Глава 14

Глава 14

Беспощадная действительность развеяла ее мечты. Первый месяц, который она провела вдали от Дании, был сплошным кошмаром. Всегда пестуемая и окруженная любовью, она жила теперь в непрерывном страхе. Но какая-то упрямая решимость заставляла ее продолжать свой путь.

Сначала она поехала в шведский лагерь, затем в какой-то бельгийский замок, который кишмя кишел бездомными, нищими бродягами. Бывшие узники концентрационных лагерей, беглецы, ушедшие в горы, в леса, в партизаны; рабы рабочих отрядов. Каждый день приносил смутные слухи, жуткие рассказы о пережитых ужасах. Каждый день был для Карен непрерывной цепью новых ударов. 25 миллионов погибло в этой страшной войне!

След вел в лагерь для перемещенных лиц Ля Сиотат, расположенный на берегу Лионского залива всего в нескольких милях от Марселя. Это был жуткий лагерь. В тесноте жались угрюмые бетонные бараки, утопавшие в море грязи. Беженцы все прибывали и прибывали. Лагерь был набит до отказа, не хватало всего, и тень смерти витала над всеми его обитателями. Для них вся Европа была сплошной могилой.

Геноцид! Пляска смерти шести миллионов жертв! Карен впервые услышала имена Франка и Мюллера, Гимлера и Розенберга, Штрейхера, Кальтенбрунера и Гейдриха. Она слышала имена тысяч людоедов поменьше: Ильзы Кох, приобретшей страшную известность тем, что она набила руку на изготовлении абажуров из татуированной человеческой кожи; о Дитере Вислицены, быке-провокаторе, ведшем стадо за стадом под нож; о Крамере, специализировавшемся на избиении кнутом голых женщин - в лагере было несколько женщин, носивших на себе следы его истязаний. Все чаще и чаще произносилось имя самого остервенелого палача - Эйхмана, этого немца, по слухам, говорящего якобы свободно на иврите, и мастера геноцида.

Карен проклинала тот день, когда она приподняла роковую завесу, на которой было написано слово "еврей": за этой завесой притаилась смерть. Одна за другой подтверждались вести о гибели еще какого-нибудь дяди, брата, тетки.

Геноцид - проведенный в жизнь с точностью и эффективностью машины. Сначала немцы действовали неуклюже: они просто расстреливали. Это было чересчур хлопотно. Тогда они мобилизовали транспорт и ученых для организации этого дела. Были придуманы душегубки, в которых люди умерщвлялись газами в пути следования на кладбище. Но и душегубки действовали слишком медленно. Тогда были построены печи и газовые камеры производительностью в две тысячи трупов за полчаса; в лагерях побольше производительность нередко доходила до десяти тысяч. Организация массового истребления удалась на редкость, и машина геноцида заработала полным ходом.

Карен слышала о тысячах заключенных, бросившихся на колючую проволоку, через которую шел ток высокого напряжения, чтобы только избежать газовых камер.

Карен слышала о сотнях тысяч людей, превратившихся от болезней и голода в скелеты, брошенных в ямы вперемежку с дровами, облитых бензином и сожженных заживо.

Карен слышала о трюках, применяемых к матерям, чтобы отнять у них детей под предлогом переселения из барака в барак. Она слышала об эшелонах до отказа набитых стариками и больными, Карен слышала о дезокамерах, где заключенным давались в руки кусочки мыла. Эти помещения были в действительности газовыми камерами, а кусочки мыла были всего лишь камушки.

Карен слышала о матерях, прятавших своих детей в отрепье, которое они оставляли на вешалке, прежде чем войти в газовую камеру. Но немцам эти хитрости были известны, и они всегда находили детей.

Карен слышала о тысячах раздетых догола людей, поставленных на колени на краю ими самими вырытых могил. Об отцах, прикрывавших ладонью глаза своих детей, когда дула немецких пистолетов касались их затылков.

Она слышала о гауптштурмфюрере эсэс Фрице Гебауэре, руками душившем женщин и детей и наслаждавшемся при виде детей, умерщвляемых в бочке с ледяной водой.

Она слышала о Гейнене, разработавшем новый метод убийства одним выстрелом нескольких людей, поставленных в ряд, и неустанно старавшемся побить свой предыдущий рекорд.

Она слышала о Франке Варцоке, любившем заключать пари, долго ли останется в живых человек, повешенный за ноги.

Она слышала об оберштурмбанфюрере Роките, разрывавшем человеческие тела на части.

Она слышала о Штейнере, просверливавшем дыры в головах и животах заключенных, вырывавшем ногти, выкалывавшем у них глаза и очень любившем хватать голых женщин за волосы и носиться с ними по кругу.

Она слышала о генерале Франце Йекелне, организовавшем массовое убийство в Бабьем Яру. Бабий Яр - предместье Киева, где за два дня было согнано и расстреляно 33 тысячи евреев, к ликованию многих присутствовавших украинцев.

Она слышала об анатомическом институте профессора Хирста в Штрасбурге и о его ученых; она видела изуродованных женщин, служивших им в качестве подопытных животных.

Крупнейшим таким "научным" центром был Дахау. Она слышала, как доктор Хейскеер вводил в кровь детей палочки Коха и наблюдал, как они умирают. Доктор Шульц интересовался отравлениями крови. Доктор Рашель хотел спасти жизнь немецких летчиков и во имя этого он ставил опыты, в ходе которых люди помещались в искусственно создаваемые высотные условия и замерзали на глазах у "ученых", тщательно наблюдавших за ними через глазок. Проводилось еще много других опытов по так называемой программе: "истина в науке", достигшей, может быть, своей высшей точки в искусственном оплодотворении женщин семенем животных.

Карен слышала о Вильхаузе, коменданте лагеря в Яновске, поручившем композитору Мунду написать "Танго смерти". Звуки этого танго были последними в жизни двухсот тысяч евреев, ликвидированных в Яновске. Она слышала о Вильхаузе еще и другие вещи. Она слышала, что его хобби заключалось в подбрасывании детей в воздух, чтобы проверить - сколько раз ему удастся выстрелить в них, прежде чем они упадут на землю мертвыми. Его жена, Отилия, была тоже превосходным стрелком.

Карен слышала о немецких наймитах литовцах, умерщвлявших людей таким, казалось бы, невинным способом как щекотка; о кроатских усташах, замучивших сотни тысяч заключенных.

Карен содрогалась от рыданий и ужаса. Ее преследовали кошмары. Она не могла спать по ночам, и все эти географические названия обжигали ее мозги. Попали ли ее отец, мать и братья в Бухенвальд, или они погибли среди ужасов Дахау? Может быть, они погибли в Хельмно, вместе с миллионом других жертв, или в Майданеке - вместе с 750 тысячами? Или в Бельзеце, в душегубках Треблинки, в Собиборе, в Травниках, в Понятове или в Кривом Роге? Были ли они расстреляны в шахтах в Краснике, или они нашли свою смерть на кострах Клуги; разорваны на части псами в Дьедзине, или замучены в Штутхофе?

Кнут! Ледяные ванны! Электрический ток! Паяльные лампы! Геноцид!

А может быть, в Шойзеле, или Доре, или Нейнгамме, или Гросс-Розне? Может быть, им довелось слушать "Танго смерти" Вильхауза в Яновске?

Не были ли и ее родные среди трупов, переработанных на мыло в Данциге?

Смерть неотступно витала над "перемещенными лицами" в лагере Ля Сиотат неподалеку от французского города Марселя.

...И Карен слышала еще и еще географические названия: Данагиен, Эйвари, Гольдпильц, Виевара, Порткунде.

Она не могла ни есть, ни спать - Кивиоли, Варва, Магдебург, Плашов, Щебнье, Маутхаузен, Саксенхаузен, Ораниенбург, Ландсберг, Берген-Бельзен, Рейнсдорф, Близины.

Геноцид!

Фоссенберг! Равенсбрюк! Нацвейлер!

Однако все это было ничто по сравнению с самым зловещим из них - Освенцим!

Освенцим стремя миллионами убитыми!

Освенцим со складами, набитыми очками!

Освенцим со складами, набитыми обувью, одеждой и детскими куклами!

Освенцим со складами, набитыми человеческими волосами, предназначенными для набивки тюфяков!

Освенцим, где тщательно собирались, плавились и отправлялись в научный институт Гимлера золотые коронки.

Освенцим, где заботливо препарировались черепа особо красивой формы для того, чтобы служить в дальнейшем в качестве преспапье!

Освенцим, где кости сожженных размельчались кувалдами, чтобы замести следы убийства!

Освенцим, где над главными воротами красовалась надпись:

ТРУД ОСВОБОЖДАЕТ!

Карен Ханзен-Клемент впала в глубокую меланхолию. Она слушала и смотрела, пока хватило сил. Под конец она впала в изнеможение и опустошение, и у нее не хватало воли продолжать путь. Но потом, как это часто случается, когда вот-вот, кажется, наступит конец, произошел перелом и она очнулась.

Все началось в тот день, когда она как-то сидела и улыбаясь гладила по головке несчастную сироту, а ребенок всем сердцем потянулся к ней. Карен обладала в высшей степени даром давать детям то, в чем они больше всего нуждались: ласку. Они прямо льнули к ней. Она инстинктивно знала, как нужно вытереть грязный нос, поцеловать или успокоить плачущее дитя; она умела рассказывать сказки и петь песни.
[1] [2]