15. С АФГАНСКОЙ ГРАНИЦЫ В КАФЕ «ПЕГАС»

[1] [2] [3]

15. С АФГАНСКОЙ ГРАНИЦЫ В КАФЕ «ПЕГАС»

Положение в Восточной Бухаре ухудшалось с каждым днем. Банды басмачей, воевавшие под знаменами свергнутого эмира, выходили из-под контроля. Информация о событиях в регионе была отрывочна и противоречива. Советские представители, направлявшиеся в этот район для закупки зерна у крестьян, бесследно исчезали. Становилось ясно, что местные гражданские и военные власти не в состоянии справиться с ситуацией. Советский консул, сообщая о своей тяжелой болезни, просил о замене. И вот К. К. Юренев назначил меня Генеральным консулом и военным резидентом Восточной Бухары, административный центр которой находился в Харши.

Это был маленький, полузаброшенный городок у подошвы горного хребта в двухстах пятидесяти километрах от афганской границы. Стоявшая там бригада Красной Армии потеряла от малярии почти девять десятых своего состава. Местные коммунисты делили свое время между молитвами в мечети и муниципальными делами. Отношения между нами были напряженными. Дело дошло до того, что они отказывались поставлять продовольствие Красной Армии и мы вынуждены были прибегать к реквизициям.

– Красная Армия должна жить, – говорил я им. – Помните, что, если мы уйдем, придут эмирские головорезы, и тогда вам несдобровать. Всем вам они перережут горло.

Они понимали весомость моих аргументов, но все же не спешили тащить нам мешки с мукой и рисом. Город уже дважды подвергался разграблению басмачами. Треть зданий лежала в руинах, а их жители либо вырезаны, либо бежали в горы. Было больно видеть эти развалины, освещенные ярким солнцем и окруженные роскошными виноградниками.

Жизнь у солдат была тяжелой. Время от времени басмачи совершали ночные набеги на город. Молниеносный налет, резня, грабеж – и они ускользали, прежде чем успевали подтянуться наши солдаты. Изнурительный климат был беспощаден. Каждую неделю мы хоронили нескольких бойцов, погибших от малярии. Наша разведка работала слабо и недостаточно информировала нас о передвижении басмачей, которые были в постоянном контакте с англичанами. Несколько английских патрулей действовали в районе проживания враждебных нам племен между Афганистаном и «крышей мира» – Памиром, оплачивая приобретаемое продовольствие серебром и золотом.

Я прожил в Харши около двух месяцев, но этого было достаточно для того, чтобы окончательно подорвать свое здоровье. Дело было не только в высокой температуре. У меня, как и у большинства европейцев, живущих в этом субтропическом регионе, образовались на ногах язвы. Мне приходилось диктовать свои письма лежа в кровати, вытянув ноги в направлении стоявшей посреди комнаты печи. В таком же положении я принимал посетителей. Моя левая нога была в таком плачевном состоянии, что не мог надеть сапог и ходил с одной ногой, обутой в турецкий чувяк.

Мой коллега по Академии Генштаба Кассис, который командовал расквартированной в Фергане дивизией, узнав о моем состоянии, прислал мне несколько бочонков особенно ароматного и целебного вина. Увы, несмотря на эту братскую помощь, вино уже не смогло поставить меня на ноги[22].

Хотя я занимал должность консула, но консульских обязанностей у меня практически не было. На самом деле я выполнял функции старшего воинского начальника в отношении российских войск, расквартированных этом протекторате. Войска располагались в восьмидесяти километрах к востоку, и моим единственным компаньоном здесь был латыш, неизвестно как попавший в это экзотическое место и выполнявший обязанности начальника местной милиции – живописного сборища головорезов в тюрбанах и невообразимых лохмотьях, которые или раньше были басмачами, или вскоре должны были стать ими. Латыш часто проводил свои вечера со мной на плоской крыше консульского здания, довольно большого и унылого, без какой-либо мебели, если не считать нескольких ковров. С крыши мы могли наблюдать за соседними двориками и улицами, на которых не было видно никакой живности, кроме шакалов, время от времени забегавших сюда в поисках пищи. При свете яркой луны хорошо были видны тени этих крадущихся хищников. В эти одинокие вечера я с тоской вспоминал свою неудачную женитьбу и ее бесславный конец. Латыш настраивал гитару и пытался скрасить наше одиночество меланхолическими песнями типа: «Все проходит…»

Работа моя была нерегулярной. С фронта прибывали офицеры с жалобами на недостаток продовольствия и с просьбой разрешить реквизицию у местного населения. Приходили офицеры из местной милиции с просьбой разъяснить им указания, полученные от центральной власти, помочь в планировании оборонительных мероприятий и подготовке приказов для войск. В пять часов у меня наступал приступ малярии, который всегда продолжался до темноты. И только ночью я мог подняться с дивана, полностью истощенный.

Лишь однажды наше монотонное существование было нарушено визитом одного из важных членов мухитдиновского клана, который стал президентом республики, а его близкий родственник, Арифов, министром обороны. Они направлялись на встречу с главарями басмачей для обсуждения тех мирных соглашений, которые на самом деле не приносят мира, но создают большие возможности для всякого рода бесчестных сделок и закулисных маневров. Они остановились в доме богатого харшийского купца и устроили для меня прием на крыше его дома.

– Зто был очень торжественный прием. Организаторы приготовили роскошный плов, после ужина появились музыканты со своими национальными струнными инструментами и бубнами. Узбекская музыка сильно отличается от нашей, но в ней есть некое экзотическое очарование. Оба высокопоставленных чиновника привезли с собой своих любимцев, грациозных подростков в возрасте двенадцати-пятнадцати лет, которые в военной форме выглядели довольно странно. Они стали танцевать для нас, и, надо признать, танцевали замечательно, потому что занимались этим с младенчества. Арифов создал из этих бывших безработных, а зачастую и беспризорных мальчишек ансамбль и включил его в штат своего комиссариата.

У меня эти союзники, путешествовавшие с такой свитой, вызвали недоверие, но я должен был проявить ответную вежливость и устроил для них прием в консульстве. Во время приема президент и министр обороны республики продолжали исполнять свои официальные обязанности. Отхлебнув зеленого чая или вина, они доставали из кармана халата печать и, поплевав на нее, торжественно прикладывали к указу или судебному решению, доставленному помощниками. Вот так в Бухаре отправлялось правосудие.

Из-за резкого похолодания ночью эти два господина одолжили у меня мою новую шинель и мою коляску, единственную двухосную повозку в Восточной Бухаре, и после заключительного обмена любезностями, провожаемые моими почти лирическими напутствиями, укатили. Больше я их никогда не видел, поскольку они перешли к басмачам вместе со своим любимым танцевально-музыкальным ансамблем, писцами, поварами и моей новой шинелью. Коляска была возвращена мне после того, как они доехали до места, где заканчивались все дороги. Насколько прав был Файзулла Ходжаев, когда предостерегал нас от доверчивости к Мухитдинову с его феодальными замашками, советуя нам доверять только тем, кого эмир наказывал битьем палками по пяткам, говорить было излишне.

Малярия довела меня до крайней степени истощения. Старый и вечно пьяный военный доктор из пехотной бригады пытался убедить меня пройти «водколечение», но я решил ждать, пока мне представится возможность лечиться каким-нибудь другим способом.

В конце октября 1921 года Академия Генштаба отозвала всех своих отсутствовавших слушателей для прополжения учебы. Я передал дела секретарю и с чувством большого облегчения взгромоздился на свою коляску. С собой я вез целое состояние: мешок белой муки, мешок изюма, два шелковых халата – подарок республики – и толстое стеганое ватное одеяло. Из-за всего этого во время путешествия мне приходилось спать вполглаза, ибо такое богатство было большим искушением для грабителей.

Я ехал в Россию, где в Поволжье разразился голод. Люди тысячами умирали. В прессе сообщалось об отдельных случаях каннибализма. Железнодорожные станции были либо абсолютно пустынными, либо заполнены существами, дошедшими до последней стадии отчаяния. Американская организация помощи, АРА, по указанию президента Герберта Гувера оказывала помощь голодающим. Меня это изумило, так как я считал, что капиталистический мир больше всего на свете желал краха коммунистической России. Мы считали, что голод в немалой степени был результатом капиталистической блокады. Однако деятельность АРА свидетельствовала о том, что и на Западе у нас были друзья. Но может быть, думал я, что это всего лишь капиталистическое лицемерие? Ответа на этот мучивший меня вопрос я не находил.

Между тем в Москве тоже не хватало продовольствия и уже давно действовала карточная система распределения продуктов. Но главное было в другом – Гражданская война закончилась, и для моего поколения забрезжил свет надежды.

Когда я сошел с поезда, в Москве была грязная осенняя оттепель. Нагруженный мешками, в одном армейском сапоге и в одном расшитом чувяке, я, должно быть, производил странное впечатление. Извозчиков нигде не было. Мне удалось найти что-то вроде рикши с санками, на которые я погрузил свои мешки, и вслед за ними поковылял к гостинице «Левада». Деньги в то время совершенно обесценились, и расплачиваться мне пришлось со своим возницей тремя фунтами муки.

В Академии Генштаба проходила партийная чистка, этого отчасти требовала сложившаяся ситуация. Если, к примеру, в начале Гражданской войны партия насчитывала несколько сотен тысяч членов, то сейчас в ней было около двух миллионов. Теперь, когда главная опасность миновала, партия хотела повнимательнее присмотреться к своим рядам. Официальной целью чистки было избавление от авантюристов и чуждых элементов, а также тех, кто вступил в партию в корыстных целях.

Я уже дважды был свидетелем подобных мероприятий во время войны в Гомеле. Как только наступала передышка, партия собирала своих членов и спрашивала, кто где был и что делал в период кризиса. У тех, кто отсиживался в укромном месте, никакие объяснения не принимались, их просто исключали из партии.
[1] [2] [3]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.