Воспоминания о Корнее Чуковском (20)
[1] [2] [3] [4]К Корнею Ивановичу приехали из Москвы трое незнакомых юношей, десятиклассников.
Юноши - ныне филологи - хорошо знали литературу и очень любили поэзию двадцатых годов нашего века. Корней Иванович повел их в библиотеку, затем пошли гулять. Встретили Тамару Владимировну Иванову. Она пригласила к себе. Со второго этажа спустился Всеволод Иванов.
- Всеволод Вячеславович, вот приехали молодые люди, они любят литературу...
Но один из юношей перебил Корнея Ивановича:
- Нет ли у вас книжек поэтов двадцатых годов? Мы собираем...
- Ай-ай-ай! - завизжал Чуковский. - Я ухожу... Я не терплю, когда молодые люди так ведут себя... Пришли к писателю - и нет ли у вас книг, которые мы собираем... Точно в лавку пришли...
И убежал. Мы бросились за ним. Он всю дорогу отчитывал мальчиков, а они неловко пытались оправдываться.
Корней Иванович отдыхал в Барвихе. К нему приехал иностранный журналист и написал о нем статью. Прислал ее. Корнею Ивановичу не понравилась статья.
- Нельзя составить мнение о человеке, если видишь его только в санатории. У него там нет ничего своего. Ни книг, ни обстановки... Даже халат на мне чужой. Только термос собственный.
- У меня лежит пластинка: Маяковский читает стихи. Мне ее подарили очень давно, но я ни разу не слушал. Это слишком страшно - голос живой, а поэта нет...
В семь часов утра над перилами балкона (на втором этаже) появилась голова внука Жени.
Женя. Дед, у меня родился сын.
Корней Иванович. Поздравляю. Сколько?
Женя. Пятьдесят. На пеленки.
Корней Иванович. Хорошо. Получишь. Только моей крови там меньший процент, чем Дмитрия Дмитриевича. Я - прадед, а он - дед. Скажи ему, чтобы он взял на себя большую часть забот.
Женя. Хорошо.
Корней Иванович. Надо послать розы Гале.
Женя. Старик Нилин еще спит, пойду нарву у него в саду.
Голова исчезла.
Через некоторое время привезли младенца. Корней Иванович долго, с удивлением рассматривал его. А когда все уехали, с грустью сказал:
- Рождаются, чтобы умереть, умирают, чтобы рождаться... В этой комнате умерла Мария Борисовна, и сюда же принесли новорожденного...
И на следующее утро:
- Не могу отделаться от впечатления, оставленного правнуком. Мария Борисовна обожала Женю. Он стал у нас жить, когда ему было три года. Однажды Мария Борисовна уложила его спать в свою постель и ушла куда-то. Я сидел в кабинете и работал. Слышу - Женя орет благим матом. Пошел к нему, стал его уговаривать: подумай об этом, о том... Успокоился. Я вернулся к себе. Опять орет... Пошел снова. Только сяду работать, как он начинает кричать. Я наконец так рассердился, что побил его и ушел. Сижу и думаю: что же я наделал? Он маленький... Сирота... И что будет, когда Мария Борисовна узнает? Решил пойти приласкать Женю и просить, чтобы он ей не рассказывал. Прихожу, а он спит! Крепким сном спит!
В гневе Корней Иванович был беспощаден. Иногда потом каялся. Часто говорил:
- Я ночи не сплю, вспоминаю все дурное, что делал людям.
Вместе с тем с огромной охотой помогал каждому, кто к нему обращался. Писал письма, ходатайствовал...
Как-то вечером позвонили из Москвы. Чуковский сам подошел к телефону. Его попросили что-то сообщить писателю, который жил в Переделкине и не имел телефона. Корней Иванович мгновенно согласился:
- Идем!
Это было зимой, на улицах темно, холодно и скользко. Писатель жил не так уж близко - возле моста через пруд. Я говорю:
- Не надо вам ходить. Я одна пойду.
- Нет. Я тоже пойду. Сам передам, раз обещал.
С трудом дошли. А там долго не могли попасть в сад, звонок не работал, собаки с лаем кидались на нас, лишь только мы пытались открыть калитку. Корней Иванович кричал в темноте на всю округу: "Го-го-го!!!"
Я жила в переделкинском Доме творчества. Корней Иванович, узнав, что мне надо поехать в Москву, предложил свою машину.
- Я сам в жизни много намучился, поэтому понимаю других. Бывало, стою с кипой книг, чтобы отвезти в библиотеку, и жду: может, кто-нибудь поедет в город и возьмет меня... А как-то из Барвихи собрался в Москву, вышел, смотрю - стоит машина. Я спросил у шофера, нельзя ли мне тоже поехать. Он говорит: "Надо у хозяина узнать". Появился хозяин, сел и уехал, ни слова мне не сказав. Я так рассердился, что бросил палку им вслед.
Был внимателен к чужому горю.
В 1958 году в один и тот же день скончались мой отец и сестра Фредерика, с которой Корней Иванович дружил. Он прислал мне письмо:
"...Я, потерявший сына, дочь, нежно любимую Марию Борисовну и ежедневно теряющий себя самого - необыкновенно быстрыми темпами, - понимаю Вас и Вашу тоску лучше многих. "Я изучил науку расставанья" - и понял, что главное в этой науке - не уклонение от горя, не дезертирство, не бегство от милых ушедших, а также не замыкание в горе, которому невозможно помочь, но расширение сердца, любовь - жалость - сострадание к живым. Когда умерла моя Мурочка, я спасался горячим общением с другими людьми. Простите, что я преподаю Вам "науку расставанья" так грубо и кратко, - но Вы - Вы, и поймете меня...
Приезжайте. Помолчим вместе. Не нужны ли Вам деньги?
Здоровье мое совсем развалилось. Третью неделю не сплю".
Он не любил ничего общепринятого. Не признавал встреч Нового года. У детей его никогда не было елок.
Однажды я подарила ему цветок и вместо "спасибо" услышала:
- Терпеть не могу цветов.
И тут же преподнес мою гвоздику какой-то повстречавшейся нам даме. Сначала я обиделась, но впоследствии поняла - он действительно не любил цветов. Вероятно, тоже оттого, что их все любят.
Он не только сам был невообразимо трудолюбив, но и от других требовал, чтобы они неустанно работали.
- Опять на именины? Либо вы светская дама, либо литератор, одно из двух...
Долго, с нескрываемым удовольствием смотрел, как пилят дрова в чужом саду.
Восхищался шофером, когда он сбрасывал с крыши снег.
Рассказывал, что очень любит стирать.
Любая работа пленяла его. После болезни сидел на балконе, наблюдал за муравьями и с одобрением говорил:
- Смотрите, смотрите, какие труженики! Ни одной секунды без дела!.. Это они носят материал, строят себе дом.
Часто размышлял о самом себе, старался понять себя. И порой жестоко бичевал.
- Мой первый импульс плохой, хорошее я делаю пораздумав.
На деле было наоборот: первый импульс - помочь, одарить, похвалить. А потом вдруг сожалеет, зачем это сделал. Помню, написал восторженную статью о поэте. А назавтра:
- Чего это я его так расхвалил?!
- Уверяю вас, что я не считаю себя умным. И талант свой я в молодости тратил на фельетоны вместо серьезных книг. Была большая семья, надо было зарабатывать на хлеб.
В другой раз:
- Никакого таланта у меня нет. Я беру трудом.
- Мое добро всегда оборачивается злом.
- До сих пор я вхожу в кабинет редактора со страхом.
- Я построил библиотеку потому, что обязан вернуть детям то, что взял у них.
Получил письмо от приятельницы из Киева, пишет, что он гений. Я говорю:
- Не совсем гений, скорей генийчик.
Корней Иванович: