Легкие шаги (1)

Вениамин Каверин

Легкие шаги

Шум приближавшегося поезда послышался издалека, круглый столб расширяющегося света несся перед ним, и вдруг стали видны станция, с которой свисал снег, лениво заглядывая в освещенные окна, ларек "Пиво -- воды", знакомый извозчик из Дома Отдыха Престарелых Грачей, который стоял у ларька, держа кружку с пивом, и даже вылезающая из кружки, лопающаяся пена. Поезд налетел, пролетел, оставив всех в темноте, в тишине. Но прежде чем он пролетел, Петька ясно увидел какую-то девочку, перемахнувшую по воздуху через рельсы перед самым фонарем электрички. Он ахнул. И возчик тоже сказал: "Ух ты!" Но когда улеглись поднятые поездом снежные вихри, на той стороне не оказалось никого, кроме двух баб, закутанных так, что их можно было принять за двигающиеся мешки с картошкой.

Теперь до Немухина было недалеко, и Петька прибавил шагу. О девочке он подумал научно: "Обман чувств". Он любил обо всем думать научно. Но это не было обманом чувств, потому что через несколько минут он увидел ее на углу Нескорой и Малинового переулка. Она стояла, поглядывая по сторонам, точно размышляя, куда бы ей еще слетать, -- такой у нее был воздушный вид. На ней было короткое ситцевое платье с большим бантом на спине, а за плечами что-то вроде накидочки. Она была без пальто, и это показалось Петьке интересным, но тоже не вообще, а с научной точки зрения.

-- Хрю-хрю, -- сказал он.

Девочка обернулась. Пожалуй, надо было поздороваться, но он поздоровался в уме, а вслух сказал:

-- А пальто где? В школе забыла?

-- Извините, -- сказала девочка и присела. -- Я еще не знаю, что такое "пальто".

Она, конечно, шутила. Любила же Петькина тетка говорить: "Я не знаю, что такое насморк".

-- А где ты живешь?

-- Нигде.

-- А конкретно?

-- Извините, -- сказала девочка. -- Я еще не знаю, что такое "конкретно".

-- Между тем пора бы и знать, -- рассудительно заметил Петька. -- Тебе сколько лет?

-- Второй день.

Петька засмеялся. Девочка была беленькая, а ресницы -черные, и каждый раз, когда она взмахивала ими, у Петьки -- ух! -- куда-то с размаху ухало сердце.

-- Теперь я вас хочу спросить, -- сказала девочка. -Скажите, пожалуйста, что это за штука?

Она показала на луну.

-- Тоже не знаешь?

-- Нет.

-- Эта штука называется "луна", -- сказал Петька. -- Ты, случайно, с нее не свалилась?

Девочка покачала головой.

-- Нет, я из снега, -- серьезно объяснила она. -- Вчера ребята слепили снежную бабу. Мимо проходил какой-то старик с бородой. Он посмотрел на меня... то есть не на меня, а на снежную бабу, и сказал сердито: "Ну нет, и без тебя на дворе довольно бабья".

Она рассказывала спокойно, неторопливо, и Петька заметил, что, когда он говорит, изо рта идет пар, а у девочки не идет.

-- Мальчишки ушли, а он меня переделал. На голове у меня было дырявое ведро -- он его сбросил, в руках швабра -- он ее вынул. Он пробормотал: "В этом деле я не специалист", -- когда делал прическу. "А теперь устроим ей ножки", -- когда устраивал ножки. Я не слышала, потому что меня еще не было, но, наверно, я уже отчасти была, потому что я все-таки слышала. С глазами не получалось! -- сказала она с огорчением. -- А потом получилось. Вот.

Она взмахнула ресницами, и у Петьки -- ух! -- куда-то ухнуло сердце.

-- Потом он сказал: "А ходить ты будешь легко, потому что я не люблю девочек, которые ходят, как утки". В общем, я получилась у него так хорошо, что открыть глаза и заговорить -это было не так уж и трудно.

-- И ты заговорила?

-- Не сразу. Сперва вздохнула.

-- Что же ты сказала?

-- Не помню. Кажется. "Добрый вечер!".

-- А он?

-- Он? "Ах ты, моя душенька!" -- и ушел.

-- Странная история, -- сказал Петька.

Они были теперь недалеко от Немухина. Впрочем, Петька -- то далеко, то близко. У него были длинные ноги, и он, задумавшись, уходил от девочки, а потом спохватывался и возвращался.

По Нескорой всегда плелись нехотя, вразвалку. Такая уж была улица, располагавшая к лени. Немухинский горсовет переименовал ее было в Какпулясовсехногпроносященскую, но из этого ничего не вышло -- все сразу начинали плестись, едва сворачивали в нее с Малинового переулка. Но Петька, устроив девочку в дровяном сарае, где было так холодно, что даже дрова покряхтывали, и, чтобы согреться, толкали друг друга боками, действительно пролетел эту улицу как пуля. Дело в том, что на этой улице жил старый Трубочный Мастер. Самыми ценными считаются обкуренные трубки, поэтому в его маленьком домике всегда стоял дым -- тот самый, о котором почему-то говорят "дым коромыслом". В этом дыму с трудом можно было различить хозяина, который сидел в кресле, скрестив короткие ножки.

Он очень боялся, что врачи запретят ему курить. На дощечке у ворот вместо "Внимание! Злая собака" было написано: "Внимание! Врачам и даже членам Академии медицинских наук вход запрещен". Всех он спрашивал: "Простите, а вы, случайно, не врач?" Когда Петька влетел к нему, запыхавшись, он тоже начал было: "Простите, а вы, случайно..."

-- Дяденька, необыкновенный случай! -- закричал Петька. -Морозоустойчивая девчонка!

И он рассказал Трубочному Мастеру о девочке, которая не знает, что такое "пальто", что такое "луна" и что такое "конкретно".

-- Любопытно. Возможно, что это просто Снегурочка. Подождем до весны.

-- Почему до весны?

-- Потому что весной Снегурочки тают.

-- Дяденька, -- помолчав, сказал Петька, -- а нельзя ли, чтобы она все-таки как-нибудь...

-- Ну, знаешь, -- сказал Трубочный Мастер, -- это уж слишком. Ты же сам говоришь, что она из снега.

-- Да, дяденька, но все-таки как-нибудь... Ведь есть же на свете, например, вечный лед. Он ведь не тает?

-- Лед -- нет. А Снегурочки -- да.

Старый Мастер, набив в трубку табаку, умял его коротким желтым пальцем, закурил и стал думать. Пуф-пуф! Большие важные кольца дыма стали медленно подниматься в воздух, а за ними -пуф-пуф -- покатились мохнатые голубые клубочки. Это значило, что вопрос сложный. Когда Старый Мастер обдумывал несложный вопрос, он просто пускал дым из ноздрей.

-- Не знаю, не знаю, -- наконец сказал он. -- Разве что послать ее в Институт Вечного Льда? Я немного знаком с директором. Он, кстати, сам из бывших Дедов-Морозов.

И он написал: "Уважаемый Павел Георгиевич! Поручаю Вашему вниманию прилагаемую к сему девочку без пальто. По-видимому, морозоустойчива. Есть опасение, что растает к весне. Не хотелось бы". Он отдал записку Петьке.

-- Спасибо, дяденька.

Но Мастер уже забыл о нем. Он открыл окно, дым повалил наружу, и соседи, как всегда, испугались, что в поселке пожар, а потом, как всегда, успокоились, вспомнив о Старом Мастере Трубок.

Директор Института Вечного Льда был плотный румяный человек с седеющей бородой и бесформенным носом между розовых щек. О нем говорили: "Хорош, но со странностями". И действительно, странности были. Летом он чувствовал себя не в своей тарелке, а зимой -- в своей. Летом был зол и нетерпелив, а зимой -- свеж и болтлив. В отпуск он уходил в январе и всегда удивлялся, что его сотрудники предпочитают отдыхать летом. Фамилия его была Тулупов.

-- Как-никак это все-таки чудо, -- прочитав записочку, сказал он Петьке. -- А чудеса надо изучать, потому что это -воздух науки.

И он приказал поместить девочку в холодильник номер один.

Это был самый обыкновенный холодильник -- только очень большой. Там, где было написано "Мясо", лежало много мяса, а где "Фрукты" -- очень много фруктов и овощей. Над дверью, когда она открывалась, зажигался большой голубой шар, а на стенках внутреннего шкафа был такой толстый иней, что Снегурочка могла бы писать на нем, если бы она умела писать. Для удобства кто-то предложил называть ее И.О. (исполняющая обязанности) Снегурочки, но директор сказал, что это вздор, и девочку стали называть просто Настей.
[1] [2] [3] [4]