С. Гехт. Семь ступеней
A. Эрлих. Начало пути
B. Беляев. Письмо
Г">

& Петров Евгений. Сборник воспоминаний об И Ильфе и Е Петрове (1)

[1] [2] [3] [4]

СБОРНИК ВОСПОМИНАНИЙ

об И. Ильфе и Е. Петрове

СОСТАВИТЕЛИ Г. МУНБЛИТ, А. РАСКИН

СОДЕРЖАНИЕ

Евгений Петров. Из воспоминаний об Ильфе

Юрий Олеша.Об Ильфе.

Памяти Ильфа

Лев Славин. Я знал их

Сергей Бондарин. Милые давние годы

Т. Лишина. Веселый, голый, худой

Константин Паустовский. Четвертая полоса

Михаил Штих (М. Львов). В старом "Гудке"

С. Гехт. Семь ступеней

A. Эрлих. Начало пути

B. Беляев. Письмо

Г. Рыклин. Эпизоды разных лет

Игорь Ильинский. "Однажды летом"

Бор. Ефимов. Москва, Париж, кратер Везувия

Илья Эренбург. Из книги

В. Ардов. Чудодеи

Г. Мунблит. Илья Ильф. Евгений Петров

Евгений Шатров. На консультации

А. Раскин. Наш строгий учитель

Евгений Кригер. В дни войны

Руд. Бершадский. Редактор

Константин Симонов. Военный корреспондент

И. Исаков. Последние часы

Евгений Петров. К пятилетию со дня смерти Ильфа

От авторов

В 1962 году исполнилось двадцать пять лет со дня смерти Ильи Арнольдовича Ильфа и двадцать лет со дня смерти Евгения Петровича Петрова.

Очень много людей во всем мире читают и любят их книги и, как это всегда бывает, хотели бы знать об авторах - какими они были, как работали, с кем дружили, как начинали свой писательский путь.

Мы попытались в меру наших сил ответить на эти вопросы, рассказав об Ильфе и Петрове все, что о них знали.

Светлой памяти наших друзей посвящаем мы эту книгу.

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВ

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ОБ ИЛЬФЕ

1

Однажды, во время путешествия по Америке, мы с Ильфом поссорились.

Произошло это в штате Нью-Мексико, в маленьком городе Галлопе, вечером того самого дня, глава о котором в нашей книге "Одноэтажная Америка" называется "День несчастий".

Мы перевалили Скалистые горы и были сильно утомлены. А тут еще предстояло сесть за пишущую машинку и писать фельетон для "Правды".

Мы сидели в скучном номере гостиницы, недовольно прислушиваясь к свисткам и колокольному звону маневровых паровозов (в Америке железнодорожные пути часто проходят через город, а к паровозам бывают прикреплены колокола). Мы молчали. Лишь изредка один из нас говорил: "Ну?"

Машинка была раскрыта, в каретку вставлен лист бумаги, но дело не двигалось.

Собственно говоря, это происходило регулярно в течение всей нашей десятилетней литературной работы - трудней всего было написать первую строчку. Это были мучительные дни. Мы нервничали, сердились, понукали Друг друга, потом замолкали на целые часы, не в силах выдавить ни слова, потом вдруг принимались оживленно болтать о чем-нибудь не имеющем никакого отношения к нашей теме, - например, о Лиге Наций или о плохой работе Союза писателей. Потом замолкали снова. Мы казались себе самыми гадкими лентяями, какие только могут существовать на свете. Мы казались себе беспредельно бездарными и глупыми. Нам противно было смотреть друг на друга.

И обычно, когда такое мучительное состояние достигало предела, вдруг появлялась первая строчка - самая обыкновенная, ничем не замечательная строчка. Ее произносил один из нас довольно неуверенно. Другой с кислым видом исправлял ее немного. Строчку записывали. И тотчас же все мучения кончались. Мы знали по опыту - если есть первая фраза, дело пойдет.

Но вот в городе Галлопе, штат Нью-Мексико, дело никак не двигалось вперед. Первая строчка не рождалась. И мы поссорились.

Вообще говоря, мы ссорились очень редко, и то по причинам чисто литературным - из-за какого-нибудь оборота речи или эпитета. А тут ссора приключилась ужасная - с криком, ругательствами и страшными обвинениями. То ли мы слишком изнервничались и переутомились, то ли сказалась здесь смертельная болезнь Ильфа, о которой ни он, ни я в то время еще не знали, только ссорились мы долго - часа два. И вдруг, не сговариваясь, мы стали смеяться. Это было странно, дико, невероятно, но мы смеялись. И не каким-нибудь истерическим, визгливым, так называемым чуждым смехом, после которого надо принимать валерьянку, а самым обыкновенным, так называемым здоровым смехом. Потом мы признались друг другу, что одновременно подумали об одном и том же - нам нельзя ссориться, это бессмысленно. Ведь мы все равно не можем разойтись. Ведь не может же исчезнуть писатель, проживший десятилетнюю жизнь и сочинивший полдесятка книг, только потому, что его составные части поссорились, как две домашние хозяйки в коммунальной кухне из-за примуса.

И вечер в городе Галлопе, начавшийся так ужасно, окончился задушевнейшим разговором.

Это был самый откровенный разговор за долгие годы нашей никогда и ничем не омрачившейся дружбы. Каждый из нас выложил другому все свои самые тайные мысли и чувства.

Уже очень давно, примерно к концу работы над "Двенадцатью стульями", мы стали замечать, что иногда произносим какое-нибудь слово или фразу одновременно. Обычно мы отказывались от такого слова и принимались искать другое.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.