Глава четвертая. УТОПЛЕННИК, ИЛИ СЕНТЯБРЬСКАЯ НОЧЬ (3)

[1] [2]

На самом деле, Ненашев вполне мог героя об этом и не предупреждать. Никаких обязательств перед Ельциным он не имел. Но после «правдинского» скандала Ненашев решил проявить неподобающее благородство.

«И сама публикация, и манера ее подачи чем-то дурно припахивали, – вспоминал Ненашев позднее. – Я считал для себя идти тем же путем невозможным и неприличным. Поэтому сам позвонил Ельцину… Сказал, что если будет желание предварительно посмотреть, мы готовы ее показать».

Ясное дело, Борис Николаевич ухватился за это предложение двумя руками. Вместе с Сухановым он отправляется в Останкино и садится перед монитором.

«И вот он смотрел, смотрел на телеэкран и вдруг начал мрачнеть, – свидетельствует Суханов, – на лице появилось выражение озабоченности, и я чувствую, что этот “видик” ему не по душе… Борис Николаевич, естественно, не дал “добро” на демонстрацию этой не самой удачной встречи в США».

А почему, собственно, запись эта вызвала столь жгучую реакцию? На сей счет имеется два объяснения.

Первое – самого Ельцина и его окружения. Второе – Made in USA.

По ельцинской версии, выглядел он в тот день не лучшим образом, ибо долго не мог накануне уснуть, «растревоженный впечатлениями, физической нагрузкой, усугубляющимся перепадом во времени».

Лишь в четыре утра Борис Николаевич якобы забылся, наглотавшись транквилизаторов, а уже в семь надо было ему вставать.

«Я чувствую, что не смогу подняться, совершенно разбитый, – оправдывается он в “Исповеди…” – Прошу отменить встречу. Мне говорят – это невозможно, будет скандал, хозяева этого не переживут. Я говорю, что я не переживу сегодняшний день… И вот, абсолютно без сил, собрав всю свою волю, я провел первую встречу, затем вторую, ну, а дальше было легче, я разошелся, да и действие таблеток прошло…»

Версия американской стороны – прямо противоположная. Цитировавшийся уже Джеймс Гаррисон, советник президента США, в составленном по горячим следам официальном отчете, утверждал, что всю ночь Ельцин с коллегами налегали на виски «Джек Дэниэлс», и забылись они лишь с рассветом. Так что состояние у Бориса Николаевича было поутру соответствующим. Гаррисон, правда, предлагал ему отменить самые первые встречи, но Ельцин в категорической форме отказался, несмотря на свою невменяемость.

Скажу сразу, эти объяснения кажутся мне намного правдоподобнее. Если внимательно проанализировать записки верного помощника Ельцина Суханова, между строк читается примерно то же.

Судите сами:

«Заканчивался трудный день, – пишет Суханов. – Но ночного застолья мы все же не избежали… Пошли спать поздно – где-то около четырех утра… и долго не могли уснуть… И когда я наконец заснул, меня вдруг разбудил Ярошенко (народный депутат, один из тогдашних соратников Ельцина. – Авт .). “В чем дело?” – спрашиваю. “По-моему, Борис Николаевич не спит”. Я поднялся и пошел в номер к Ельцину. Застал его бодрствующим. “Очень тяжело, – сказал он, – никак не могу уснуть”».

Этими объяснениями Суханов как бы пытается дезавуировать упреки в пьяном загуле. Но выходит все наоборот. Потому что «ночное застолье» до четырех утра в привязке к Ельцину воспринимается однозначно: они до рассвета явно не сухое вино по глоточку цедили.

А потом еще давай по номерам колобродить , ибо уверения, что будили они друг друга, снедаемые страхом оттого, что патрон их никак не может уснуть, звучат очень уж смехотворно. С такой заботливостью им не визиты президентам наносить, а в пионерлагерях вожатыми работать; контролировать тихий час.

Да и как, собственно, депутат Ярошенко мог понять, что Ельцин не спит? По отсутствию храпа?

На ум сразу же приходит аналогичная история, когда в 1990 году Ельцин полетел в Париж, где работал послом бывший его учитель и наставник Яков Рябов, отношения с которым расстроились после октябрьского пленума ЦК. По понятным причинам, встречать его Рябов не поехал, но в четыре утра вдруг звонок:

– Петрович, хотелось бы встретиться.

Только-только отбился, через час – снова здорово.

– Давай встретимся.

Вполне обыденная, жизненная ситуация: принял человек лишнего, вот и потянуло его среди ночи на лобызания и выяснение отношений: ты меня уважаешь?

К слову, парижская эта поездка закончилась весьма показательно. На обратном пути в Москву Рябов и Ельцин оказались в одном самолете. Крепко выпили. Настолько крепко, что по прилете в «Шереметьево» Борис Николаевич был уже нетранспортабелен, и его пришлось вывозить через черный ход, дабы спрятать от глаз восторженной публики.

Вдова Льва Суханова, которая приехала в тот день встречать мужа, хорошо помнит, как вместе с Наиной Иосифовной они начали уже беспокоиться: все пассажиры прошли, а Ельцина с Сухановым – нет и нет.

«Наконец Суханов появился. Тут-то и оказалось, что Ельцина прямо от трапа отправили домой. Он был в таком состоянии, что даже вещей своих забрать не смог…»

Кстати, Светлана Суханова поведала мне и о том знаменитом американском вояже. Несмотря на озвученную Сухановым вышеприведенную версию, своим домашним рассказывал он совсем другое.

«Все было так, как писали газеты, – подтверждает Светлана Михайловна, – Лев признавался потом, что едва не получил инфаркт. Утром, когда им надо было ехать в университет Гопкинса, он еле-еле сумел растолкать Ельцина и вытащил его из номера на себе. А Ельцин-то – весил ого-го!»[13]

МЕДИЦИНСКАЯ СПРАВКА

Алкогольная зависимость определяется как комплекс психических и соматоневрологических расстройств здоровья, связанных с регулярным употреблением алкоголя в опасных для здоровья дозах. Возникает патологически болезненное влечение к алкоголю.

1 октября 1989 года злополучная американская запись, вопреки причитаниям Ельцина, была все же показана по советскому телевидению. Это вызвало гнев и ярость нашего героя.

Борис Николаевич в очередной раз вступил в схватку с самим собой. С одной стороны, он активно ратовал за демократию и свободу слова. Но почему-то, едва только свобода эта касалась его личных интересов, вся демократическая шелуха разом слетала, и под ней обнаруживался панцирь типичного партократа с большевистскими замашками.

Что, в сущности, произошло? Журналисты засняли пьяные выходки популярного политика: не в кругу семьи или на частной вечеринке, а перед огромной аудиторией.

Сенсация? Ясное дело.

Попади в аналогичный переплет любой из западных его коллег, тот же Буш, которого он считал уже себе ровней, никто и лишних вопросов не осмелился бы задать. Запись эта – превратилась бы в главную национальную новость, обошла все мировые каналы, стала предметом всенародного обсуждения.

Но Ельцин талдычит, как пономарь: ни к чему это. Показывайте лучше другие съемки: из Чикаго, Филадельфии, а лучше всего – из Колумбийского университета. Я намного удачнее там получился.

Довольно странное восприятие свободы слова. Свобода – должна быть одинакова для всех. Попробуй он на Западе остановить подобный эфир: еще бы и из парламента отозвали, за грубейшее попирание демократии и конституции.

Но в понимании Ельцина демократично лишь то, что на пользу ему самому. Все остальное – происки диктатуры.

И на свет рождается очередная контрпропагандистская уловка. Оказывается, на пленке запечатлен вовсе не он.

Точнее, не так. Снят, разумеется, Ельцин, но сама запись подверглась якобы иезуитскому техническому монтажу.

«Где надо – замедляя на доли секунды изображение, а где надо – растягивали слова, буквы, – пишет Борис Николаевич. – Об этом мне сообщили видеоинженеры из Останкино. Они даже написали письмо, которое было передано в комиссию, разбиравшую предвзятое освещение в прессе моей поездки. Но, естественно, этот вопиющий факт с пленкой разбирать и проверять никто не стал. К тому же главная цель была достигнута: растерянные люди, их было немного, но они были, говорили – а может, он действительно был пьяный?.. Объяснять, оправдываться я считал неуместным».

Насчет оправданий и объяснений – Ельцин, как обычно, лукавит. (На встрече с избирателями в Доме кино в ноябре 1989 года он даже утверждал, что видеозапись была сделана… ЦРУ, и «по закону нашего телевидения не имеет права транслироваться в эфир, поскольку низкого качества».)

В той же «Исповеди…» он подробно описывает, что заторможенность его стала следствием транквилизаторов.

«Принятое накануне снотворное, – вторит патрону Суханов, – было сильнее его воли. Все его движения – вялые, заторможенные».

Широкую советскую общественность эти беспомощные объяснения вполне удовлетворили. Они полностью совпадали с бесчисленными мифами и легендами о всемогуществе коммунистического режима.

В те годы наивные граждане с легкостью готовы были верить в любую лабуду . В зомбирование и биороботов. В тотальное прослушивание. В чудесное воскрешение Гагарина, которого-де два десятка лет держали в закрытом дурдоме. В крыс-мутантов, терроризирующих столичное метро.

А уж – растянуть на экране звук, выставить нормального человека идиотом, при современном развитии техники – вообще пара пустяков.

Это явление с подачи ельцинского окружения получило название «эффекта Буратино».
[1] [2]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.