Бегство
Роман в 3-х частях.
Содержание:
ч. 1. Волна 90-х. Изгнание... на Святую землю.
ч. 2. В Москву за песнями. " Испанские мотивы Горби."
ч. 3. Rape! Утопия по израильски.
Все герои "БЕГСТВА" вымышлены (кроме отмеченных звездочкой при первом упоминании). Вся сюжетно-фактическая основа строго документальна">

Бегство (Ветка Палестины - 3) (20)

[1] [2] [3] [4]

Слушали его вполуха: зал был набит в основном "свежачками" - теми, кто в стране до двух лет, Первогодки на иждивении государства, "второгодников" еще не оставляет надежда. А Евсей Трубашник зовет к борьбе, тpебует противостоять. произволу кабланов, лавочников, полиции. Подняв и над головий огромный, в рыжем пушке, кулак, Евсей предложил ответить на разбой государства, превратившего свою страну в загон, коллективным отъездом отсюда или, по крайней мере, вступлением в общество, названного им "Возвращение".

Зал проводил Бвсея растерянным и недоуменным молчанием. К трибуне туг же двинулся доктор Зибель, тонкошеий, длиннорукий, в своих "знаменитых" облезлых шортах, обшитых по краям штанин бахромой. Его встретили улыбками: доктор Зибель, которого израильский МИД представил американцам бывшим диссидентом, явился на встречу с президентом Бушем в тех же бело-голубых, цвета израильского флага шортах - знай наших! Доктор Зибель сразу уловил настроение зала, явно не склонного к радикализму и, тем более, к сопротивлению властям.

- Создавать русскую партию в Израиле могут только злобные неудачники и карьеристы! - закричал доктор Зибель. - Вы ограблены одним государством, а моральной компенсации требуете от другого?!

Его дружно "захлопали": русские евреи уже поименно знали "тормозных" холуев или "адвокатов удавки", как их величал Аврамий.

Вдруг раскричались те, кого к микрофону не приглашали: -... Я из Гомеля, жертва Чернобыля. У меня мертвая щитовидка. Перед операцией нужно обследование. Говорят, вставай в очередь - через семь месяцев подойдет. Да через семь месяцев я сдохну!

- Письмо Шамиру! - зашумели задние ряды. - Все подпишем.

-... Бессмысленно! - откликнулись из первого ряда. - Мы все им до лампочки Ильича. Необходима партия!

- Кому необходима?! - отозвались сзади. - Евсею?! Мы уж были в одной отдельно взятой стране "пятой колонной"! Не имеем права и пальцем пошевелить, пока не произведем поименный опрос всех олим девяностых годов!

-А кто должен проводить опрос? "Независимая рабоче-крестьянская "Странейну"?! Тут уж захохотали все, поскольку волонтерская команда доктора Зибеля, чаще всего, именно в сей "независимой" и выступала.

Из угла, где сидели журналисты русскоязычных газет, прозвучало: - У каждого Абрама своя программа! - они видели, что с "русской партией" сегодня дело не выгорит!: обозначилось восемь честолюбивых горластых лидеров и каждый тянул одеяло на себя.

Саша понял, время действовать. Он энергично зашагал к трибуне, провозглашая:

- Господа русские евреи! Вы правы, болтовней никого не спасешь! Надо поддержать дело, которому, наконец, дали зеленый свет. Вступим сегодня в партию Пьера Безухова, в партию "вольных каменщиков", - заключил он.

Олимы смеялись неохотно, вяло. Кто-то крикнул: - Куда приходить?

Большинства, понял Саша, ни своим пафосом, ни своим отчаянием он не зажег.

- Все партия и партия, - выкрикнули из зала недовольно. - Вот уже и Ленин есть. Зовет на субботник.

Саша постоял у дверей с блокнотом. Пятнадцать человек все же записалось - пришло шестеро. На другой день, двенадцать. Казалось, начали редеть над головой зимние тучи.

Однако стало светать, пожалуй, лишь тогда, когда в аэропорту Лод приземлились Кальмансоны из Херсонщины и Баку, о которых ни Саша, ни Эли и слыхом не слыхивали.

Впервые эту фамилию произнес Наум Гур. Сообщил Дову из своего Арада: обзвонил "бороды", чтобы восстала из пепла их старая "Эзра" - "Помощь".

- "Эзра" не для тех, кто квартиру покупает или бизнес начинает, здесь есть Форум Щаранского, а для тех, для кого завтрашний день - черный ужас. У кого шекеля нет на автобус, чтобы работу искать, нет на врача, а зубы, глаза разболелись, кто в помойках роется... Сил нет, Дов, газеты читать! И не читать нет сил - что делать? И вот я, вроде татарского хана, обложил каждую "бороду" ясаком. Пока терпят... Сам, как понимаешь, из Арада ни ногой, ясак собирать у "бород" будет Кальмансон, инженер из мэрии, знаешь его? Он сейчас не у дел, взялся охотно.

Дов повесил трубку, пожал плечами. Да знает он этого Кальмансона! Ну, добрый парень, бесхитростный, да что из того! У Дова была своя оценочная "антибольшевистская шкала", как он говорил: "не сидел, не участвовал..." А Кальмансон чем отличился? Был тихим инженером в мэрии. Потом укусил его, злословили ветераны, не то клещ, не то начальник департамента, и попал бедолага на пенсию по инвалидности. Вот и все! Говорили, есть еще у Кальмансона "пунктик". Он искал по всему миру родичей. Безо всякой корысти, для восстановления кальмансонного "генеалогического древа". "Ну, это его забавы. Один спички коллекционирует, этикетки. А этот своим боярским "древом" интересуется".

И недели не прошло после звонка Наума, российские Кальмансоны объявились в Израиле. И начали с того, что всем миром достроили израильскому родственнику виллу, которую тот из-за болезни никак не мог подвести под крышу. Объявили день окончания стройки "кальмансонником", который заменит отныне и "7-е ноября" и "1-е мая" и будет праздноваться ежегодно. Дову приглашение на велюровой бумаге доставила почта, он сказал Софочке, чтоб приоделась - "двинем в гости".

Однажды Софочка увидела у сабры-модницы длинную юбку невиданного покроя и сшила себе такую же, - из цветных лоскутов, колоколом: в бедрах пошире, книзу на конус. Спереди подобрала повыше колен округлыми сборками. Повертелась перед Довом. Он захохотал: юбка напомнила ему арабские рабочие штаны с огромной мотней для продува, сказал: "Годится".

Едва выехали из Иерусалима, Дов, как и обещал, поменялся местами, усадил ее за руль. И пожалел об этом. Он говорил "Направо!", она немедленно возражала: "Рамалла налево, я видела надпись" - и катила прямо, никуда не сворачивая, удивляясь тому, что Дов нервничает: "Прямо - хорошее шоссе, а вбок - рытвины, черт знает что..." Когда все же доехали куда надо, у Дова адски болела голова, а Софочка восторженно воскликнула: "Ох, как хорошо мы поцапались!"

"Кальмансонник" праздновался в поселке "Дивон - ходаша", на "территории", между Иерусалимом и Рамаллой. Только сейчас поняла Софочка, отчего Дов положил в карман пистолет. На всякий случай! По дороге завернули в арабскую лавку, взяли бутылку сивухи под названием "Арак" (другой водки не оказалось) и фрукты. Арабы сидели у лавки на корточках, улыбались Софочке, а один даже языком восхищенно поцокал.

Празднование увидели издалека. Вился над холмом черный дымок. Гости высыпали из дома на зеленеющий гранитный пригорок, колдовали вокруг шашлычницы - калили уголь.

Дом хорош! Солнцем облит, будто сахаром. Куда веселее типового, поселенческого - двухэтажный, из белого иерусалимского камня, гранитная терраса, словно корабельная палуба. Плывет кораблик под красной черепичной крышей, словно под алыми парусами. Плывет по бескрайнему арабскому морю, навстречу штормам. Подбежал торжествующий Кальмансон, запыхался, язык заплетается. Его щекастое доброе лицо в поту. Дов вручил торжествующему хозяину щедрый "ясак" и был почтительно представлен всей родне Кальмансона. Родня, как на подбор, - крупная, рукастая, потомственные слесари, бондари, шапошники, внуки старика Меера, о котором Дову туг же сообщили горделиво, что это "тот самый Меер с Херсонщины, что медведя рогатиной убив".

Ехать в Израиль никто из херсонских Кальмансонов не собирался, но... началась на Кавказе резня, поняли - кулаками не отобьется. А уж после особо памятных им дней, когда ворвались войска маршала Язова в Баку... У бакинского Кальмансона, старика-шапошника, белели губы, когда он вспоминал, как без разбора стреляло доблестное советское воинство по балконам жителей, а потом позволило жертвы мирно похоронить. Он тоже сунулся на улицу, смешался с толпой, которая несла гробы и транспарант "Убийцы, здесь не Афганистан"...

- Вот только четки в руку взял, - сказал старик простодушно, - чтоб сойти за своего, мусульманина.

В путь двинулись Кальмансоны все сразу. И бакинские, и херсонские, и ошские. Снялись с родных мест, как птичья стая. Дов с пониманием выслушал их рассказы, исследовал шпатлевку оконных проемов, цветную штукатурку свода в гостиной, и тут пришла к нему стоющая мысль: "Кальмансонник для "амуты" божий дар!"

- Софочка,- шепнул он. - Ты должна сегодня разогреть их до красного каления.

Софочка испугалась, но когда узнала, что это всего навсего - петь, петь много и со страстью, заулыбалась и, после очередного тоста, затянула медлительно и величаво, ни у кого не спросясь, "Иерушалаем шель захав.." С подобной торжественной значительностью она исполняла разве что "Союз нерушимый республик свободных".

Кальмансоны пили хорошо, говорили разом, шутили грубовато, понимали про Софочку так: кудесница-певунья явилась к ним со своим старым батьком, Дова хлопали каменными ладонями по спине и возглашали на весь поселок Дивон-ходаша, огороженный от арабского востока колючей проволокой: - Ну, и дочкА у вас! Золото!

На шум и песни подходили соседи. Но все больше дальние, из кирпичной виллы напротив даже не выглянули.. Дов спросил, а кто сосед напротив? Кальмансон отмахнулся брезгливо:

- Эти?! Верите - нет, своих прямых родичей изгнали, деда и бабку. И внукам не разрешают с ними общаться.

- Эге, не зятек ли Эли твой сосед?
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.