V

V

Восьмого июня тысяча девятьсот сорок четвертого года, в четыре часа ноль две минуты утра по гринвичскому времени, многие радиостанции Африки, Испании, Португалии, Южной Америки, южных районов США, Италии и некоторых арабских стран приняли загадочные радиосигналы. Были неизвестны их адресат и отправитель, язык, па котором излагались эти радиопослания, если был какой-нибудь смысл и языковая закономерность в этом непонятном чередовании точек и тире.

Перепробовали все известные военным разведкам коды на английском, немецкой, французском, итальянском, испанском, норвежском, португальском и арабском языках. Получалась непроходимая абракадабра.

Единственное, что удалось установить, и то только нескольким наиболее дотошным шифровальщикам: через определенный, довольно большой интервал повторялась одна и та же комбинация знаков азбуки Морзе, что давало основание предполагать, что радиосигнал состоял из одного, несколько раз повторяемого текста.

Назавтра, девятого июня, снова точно в четыре часа ноль две минуты утра по гринвичскому времени, повторилась та же история. Проверили записи, сличили со вчерашним и выяснили, что принята была радиограмма, совпадающая со вчерашней во всех подробностях. Не то двум, не то трем военным радиостанциям удалось запеленговать таинственную рацию. Результат не только не разъяснил, но, наоборот, еще больше затемнил положение. Обнаруженные координаты лежали в одной из пустыннейших частей южной Атлантики, на том секторе карты, который залит удручающе однообразной голубой краской, не оживленной ни единым, даже самым крошечным, силуэтиком суши и не испещренной ни одним пунктиром постоянных судоходных трасс.

На всякий случай исследовали списки военных кораблей и торговых судов, находившихся в пути в этих широтах. Ни у одного из них курс не пролегал через запеленгованную точку, ни одно из них не сбивалось в эти дни с курса и не терпело бедствия в этом районе.

Трое суток шифровальщики десятков военных раций перечисленных выше стран трудились над раскрытием сокровенного смысла таинственной радиограммы. Были перепробованы все, в том числе и самые засекреченные, коды, были придуманы, проверены и отвергнуты за несостоятельностью сотни самых остроумных и неожиданных решений. Результаты равнялись нулю.

Тогда решили подождать, что принесет эфир в четыре часа ноль две минуты утра десятого июня.

Но ни десятого, ни одиннадцатого, ни двенадцатого, ни в последовавшие за ними дни, недели и месяцы не было принято больше ни единого знака с неизвестного передатчика. Передатчик полностью прекратил работу.

Какая драма скрывалась за этим, некому и некогда было разгадывать. В Европе развертывались события первостепенной важности.

Было ясно, что Финляндия накануне выхода из войны.

Пятнадцатого июня из сообщения стамбульского корреспондента ТАСС стало известно, что член болгарского регентского совета Филов и новый премьер-министр Багряное четвертого июня посетили ставку Гитлера. Гитлер потребовал от них, чтобы они подавили партизанское движение в Болгарии и завершили военные приготовления для открытого вступления в войну против Объединенных Наций.

Шестнадцатого июня английский министр внутренних дел Моррисон официально объявил, что гитлеровцы начали применять против Англии управляемые по радио самолеты-снаряды.

И, наконец, второй фронт, открытый союзниками, был фактом, менявшим расстановку сил на театрах военных действий.

Еще усиленней стали работать пункты радиоперехвата! Эфир был насыщен зашифрованной перепиской, содержавшей ключи к истории последующих десятилетий, и, казалось, никому не было теперь дела до неизвестной рации, замолкшей после двух коротеньких передач. На самом деле положение обстояло не совсем так.

Еще девятого июня шифровальщик одного из крупных американских штабов, некто Джемс Поддл, значившийся в картотеках контрразведок ряда стран под фамилиями то Жоржа Дарю, то Олафа Педерсена, то У Пей-ляна, то под всеми этими фамилиями сразу и чудом избежавший петли совсем незадолго до войны, решил, отдежурив свою смену, поштудировать кое-что из предметов по специальности. У него была идеальная для человека, зарабатывавшего себе хлеб шпионажем, то есть на редкость невыразительная физиономия и такой же идеальный характер. Он был одинок, нелюдим, молчалив, недостаточно красив, чтобы бесплатно нравиться девушкам, и не настолько богат, чтобы иметь возможность покупать таких, какие ему нравились. Он был проштрафившийся кадровый шпион, и ему было неинтересно среди заурядных пресных шифровальщиков. Поэтому он обычно отдыхал вдвоем с бутылкой коньяка, если у него не было денег для того, чтобы провести вечер за покером. Но так как накануне он именно в покер проигрался вдребезги и остался в долгу по самые свои синеватые уши со свисавшими, как серьги, пухлыми мочками, то у него не оказалось денег на коньяк. Без бутылки или покера он не мыслил себе отдыха и потому решил заняться самообразованием.

Дело в том, что Джемс Поддл, он же Жорж Дарю и прочая и прочая, не собирался долго задерживаться в шифровальщиках. Он понимал, что скоро, еще до конца войны, американская разведка будет усиленно разворачивать новую, дополнительную шпионскую сеть мирного времени, и он с упорством и тщательностью человека, жизнь которого в самом прямом и беспощадном смысле этого слова зависит от его профессионального умения (не в меньшей, а в значительно большей мере чем даже у воздушного акробата), каждый день тренировался во всех деталях своего опасного, но прибыльного ремесла.

На этот раз он собрался попрактиковаться в азбуке Морзе на разных языках. В его записной книжке они были выписаны с четкостью чертежного пунктира, хотя основные западноевропейские - он «работал» до войны в Западной Европе - Джемс Поддл знал наизусть. В этом не было, впрочем, ничего удивительного, - это был его хлеб.

Три раза в неделю он посещал курсы русского языка при местном отделении Си-Ай-Си. Он уж бывал в России в качестве скромного секретаря одной технической консультации еще во времена первой пятилетки. Теперь он усиленно совершенствовался в русском языке, чтобы поехать туда во всеоружии, когда Федеральному бюро потребуются его квалифицированные услуги.

Стоит ли упрекать этого малопочтенного джентльмена за то, что он раньше не подумал о русской азбуке Морзе? Скорее всего, нет. Нужно вспомнить координаты таинственной рации, чтобы понять, что сама мысль о русской рации в этих местах была бы не более закономерна, чем планирование охоты на страусов в Северной Норвегии. И если он все же вдруг решил проверить, не подходит ли нерасшифрованное радиопослание с замолкшей рации под русскую азбуку Морзе, то вовсе не потому, что на мистера Джемса Поддла и т. д. и т. п. напало вдохновение. Просто мистеру Джемсу Поддлу было скучно, хотелось отдохнуть, и ему было решительно все равно, на чем практиковаться.

Можно себе поэтому вполне представить его удивление, когда уже по прошествии каких-нибудь двадцати минут перед ним лежала расшифрованная радиограмма. В ней трижды повторялось четверостишие, судя по всему, военного происхождения:

Мы давали жизни гадам,

Бить фашистов - наш закон.

Долго будет сниться гадам

Наш матросский батальон.

Капитан-лейтенант Константин Егорычев.

Было не совсем понятно, что понималось под фразой: «Мы давали жизни гадам». «Гадами» советские люди называют фашистов, фашистские вооруженные силы. Но что значит «давать жизни»? Приводить в сознание? Лечить раненых? Щадить жизни пленных гадов? Подымать их силы усиленным питанием? Но тогда первая строчка находится в некотором противоречии с остальными. Словом, мистер Поддл должен был с горечью признать, что он еще далеко не тверд в знании русского языка.
[1] [2]