Глава шестая. ОПЕРЕТОЧНЫЙ ПУТЧ (1)

[1] [2] [3] [4]

Глава шестая

ОПЕРЕТОЧНЫЙ ПУТЧ

Три августовских дня 1991 года прочно вошли в историю под грозным названием «путч».

На самом деле события эти можно называть, как заблагорассудится, – переворот, мятеж, революция – все равно любая из оценок до конца точной не будет.

Сегодня об августе 1991 года вспоминать как-то не принято. Эту дату, некогда справлявшуюся с официальной помпой, стыдливо обходят теперь стороной.

На 10-летнюю годовщину путча , в 2001 году, к местам боевой славы не пришло и тысячи человек, хотя сразу после провала ГКЧП количество москвичей, кичившихся своим участием в обороне Белого дома, стремилось к бесконечности и, по самым скромным подсчетам, составляло… около трех миллионов голов .

(Что, в общем, для российской истории вполне типично: если сосчитать всех, кто штурмовал якобы Зимний или служил на «Авроре», выйдет целая развернутая армия. Одних только напарников Ленина, таскавших с ним на субботнике историческое бревно, набиралось в прежние времена до пары сотен.)

Что такое путч? В традиционном понимании – военный мятеж. На Гаити, в Чили и Греции – там, да, случались настоящие путчи, ведомые черными полковниками в лихо заломленных беретках и непременных солнцезащитных очках. Но никто из членов приснопамятного ГКЧП – название-то подыскали, прости господи, без стакана не выговоришь – на роль эту явно не подходил. Даже в страшном сне маршал Язов или председатель КГБ Крючков не привидится в образе Пиночета.

Да и какой, к лешему, был это мятеж, если возглавили его все без исключения руководители государства: вице-президент, спикер парламента, премьер, силовые министры. В этом списке отсутствовал лишь один человек: Горбачев. Хотя лично я ничуть не удивлюсь, если когда-нибудь вскроется, что президент СССР и генсек благословил путчистов на святое дело спасения отчизны. Вы, мол, ребята, выдвигайтесь вперед, а я здесь, на даче обожду, дабы в нужный момент эффектно выйти на авансцену.

Версия такая, кстати, существует. Как, впрочем, и другая, не менее завораживающая: фактическим организатором событий был… Ельцин.

Это предположение абсурдно лишь на первый взгляд. Еще с античных времен существует в юриспруденции классическая формула: «CUI PRODEST?» – «Кому выгодно?».

Сиречь, кому выгодно преступление, тот и является первейшим подозреваемым.

А кто, простите, собрал самый обильный урожай с августовских полей? Горе-путчисты? Вот уж нет. Они-то как раз потеряли власть навсегда, из теплых кабинетов переехав в тюремные казематы.

Горбачев? Тем более. И полугода не прошло, как выкинули его из Кремля пинком под зад.

Максимальную пользу от этих событий получил именно Борис Николаевич Ельцин. Одним махом он изничтожил КПСС, ликвидировал Советский Союз, избавился от Горбачева и компании, мертвым грузом висевших на его ногах, да еще и крайне невыгодный для себя Союзный договор заблокировал. Из номинального президента номинально суверенной республики Ельцин в одночасье превратился в полноправного владыку сверхдержавы – нового русского царя.

То есть, переводя эту ситуацию в приземленную плоскость, если раньше владел он всего лишь комнатой в коммуналке – пусть и самой объемной по площади – то теперь ответственного съемщика больше не стало, а комнату вкупе с местами общего пользования жилец успешно приватизировал, прорубил отдельный вход и зажил кум королю.

Если бы путча не случилось, Ельцину просто следовало его придумать. Без августа 1991 года он никогда не стал бы тем, кем стал; и Горбачев власти ему столь легко не отдал бы.

Неслучайно один из участников тех событий покойный генерал Лебедь писал дословно следующее:

«Путча как такового не было. Была гениально спланированная и блестяще осуществленная, не имеющая аналогов провокация, где роли были расписаны на умных и дураков. И все они, умные и дураки, сознательно и бессознательно свои роли выполнили».

Ельцин, надо полагать, относился, по классификации генерала, к «умным». Большинство остальных, включая и самого Лебедя, – к «дуракам»…

…О том, что консервативная (или реакционная: кому как больше нравится) часть советской верхушки замышляет какую-то заваруху , Горбачев узнал задолго до объявления ЧП.

Еще в июле к нему явился американский посол Мэтлок; душка , любимец демократической общественности. (Безумие какое-то! Ни в одной другой стране, кроме России, иностранный посол, сиречь противник по определению, не может быть популярнее собственных лидеров.) И предупредил, что по данным Госдепа США в стране готовится дворцовый переворот. Будьте осторожны, наш дорогой Майкл!

Михаил Сергеевич американцу не поверил. Или – сделал вид, что не верит. По крайней мере, никаких упреждающих действий он предпринимать не стал.

Вообще, Горбачев с самого начала вел себя довольно странно, если не сказать больше.

На 20 августа было намечено подписание Союзного договора: важнейшего, ключевого документа, от которого напрямую зависело будущее страны и горбачевского могущества в частности. (В нем прописывались новые принципы новых взаимоотношений некогда братских республик.)

Противников у договора было едва ли не больше, чем сторонников. Большинство руководителей союзных республик явно вели двойную игру. Консервативное кремлевское крыло своего неприятия договора даже и не думало скрывать.

В такой обстановке Горбачеву нельзя было и на сутки оставлять Кремль без присмотра. Судьбу Союзного договора могло спасти лишь его личное присутствие.

Но вместо этого президент СССР отбывает вдруг в двухнедельный отпуск: якобы ему срочно нужно подлечиться, хотя за исключением радикулита все у него было в порядке.

За день до отъезда, 3 августа, собрав узкую часть кабинета министров, Горбачев произносит загадочные фразы.

«Имейте в виду, – говорит он соратникам, – надо действовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдем на все, вплоть до чрезвычайного положения».

И потом, когда 4 августа сажают его в самолет, он еще раз повторяет эти странные установки .

«При необходимости действуй решительно, но без крови», – напутствует Михаил Сергеевич остающегося на хозяйстве вице-президента Янаева: тихого, беспомощного пьяницу, не способного зарезать даже курицу. (Бывший комсомольско-профсоюзный аппаратчик Янаев прославился на всю страну, когда, отвечая депутатам о своем здоровье, ляпанул сдуру: спасибо, жена не жалуется.)

«Надо смотреть в оба, – велит Горбачев председателю КГБ Крючкову, вступая на трап. – Если будет прямая угроза, то придется действовать».

Что имел он в виду под «прямой угрозой»? Может быть, какие-нибудь фортели , которые способен в его отсутствие выкинуть Ельцин. А может, и что-то иное.

По крайней мере, когда 6 августа члены будущего ГКЧП – Крючков, министр обороны Язов, шеф горбачевского аппарата Болдин, секретари ЦК Бакланов и Шенин – приезжают на секретный объект КГБ близ московской кольцевой дороги, ни о каком заговоре и речи еще не идет. Они действовали в строгом соответствии с установками своего вождя.

Хотя именно после этой закрытой встречи и начала отсчитывать свой ход бомба с часовым механизмом, которая взорвется 18 августа…

Итак, 6 августа группа высших советских чинов приезжает на секретный объект КГБ, значащийся в лубянских бумагах, как «АБЦ»: Архивно-библиотечный центр.

Инициатива тайной этой вечери принадлежала самым близким к Горбачеву людям: Болдину и Шенину. Накануне они позвонили Крючкову и поинтересовались: читал ли тот проект Союзного договора. Шеф Лубянки договор, разумеется, читал. Чувства, которые вызывал у него этот документ, полностью совпадали с мыслями звонивших.

Подписание Союзного договора означало бы окончательную гибель страны. СССР превращался в некую конфедерацию суверенных государств с размытым, ничего не решающим союзным центром в роли свадебного генерала. Если учесть, что едва ли не в каждой республике полыхали уже националистические пожары, в Средней Азии и на Кавказе горными потоками лилась кровь, и даже вечно бессловесные татары, вспомнив вдруг времена Золотой Орды, начали требовать суверенитета, Союзный договор привел бы к полному и безоговорочному развалу единого государства.

Ни один из будущих членов ГКЧП такого развития событий допустить не мог. Помимо чисто внутренних, идейных убеждений у них имелся и формальный, неубиенный аргумент. Совсем недавно, в марте, был проведен всесоюзный референдум. Три четверти населения СССР – и Россия в том числе – проголосовали за сохранение Советского Союза.

Правда, и Ельцин, и Горбачев будут уверять потом, что горе-путчисты беспокоились не за судьбу страны, а за свои собственные кресла: почти всех их собирались якобы отправлять в отставку и они об этом прознали.

Может, оно и так, хотя одно другому не противоречит. Это как раз мог быть тот редкий случай, когда личные и общественные интересы сливались воедино…
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.