Глава 3 (8)

119 Скрынников Р.Г. Иван Грозный. С. 115.

[236/237]

на части феодалами, своевольными панами Польша прибавляла хлопот. Поэтому Иван выдвинул условия: он готов стать кандидатом в случае признания его власти наследственной (больше никаких выборов!) и согласия на передачу Москве не только Ливонии, но также и Киева.

Иван рекомендовал выбрать на польский трон Максимилиана, сына австрийского императора. Москва тайно договорилась с Веной о ликвидации Речи Посполитой: в случае избрания Максимилиана Польша отходила к Австрии, Литва и Ливония - к России. Идея раздела Польши впервые появилась в дипломатических планах Европы. В Сейме победила французская партия, королем был избран Генрих Валуа, 22-летний младший сын Екатерины Медичи и брат Карла IX, один из организаторов Варфоломеевской ночи. Он оставался на польском троне 118 дней и бежал в Париж, чтобы занять трон Франции, освободившийся после смерти Карла IX. Полякам и литовцам нужно было выбирать снова.

При активной поддержке турецкого султана, желавшего помешать усилению Габсбургов, королем польско-литовско и республики был избран в декабре 1575 г. Стефан Баторий, опытный воин, с 1571 г. государь маленького семиградского княжества. Ему было 42 года, всего на три года меньше, чем Ивану Грозному.

Московский царь использует «бескоролевье» и добивается блестящих побед. Речь Посполитая занята внутренними делами, император не препятствует Ивану, рассчитывая на его поддержку на выборах польского короля; остается Швеция, претендующая на Ливонию. Кампании 1573, 1575, 1576 гг., успешный поход 1577 г. приносят победы, завоеванные города. Иван объявляет: «Ныне вся Лифлянская земля учинилась в нашей воле»120. Он пишет второе послание Андрею Курбскому, в котором гордо рассказывает о своих победах, указывая в конце. «Писан в нашей отчине Ливонской земле, в городе Вольмере…»121. Первое послание Ивану беглый князь Курбский писал в Вольмере, 13 лет спустя царь подчеркивает: я догнал тебя, ты вынужден бежать от меня дальше и дальше.

Успехи Ивана были тем внушительнее, что южная граница продолжала оставаться угрожающей. Отец Ивана, Василий III, начал создание сторожевой службы, охранявшей подступы к Московскому княжеству с юга. Границей был берег реки Оки. После взятия Казани и Астрахани началась усиленная колонизация Поволжья

120 Послания Ивана Грозного, С. 501.

121 Там же С. 388.

[237/238]

и «дикого поля» - территорий, лежавших к югу от среднего течения Оки. Возникла необходимость выдвижения на юг укрепленной линии городов-крепостей. Эти передовые, «украинные» (пограничные) города, соединились между собой укреплениями - валами в открытом поле, засеками в лесу. «Великая московская стена» называлась засечной чертой. Она, естественно, была недостаточной охраной от татарских набегов и дополнялась отрядами войск, каждую весну уходившими на юг для наблюдения за степью. Это требовало все больше средств и воинов.

Тем не менее, татары, цель которых ограничивалась грабежом и захватом пленных, уводимых в рабство, казались из Москвы меньшей опасностью, ибо от них можно было откупиться. Один из крымских ханов объявил русскому посланнику Нагому; татарин любит того, кто ему больше платит. Это означало, что польский король имел немалые возможности использовать склонность татар к дарам в своих целях, но подобные возможности были также у русских. Южная граница вспыхнула зловещим огнем в 1569 г., когда, обнаружив, наконец, московскую опасность, турецкий султан Селим III попытался перейти с Дона на Волгу и овладеть Астраханью. Первое турецко-русское столкновение кончилось для султана неудачей, но противостояние двух государств будет длиться веками. Новосильцев, посол Ивана к султану, выдвинул аргумент, свидетельствовавший о новом положении Руси. «Мой государь, - говорил посол, - не враг мусульманской веры. Слуга его Саин-Булат господствует в Касимове, царевич Кайбула в Юрьеве, Ибак в Сурожске, князья Ногайские в Романове»122. Это было совершенно верно: вассальные татарские князья служили московскому государю с середины XV в., татарская кавалерия активно участвовала в ливонской войне. Это была одна из причин, по которой Иван постоянно отказывался принять участие в антитурецкой коалиции, в которую его приглашали император и папа.

Осенью 1577 г. задача, которую поставил себе Иван Грозный, была, казалось, выполненной. Вся Ливония по Двине (т.е. Лифляндия и Эстляндия), за исключением двух городов-крепостей Ревеля и Риги, была в русских руках. Москва широким фронтом вышла на Балтику, овладев побережьем Финского и Рижского заливов. В 1578 г. в ливонскую войну вступила Польша. Она оказывала и до этого времени помощь Литве, воевавшей за Ливонию, но впервые Польша, возглавляемая энергичным, хорошо знавшим,

122 См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 135.

[238/239]

чего он хочет, королем, начала войну с московским государством. В этой борьбе Ливония была первым полем сражения.

Ведя предвыборную кампанию, Стефан Баторий обещал «защищать христианство». Он не имел в виду турок, культурой которых восхищался, и власть над своим Семиградским княжеством признавал. В его глазах «врагом христианства» была Москва. Польский историк К. Валишевский, который, надеясь, что он никого не оскорбит этим утверждением, называл Польшу «высшим историческим выражением славянской расы»123, видит в Стефане Баторий «истинного представителя этой страны». Ибо, пишет К. Валишевский, «он понял, что Польша, какой Баторий ее видел, цивилизованная, гражданская, либеральная, буйная, католическая, должна поглотить свою великую соседку и навязать ей свою культуру, свой политический строй и свою религию. В противном случае ей угрожала опасность самой быть поглощенной и подчиниться чужим порядкам»124.

Появление Стефана Батория было случайным фактором. Генрих Валуа мог оставаться на польском троне. Эрцгерцог Максимилиан имел, при желании, шансы стать польским королем. В этих случаях Иван мог сохранить балтийское побережье для московского государства. Случилось иначе, мадьяр, не знавший польского и разговаривавший со своими подданными по латыни, вассал турецкого султана, понял нужды Польши лучше, чем подавляющее большинство поляков того времени. Норман Девис, современный английский историк, автор истории Польши, чрезвычайно увлеченный предметом своих исследований, пишет: «Москва Ивана жила в собственной патологической системе ценностей, в собственном замкнутом мире… Сопротивление (Польши) Москве было в то время вопросом принципов и вопросом жизни и смерти»125. Справедливое наблюдение относительно системы «собственных ценностей», «собственного замкнутого мира» сопровождается странным эпитетом - патологические. С точки зрения Москвы патологией была польская система «либерум вето», монархическая республика. Несомненным анахронизмом звучит заявление о войне Стефана Батория как вопрос жизни или смерти для Польши. Иван Польше не угрожал, ей будут угрожать его преемники. Стефан Баторий, случайно явившийся на историческую сцену, задержал продвижение Москвы на одно столетие. Польский король умер (или был отравлен) в отчаянии от неблагодарности своих подданных. Кроме военных

123 Валишевский К. Иван Грозный. С. 320-321.

124 Там же. С. 321.

125 Davies N. Op. cit. P. 565.

[239/240]

побед он оставил знаменитую формулу: для поляков можно сделать все, с поляками ничего.

Заняв трон, Стефан Баторий приступил к реорганизации польской армии. Он утроил численность королевской пехоты, вооружив ее мушкетами, саблями, топорами (до этого пехотинцы имели только пики), кавалерия была усилена «крылатыми» гусарами, которые вскоре прославятся во всей Европе (их изобразил очень живописно Гоголь в «Тарасе Бульбе»), пригласил наемников, продававших свой военный опыт тем, кто его хотел приобрести. По выражению Ивана, польский король «поднял на Русь всю Италию» (т.е. католическую Европу). Московская армия была более многочисленной, ее артиллерия была лучше польской, в ее рядах также были наемники, не говоря о татарах. Когда возникла нехватка боеприпасов, Иван выхлопотал у английской королевы присылку трех кораблей, нагруженных свинцом, медью, селитрой, порохом. В целом русские войска были снаряжены и обучены хуже польских.

Война, которую в 1577-1583 гг. Стефан Баторий вел против московских войск, принесла ему победу. После первых удач польского короля (захвата Полоцка, Великих Лук) активные боевые действия против Москвы начали шведы. Польско-литовские войска осадили Псков. За два года были потеряны завоевания многих лет. Твердая уверенность царя, что «кто бьет - тот лутче, а ково бьют и вяжут - тот хуже», подверглась тяжелому испытанию. Иван, терпя поражения на поле битвы, переходит в дипломатическое наступление. Он обращается в августе 1580 г. за содействием к новому германскому императору Рудольфу II, объясняя, что является жертвой «мусульманских государей и посаженника султана Стефана Батория». Впервые посол русского царя привозит послание римскому папе, в котором содержится то же обвинение против польского короля. Московский царь обещает, в случае оказания ему помощи, выступить против бусурман. В письме Стефану Баторию (1581) Иван настаивает на своем праве владеть Ливонией, всегда принадлежавшей его предкам, угрожает Польско-Литовскому государству в случае отказа подписать мир, войной на 40-50 лет, главное же - отвергает королевский аргумент относительно прав на Ливонию, поскольку это католическая страна. Совершенно неожиданно Иван Грозный ссылается на Флорентийский собор 1439 г., на котором в присутствии митрополита Исидора была достигнута уния между католической и православной церковью. Решения «латынского собора» были решительно осуждены русской церковью, Исидор дезавуирован. Упоминания Иваном постановления собора о том, что «греческая
[1] [2] [3] [4]