(2)

[1] [2] [3] [4]

Что за воздух у него в надлобье —

Черн и красен, желт и бел!

В обе стороны он в оба смотрит — в обе! —

Не посмотрит — улетел!

Декабрь 1936. Воронеж

* * *

Когда щегол в воздушной сдобе

Вдруг затрясется, сердцевит, —

Ученый плащик перчит злоба,

А чепчик — черным красовит.

Клевещет жердочка и планка,

Клевещет клетка сотней спиц,

И все на свете наизнанку,

И есть лесная Саламанка

Для непослушных умных птиц!

Декабрь 1936. Воронеж

* * *

Внутри горы бездействует кумир

В покоях бережных, безбрежных и хранимых,

А с шеи каплет ожерелий жир,

Оберегая сна приливы и отливы.

Когда он мальчик был и с ним играл павлин,

Его индийской радугой кормили,

Давали молока из розоватых глин

И не жалели кошенили.

Кость усыпленная завязана узлом,

Очеловечены колени, руки, плечи,

Он улыбается своим широким ртом,

Он мыслит костию и чувствует челом

И вспомнить силится свой облик человечий.

Декабрь 1936. Воронеж

[Вариант]

Внутри горы бездействует кумир

С улыбкою дитяти в черных сливах

И с шеи каплет ожерелий жир,

Оберегая сна приливы и отливы,

Когда он мальчик был и с ним играл павлин,

Его индийской радугой кормили,

Давали молока из розоватых глин

И не жалели кошенили.

И странно скрещенный — завязанный узлом

Стыда и нежности, бесчувствия и кости,

Он улыбается своим широким ртом

И начинает жить, когда приходят гости.

1936. Воронеж

* * *

Пластинкой тоненькой жиллета

Легко щетину спячки снять:

Полуукраинское лето

Давай с тобою вспоминать.

Вы, именитые вершины,

Дубов косматых именины, —

Честь рюисдалевых картин, —

А на почин лишь куст один

В янтарь и мясо красных глин.

Земля бежит наверх. Приятно

Глядеть на чистые пласты

И быть хозяином объятной

Семипалатной простоты.

Его холмы к далекой цели

Стогами легкими летели,

Его дорог степной бульвар

Как цепь шатров в тенистый жар!

И на пожар рванулась ива,

А тополь встал самолюбиво…

Над желтым лагерем жнивья

Морозных дымов колея.

А Дон еще, как полукровка,

Сребрясь и мелко и неловко,

Воды набравши с полковша,

Терялся, что моя душа,

Когда на жесткие постели

Ложилось бремя вечеров

И, выходя из берегов,

Деревья-бражники шумели…

15–27 декабря 1936. Воронеж

* * *

Сосновой рощицы закон:

Виол и арф семейный звон.

Стволы извилисты и голы,

Но все же — арфы и виолы

Растут, как будто каждый ствол

На арфу начал гнуть Эол

И бросил, о корнях жалея,

Жалея ствол, жалея сил,

Виолу с арфой пробудил

Звучать в коре, коричневея.

16–18 декабря 1936. Воронеж.

* * *

Эта область в темноводье —

Хляби хлеба, гроз ведро —

Не дворянское угодье —

Океанское ядро.

Я люблю ее рисунок —

Он на Африку похож.

Дайте свет — прозрачных лунок

На фанере не сочтешь.

— Анна, Россошь и Гремячье, —

Я твержу их имена,

Белизна снегов гагачья

Из вагонного окна.

Я кружил в полях совхозных —

Полон воздуха был рот,

Солнц подсолнечника грозных

Прямо в очи оборот.

Въехал ночью в рукавичный,

Снегом пышущий Тамбов,

Видел Цны — реки обычной —

Белый- белый бел покров.

Трудодень страны знакомой

Я запомню навсегда,

Воробьевского райкома

Не забуду никогда.

Где я? Что со мной дурного?

Степь беззимняя гола.

Это мачеха Кольцова,

Шутишь: родина щегла!

Только города немого

В гололедицу обзор,

Только чайника ночного

Сам с собою разговор…

В гуще воздуха степного

Перекличка поездов

Да украинская мова

Их растянутых гудков.

Декабрь 1936. Воронеж

«Шло цепочкой в темноводье…» [Вариант]

Шло цепочкой в темноводье

Протяженных гроз ведро

Из дворянского угодья

В океанское ядро…

Шло, само себя колыша,

Осторожно, грозно шло.

Смотришь: небо стало выше —

Новоселье, дом и крыша

И на улице светло!

26 декабря 1936. Воронеж

* * *

Вехи дальнего обоза

Сквозь стекло особняка.

От тепла и от мороза

Близкой кажется река.

И какой там лес — еловый?

Не еловый, а лиловый,

И какая там береза,

Не скажу наверняка —

Лишь чернил воздушных проза

Неразборчива, легка.

26 декабря 1936. Воронеж

* * *

Как подарок запоздалый

Ощутима мной зима:

Я люблю ее сначала

Неуверенный размах.

Хороша она испугом,

Как начало грозных дел, —

Перед всем безлесным кругом

Даже ворон оробел.

Но сильней всего непрочно —

Выпуклых голубизна:

Полукруглый лед височный

Речек, бающих без сна…

20–30 декабря 1936. Воронеж

* * *

Оттого все неудачи,

Что я вижу пред собой

Ростовщичий глаз кошачий —

Внук он зелени стоячей

И купец травы морской.

Там, где огненными щами

Угощается Кащей,

С говорящими камнями

Он на счастье ждет гостей —

Камни трогает клещами,

Щиплет золото гвоздей.

У него в покоях спящих

Кот живет не для игры —

У того в зрачках горящих

Клад зажмуренной горы,

И в зрачках тех леденящих,

Умоляющих, просящих,

Шароватых искр пиры.

20–30 декабря 1936. Воронеж

* * *

Твой зрачок в небесной корке,

Обращенной вдаль и ниц,

Защищают оговорки

Слабых, чующих ресниц.

Будет он обожествленный

Долго жить в родной стране —

Омут ока удивленный, —

Кинь его вдогонку мне.

Он глядит уже охотно

В мимолетные века —

Светлый, радужный, бесплотный,

Умоляющий пока.

2 января 1937. Воронеж

* * *

Улыбнись, ягненок гневный, с рафаэлева холста, —

На холсте уста вселенной, но она уже не та:

В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль,

В синий, синий цвет синели океана въелась соль.

Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты,

Складки бурного покоя на коленях разлиты.

На скале, черствее хлеба — молодых тростинки рощ,

И плывет углами неба восхитительная мощь.

9 января 1936, Воронеж

* * *

Когда в ветвях понурых

Заводит чародей

Гнедых или каурых

Шушуканье мастей, —

He хочет петь линючий,

Ленивый богатырь —

И малый, и могучий

Зимующий снегирь, —

Под неба нависанье,

Под свод его бровей

В сиреневые сани

Усядусь поскорей.

6 — 10 января 1937 Воронеж

* * *

Я около Кольцова

Как сокол закольцован,

И нет ко мне гонца,

И дом мой без крыльца.

К ноге моей привязан

Сосновый синий бор,

Как вестник без указа

Распахнут кругозор.

В степи кочуют кочки,

И все идут, идут

Ночлеги, ночи, ночки —

Как бы слепых везут.

1–9 января 1937. Воронеж

* * *

Дрожжи мира дорогие —

Звуки, слезы и труды

Словно вмятины, впервые

Певчей полные воды.

Подкопытные наперстки,

Бега сжатого следы,

Раздают не по разверстке

На столетья, без слюды…

Брыжжет в зеркальцах дорога —

Утомленные следы

Постоят еще немного

Без покрова, без слюды.

И уже мое родное

Отлегло, как будто вкось

По нему прошло другое

И на нем отозвалось.

12 января 1937. Воронеж

«Дрожжи мира дорогие…» [Вариант]

Дрожжи мира дорогие:

Звуки, слезы и труды —

Ударенья дождевые

Закипающей беды

И потери звуковые —

Из какой вернуть руды?

В нищей памяти впервые

Чуешь вмятины слепые,

Медной полные воды, —

И идешь за ними следом,

Сам себе немил, неведом —

И слепой и поводырь…

12–18 января 1937. Воронеж

* * *

Влез бесенок в мокрой шёрстке —

Ну, куда ему, куды? —

В подкопытные наперстки,
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.