Глава 13

Глава 13

Третья волна иммиграции хлынула в недавно приобретенную Ездрелонскую долину, в Саронскую долину, в Самарию, в горы Иудеи и Галилеи, и даже на юг, в пустыню, и пробудила землю из вековой спячки. Иммигранты завезли с собой сельскохозяйственные машины, вводили интенсивное земледелие, внедряя севооборот, удобрения и ирригацию. Помимо винограда, цитрусовых и маслин, в основном на экспорт, они сеяли зерно и выращивали овощи и фрукты, и лен, и птицу, и скот.

Они экспериментировали решительно всем, внедряя новые культуры и увеличивая урожайность старых.

Они добрались до Мертвого моря, принялись за обработку солончаков, на которых вот уже сорок тысяч лет ничего не росло, и заставили и их давать плоды.

Они рыли пруды и разводили в них рыбу.

К середине двадцатых годов около пятидесяти тысяч евреев, проживавших в сотне поселений, возделывали свыше полумиллиона дунамов возрожденной земли. Большинство из них носило голубые рубашки кибуцников.

Посадили около миллиона деревьев. Пройдет десять, двадцать, тридцать лет, и деревья будут защищать землю от эрозии. Лесопосадки стали навязчивой идеей Ишува. Куда бы евреи ни пришли, везде они оставляли за собой леса.

Многие новые кибуцы и другие поселения присваивали местные библейские названия. На просторах древней страны возникало также много новых и очень звучных названий. Бен-Шемен - Сын Масла; Дегания - Василек; Эйн-Ганим Садовый Родник; Кфар-Иехезкиел - Село Иезекииля, древнего библейского пророка; Мерхавия - Просторы, подразумеваются - господни; Тель-Иосеф - Холм Иосифа.

Кибуц, расположенный у входа в долину Хулы, столь милой сердцу Барака, был назван "Аелет-Гашахар" - "Утренней звездой". Был и Гешер - Мост, и Гиват-Га-шлоша - Холм Трех. И каждый месяц возникали все новые и новые поселения и названия.

Кибуцовское движение, дитя суровой необходимости, стало ключом к решению проблемы заселения страны. Кибуцы были в состоянии принять массу новых иммигрантов.

Однако не каждый мог приспособиться к жизни в кибуце. Многие женщины, которые самозабвенно боролись за равноправие, не слишком дорожили им после того, как оно было достигнуто. Другие жаловались на то, что нет условий для личной жизни; третьим не нравилось, что дети росли отдельно от родителей. Хотя весь Ишув поддерживал идею национальной собственности на землю и личного труда, но главная причина, из-за которой многие не могли привыкнуть к кибуцовскому образу жизни, состояла в том, что им не хватало земельного участка и двора, которые они бы могли назвать своими. Поэтому небольшая группа откололась от кибуцовского движения.

Она стала называться движением мошавов. В мошаве каждый имел свой личный земельный участок для обработки, а также свой личный двор. Общественными были только общее управление и сельскохозяйственные машины. Некоторые основные культуры обрабатывались тоже сообща всем мошавом, а снабжением и сбытом ведала централизованная организация, действующая на кооперативных началах.

Основная разница между мошавом и кибуцом была в относительно большей личной свободе, и еще в том, что каждая семья жила отдельно и обрабатывала свой участок, как считала нужным. Первый мошав был создан в Ездрелонской долине и назван библейским именем местности "Нахалал" - "Наследство". Место было безнадежно заболочено, и было чудом, что поселенцам, после долгих лет нечеловеческого труда, удалось сделать эту землю плодородной.

Главным недостатком мошава было то, что его члены работали только на себя, и что он не мог принять такого числа новых иммигрантов, какие принимали кибуцы. Тем не менее оба движения развивались и росли.

С ростом Ишува усложнялись и его проблемы. Барак Бен Канаан, всеми уважаемый старый деятель, никогда не знал покоя. Помимо всего прочего, Сионизм очень громоздкая махина. В Ишуве было множество различных политических течений. После погромов взаимоотношения с арабами стали гораздо сложнее; не менее запутанными были и взаимоотношения с англичанами после того, как они стали пренебрегать Бальфурской декларацией и параграфами мандата. По любому вопросу бегали за советом к Бараку. Хотя беспорядков и погромов больше не было, атмосфера оставалась напряженной. Каждый божий день новое нападение, новое воровство, раздавался новый выстрел из-за угла. Не прекращались враждебные проповеди в мечетях. Хадж Эмин эль-Хусейни, сатанинский иерусалимский муфтий, продолжал свою черную работу за спиной у властей и делал все, чтобы вражда не стихала.

Шел 1924 год. Однажды Барак вернулся в Тель-Авив после очень трудной недели в Национальном Совете в Иерусалиме. Он всегда был счастлив, когда возвращался в свою трехкомнатную квартиру на улице Яркона, из окон которой открывался чудесный вид на Средиземное море. На этот раз его встретила неожиданная радость: его ждал дома старый друг, Каммаль, мухтар из Абу-Йеши.

- Много лет я бьюсь над тем, как лучше всего решить головоломную проблему оказания помощи моему народу. Мне больно признаваться в этом, но нет хуже эксплуататоров, чем наши арабские эффенди. Они ничего не хотят делать для феллахов... Они боятся, как бы это не повредило их благополучию.

Барак слушал внимательно. В устах араба, да еще такого просвещенного, как Каммаль, это было в высшей степени необычное признание.

- Я видел, как евреи возвращались в страну и совершали чудеса. У нас нет ничего общего: ни религии, ни языка, ни внешности. Я даже не уверен, что евреи не завладеют когда-нибудь всей страной. Но... евреи - единственное спасение для арабов. Именно евреи, впервые за тысячу лет, принесли свет в эту заброшенную землю.

- Я знаю, Каммаль, что вам нелегко говорить об этом...

- Дайте мне, пожалуйста, досказать. Если только мы сможем жить мирно, как добрые соседи, несмотря на то, что мы так далеки друг от друга, то в конце концов мы тоже извлечем выгоду из всего того, что делаете вы. Я просто не вижу другого пути для арабского народа, Барак, хоть и не уверен в том, хорошо это или плохо.

- Мы ни разу не давали вам повода сомневаться в нашем искреннем стремлении к миру....

- Да... но есть силы гораздо могущественнее, чем мы с вами, и они легко могут развязать конфликт между нами, даже помимо нашей воли.

А ведь он прав, подумал Барак, очень и очень прав.

- Барак, я хочу продать Сионистскому Поселенческому Обществу те земли у озера Хулы, которыми вы всегда так интересовались.

Сердце Барака забилось быстрее.

- Я делаю это не только из благожелательства. Я ставлю еще некоторые условия. Вы должны позволить арабам из Абу-Йеши перенять ваш сельскохозяйственный и санитарный опыт. Для этого, конечно, потребуется время. Кроме того, я требую, чтобы часть детей села, самые способные, могли посещать вашу школу.

- Мы это с удовольствием сделаем.

- У меня есть еще одно условие.

- А именно?

- Вы сами должны переехать тоже.

Барак встал и почесал свою лохматую бороду.

- Я? Почему именно я?

- Потому что, покуда вы там, я буду уверен, что условия будут соблюдаться, и что мы сможем все жить в мире. Я проникся доверием к вам еще в тот день, когда вы впервые появились мальчиком в Абу-Йеше, тридцать с лишним лет тому назад.

- Я подумаю, - ответил Барак.

- Ну, и что ты скажешь своему Каммалю? - спросила Сара.

Барак пожал плечами. - Что я ему могу сказать? Мы не можем, вот и все. Какой ужас! Годы целые я умолял его продать эту землю. Если мы теперь туда не поедем, то мы ее никогда уже не получим.

- Да, жалко, - согласилась Сара, разливай чай.

Барак шагал по комнате. Вид у него был несчастный.

- В конце концов, Сара, - бормотал он, - нам надо считаться с действительностью. Я здесь нужен. Тут и Национальный Совет и Поселенческое общество. Ведь я же не конфетами торгую на Алленби.

- Конечно нет, дорогой, - сочувственно ответила Сара. - Ты тут незаменим. Весь Ишув нуждается в тебе.

- Да, - сказал он, шагая снова по комнате, - к тому же мы с тобой уже не дети. Мне уже пошел шестой десяток, а с этой землей придется здорово повозиться.
[1] [2] [3]