалуя на прощание… Ну, не расшитый золотом кафтан, конечно, но тоже неплохо.

Виктора Ярошенко, одного из самых ранних своих соратников (он даже успел поработать полгода министром внешних связей), Ельцин отправил в почетную ссылку: торгпредом в Париж.

Пресс-секретаря Вячеслава Костикова – послом в Ватикан.

Под Юрия Петрова, первого главу кремлевской администрации и бывшего секретаря Свердловского обкома, была создана корпорация «Госинкор», с уставным капиталом в 1,25 миллиарда долларов: предполагалось, что корпорация займется привлечением в Россию иностранных инвестиций, но через 10 лет оказалось, что ни инвестиций, ни доброй половины государственных денег и драгметаллов давно уже нет и в помине. (Пол-миллиарда бюджетных долларов, точно корова языком слизала.)

Даже когда его любимец, столичный мэр Попов, задумал уйти в отставку, ему на прощание были отписаны бывшие брежневские угодья – многогектарный санаторий «Заречье»: точнее, не Попову, а некоему американскому университету, который радостно принялся торговать участками под коттеджи. Возглавлял же университет… ну, разумеется, бывший мэр-демократ.

Это потом уже, расставаясь с соратниками, Ельцин мгновенно будет забывать о них, немало не тревожась их будущим…

Власть при Ельцине была чертовым колесом. Ты можешь сколько угодно цепляться за стенки, но рано или поздно центробежная сила все равно выкинет тебя прочь: либо президент охладеет, либо противники интригу сплетут.

Вот еще образчик откровений опального пресс-секретаря:

«Был один эффектный способ, как избавиться от ненужного человека в Кремле. Надо было прийти к Ельцину и сказать: “Борис Николаевич, а все-таки вы не ошиблись с Ивановым! Такой человечище оказался! Тут и там ездит, выступает перед людьми, и все говорят: “Второй Ельцин!” Многие даже спрашивают: “Не он ли будет вашим преемником?” Две-три таких похвалы – и этого человека в Кремле не будет!»

Властолюбие было самым мощным движителем Ельцина…

Весной 1993 года у выступавшего на «Эхе Москвы» Шахрая – он был тогда вице-премьером – спросили: президентом хотите быть? – Очень хочу, – честно признался Шахрай, имея в виду 2000 год. Но Ельцину-то все преподнесли по-другому: глядите, подсиживает вас в открытую, всякий стыд потерял…

Через неделю, на встрече с главными редакторами, президент вдруг понес : «Не дождутся, понимашь, никакие Шахраи… Ничего они не дождутся!»

Шахрай не медля написал заявление об уходе, пошел к Ельцину. Тот смутился. «Мне ж не сказали, что это через срок… Кругом одни сплетники, понимашь… Никому нельзя верить…»

Другой аналогичный пример. Осенью 1995 года министр иностранных дел Козырев прилетел в Мурманск. «Ты как отнесешься к моему выдвижению в президенты?» – интересуется он у мурманского губернатора Комарова, пока едут они в машине. Никого, кроме водителя, в салоне не было. Детектив! Потому что стоило Козыреву вернуться в Москву, как Ельцин мгновенно перестал его принимать и в упор – даже на официальных мероприятиях – не замечал. Две недели спустя Козырев был уволен.

Время от времени Ельцин специально устраивал соратникам проверки на вшивость.

«Вот такой преемник мне и нужен, – доверительно говорил он очередному фавориту, любовно оглаживая его по плечу. – Вы готовы… ежели чего…»

Если наивный преемник соглашался, карьера его – можно считать – была закончена.

Несколько раз он даже изображал приступы, хватался за сердце, начинал хрипеть.

«Болит, понимашь, сердце… в любую минуту могу умереть… на кого оставить Россию?»

От реакции испытуемого целиком зависела его будущая судьба…

МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ

Возникновение истерического симптома обычно происходит в экстремальных ситуациях и нередко сопровождается бурным и демонстративным выражением чувств, обычно неадекватным силе психогенного раздражителя.

Несмотря на смену флага и герба, нравы в Кремле остались теми же, какими были и при советах, и при царях: истинная Византия. Чиновники сбивались в коалиции, интриговали друг против друга, наушничали и ябедничали. Помню, как даже в те былинные еще годы кремлевские сановники – не клерки какие-нибудь, а фигуры первого порядка – выходили в коридор, чтобы поделиться секретами. Сергей Филатов – так тот прямо говорил, что все кабинеты в Кремле и на Старой площади прослушиваются.

Но такое положение дел Ельцина очень устраивало: Византия же! Разделяй и властвуй!

Кадровая свистопляска достигла при Ельцине невиданных, головокружительных оборотов.

За восемь с половиной лет он успел сменить девять министров финансов, восемь руководителей госбезопасности, семь министров экономики. Получается: в среднем по министру – за год.

В ведомствах не успевали даже – ладно к новым руководителям привыкнуть – вовремя таблички на дверях менять и обновлять справочники.

«Ельцин сдавал всех и всегда, – скажет потом в сердцах его несостоявшийся преемник Борис Немцов, поддавшийся уговорам Дьяченко и Березовского и бросивший Нижний Новгород ради призрачной любви президента (они увезли его в Москву прямо на личном самолете). – Президент уволил пятерых премьер-министров, сорок пять вице-премьеров и сто шестьдесят министров».

Большинство министров, которых я знаю, о своих отставках узнавали исключительно по радио; при такой политике – какая уж к черту работа.[41]
[1] [2] [3]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.