Любовь на темной улице (сборник рассказов) (4)

-- Сколько ему, по-твоему, лет? -- спросил отец.-- Столько, сколько и мне? -- Отцу Роберта было около пятидесяти.

-- Нет,-- ответил Роберт,-- не думаю.

-- Он такого же возраста, как и твой дядя Жюль?

-- Да,-- согласился Роберт.-- Приблизительно.-- Как ему сейчас хотелось, чтобы его мать с отцом оставили его в покое. Ведь с ним теперь все в порядке. Нога его в гипсе, он не умер, и через три месяца, как сказал врач, снова будет ходить, и ему ужасно хочется забыть, забыть навсегда то, что с ним случилось этой ночью в лесу.

-- Выходит,-- вмешалась в их разговор мать,-- это -- мужчина лет двадцати пяти, в белом картузе, с голубыми глазами.-- Подняв трубку телефона, она попросила соединить ее с лыжной школой.

Отец Роберта зажег сигарету, подошел к окну. Посмотрел, что творится за окном. Шел снег. Он валил с полуночи, и сегодня все подъемники не работали из-за сильного снегопада с порывистым ветром. При таких погодных условиях существовала вполне реальная опасность схода снежных лавин.

-- Ты поговорил с крестьянином, который подобрал меня? -- спросил Роберт.

-- Да, конечно,-- ответил отец.-- Он говорит, что ты очень храбрый мальчик. Он также сказал, что если бы он тебя не обнаружил, то ты смог бы проползти еще не больше пятидесяти метров. Я дал ему двести франков. Швейцарских, разумеется.

-- Тише, вы,-- оборвала их мать. Ее как раз соединяли с лыжной школой.

-- Это вас снова беспокоит миссис Розенталь. Да, спасибо, он выздоравливает, вообще все идет по плану,-- говорила она на своем четком мелодичном французском.-- Мы тут поговорили с ним, и в результате возник один довольно странный аспект всего этого дела. Он утверждает, что после того, как сломал ногу, какой-то лыжник остановился, помог ему снять лыжи, пообещал сходить в вашу лыжную школу, оставить там лыжи Роберта и попросить вас немедленно отправить за ним сани. Нам очень хотелось бы знать, приходил ли к вам на самом деле этот человек, сообщил ли о несчастном случае. Он должен был прийти к вам что-то около шести вечера.-- Она замолчала, слушая, что ей отвечают. Лицо ее напряглось.-- Понятно,-- сказала она. Немного помолчала.-- Нет, мы не знаем ни его имени, ни фамилии. Мой сын говорит, что ему около двадцати пяти лет, у него голубые глаза и он носит белый картуз. Минуточку, я спрошу.-- Она повернулась к сыну.-- Роберт, какой марки у тебя лыжи? Они сейчас посмотрят, нет ли их на улице в стеллаже.

-- Аттенхофер,-- сказал Роберт.-- Длина метр семьдесят. На носках -красной краской -- мои инициалы.

-- Аттенхофер,-- повторила за ним мать в трубку.-- И на них есть его инициалы, написанные красной краской,-- Р. Р. Благодарю вас. Будем ждать.

Отец Роберта, отойдя от окна, загасил сигарету в пепельнице. Несмотря на приобретенный за время отпуска загар, лицо у него сейчас было каким-то болезненным и уставшим.

-- Роберт,-- сказал он с печальной улыбкой,-- тебе нужно впредь быть более осторожным. Ведь ты -- единственный мой наследник по мужской линии; и у меня слишком мало шансов произвести на свет другого.

-- Да, папа,-- ответил Роберт,-- я постараюсь впредь быть поосторожнее.

Мать нетерпеливо замахала на них рукой, чтобы они помолчали, и вновь прижала к уху телефонную трубку.

-- Благодарю вас,-- сказала она.-- Прошу вас, сообщите мне, если вам что-то станет известно.

-- Уму непостижимо! -- воскликнул отец.-- Разве может взрослый мужчина бросить мальчишку в лесу, чтобы он умер там от переохлаждения? И все это ради того, чтобы завладеть парой его лыж. Невероятно!

-- Попался бы он мне в руки,-- вторила ему мать,-- пусть даже минут на десять. Роберт, дорогой, напрягись. Как он тебе показался? Это был... нормальный человек?

-- По-моему, вполне нормальный,-- ответил Роберт.-- Мне так показалось.

-- Ты ничего особенного в нем не заметил? Подумай-ка хорошенько. Может, какую-то деталь, которая поможет нам найти его. И это нужно не только нам, Роберт. Если в этом городке объявился человек, способный на такое, то очень важно предупредить людей, они должны знать этого злодея, чтобы не позволить ему сотворить то же самое, что с тобой, с другими мальчиками, если не хуже...

-- Мама,-- сказал Роберт, чувствуя, что этот допрос матери сейчас доведет его до слез.-- Я же тебе все рассказал, все, как было. И, поверь, я не лгу тебе, мама.

-- А какой у него был голос, Роберт? -- продолжала мать, не замечая состояния сына.-- Низкий, высокий? Какой у него был выговор? Такой, как у нас с папой? Можно было бы по нему предположить, что он жил в Париже? Может, у него был такой голос, как у твоих учителей или у кого-нибудь из живущих здесь, а он...

-- Ах, да,-- спохватился Роберт, неожиданно вспомнив то, что ускользнуло из его памяти.

-- Ну что? Что такое? Что ты хочешь сказать? -- звонко затараторила мать.

-- Мне пришлось разговаривать с ним по-немецки,-- сказал Роберт. "Как он об этом забыл? Скорее всего, из-за этого морфия и дикой боли".

-- Как так? Тебе пришлось разговаривать с ним по-немецки?

-- Я начал говорить с ним по-французски, но он ничего не понял. Поэтому мы поговорили на немецком.

Отец с матерью переглянулись. Затем мать тихо спросила его:

-- Он говорил на хорошем, настоящем немецком? Или это был швейцарский немецкий? Ты ведь знаешь, что это далеко не одно и то же, не правда ли?
[1] [2] [3] [4]