Сердце друга (2)

Впрочем, сейчас Акимову было не до нее. С каждой минутой темп жизни нарастал все больше. Дверь землянки уже почти не закрывалась, а плащ-палатка, занавешивающая дверь, дергалась и хлопала беспрестанно: это появлялись и исчезали все новые действующие лица той драмы, которая должна была разыграться завтра.

Акимов, отдавая бесчисленные распоряжения, уточняя с артиллеристами цели, с саперами - районы наших и вражеских минных полей и линий колючей проволоки, со своими офицерами - план действий на все могущие быть предсказанными случаи жизни, иногда забывал о событии, которое должно было произойти после боя, - об уходе в тыл. Вспомнив же об этом, он на мгновение замолкал, кровь горячо подступала к сердцу, и он косился на полковника с каким-то почти суеверным чувством: а сидит ли действительно там, в углу, этот полковник? Можно было чувствовать к нему какую угодно антипатию, но его присутствие здесь означало непреложный факт - завтрашний уход в тыл. А вдруг оглянешься - и никакого полковника здесь нет? Просто это был плод воображения, лихорадочного сна!

Но полковник сидел на месте, и это был, несомненно, реальный полковник, притом - полный желчи ревнитель уставов.

Посреди гула негромких разговоров, сухого треска открываемой и закрываемой двери и свиста ветра, то усиливающегося, то слабеющего, в землянке вдруг раздался звук, похожий на шипение закипающего молока, потом послышалась громкая и приятная мелодия: Майборода завел патефон.

- Это зачем же? - встрепенулся полковник. - Прекратите. Нашли время!

Акимов, дававший артиллерийским офицерам цели на поражение, остановил карандаш, которым метил что-то на карте, и, взглянув на полковника в упор, спокойно возразил:

- Это я распорядился. Пусть играет. Немцы к этому привыкли. Если не поиграть вечером, они еще, чего доброго, заподозрят неладное. Военная необходимость, товарищ полковник.

"Попробуй придерись к этому черту", - подумал полковник, с уважением глядя на склоненную над столиком упрямую голову Акимова. Наблюдая за подготовкой боя, полковник не мог не отметить внешнего спокойствия и непринужденности молодого комбата, управлявшего людьми с уверенностью, которая дается привычкой командовать и личным бесстрашием.

- Минометная батарея немцев стоит вот здесь, - продолжал Акимов, энергично ткнув карандашом в какую-то точку на карте. - Накройте мне эту батарею, и я - царь.

Телефон заверещал, связист взял трубку и тут же передал ее Акимову, сказав:

- Вас командир полка просит.

Акимов поговорил с Головиным, вернее, молча слушал, что говорит ему командир полка, время от времени коротко вставляя: "понятно", "есть", "слушаюсь", "будет сделано". Только в конце разговора он вдруг покраснел и воскликнул:

- Что за наказание, товарищ майор! Опять про эту переводчицу! Да избавьте меня, бога ради, от такой обязанности - оберегать девицу... Есть. Хорошо. Ладно.

Он положил трубку, чертыхнулся и, разведя руками, сказал капитану Дрозду:

- Всё о вашей переводчице пекутся. - Он задумался, ехидно усмехнулся и добавил: - Наверно, у нее высокий покровитель какой-нибудь есть. Держал бы ее при себе.

Дрозд ответил сдержанно:

- Уж не знаю, есть или нет. Не мое дело.

Вошел низенький квадратный старшина, доложивший, что прибыли боеприпасы. С его шинели ручьями сбегала вода. И еще приходили люди с донесениями и просьбами разного рода.

"Все идет нормально", - думал полковник. Он поднялся с места и сказал:

- Пора. Я пойду погляжу ваш передний край.

- Прикажете сопровождать вас? - спросил Акимов, тоже вставая.

- Занимайтесь своим делом, а со мной пошлите кого-нибудь.

Адъютант батальона, лейтенант Орешкин, румяный, стройный, как тростинка, и красивый, как куколка, поняв кивок Акимова, взял автомат и пошел вслед за полковником.

В овраге их сразу, словно обрадовавшись новым жертвам, подхватил сильный ветер, больно хлеща по лицу холодными дождевыми каплями.

- Начнем справа, - сказал полковник.

Они пошли по оврагу. Здесь, несмотря на непроглядную темень, уже ощущалось непрерывное движение. Темные тени двигались во всех направлениях. Переваливаясь по щербатым ямам, поскрипывали повозки. Целые созвездия папиросных огоньков светились тут и там. Овраг вился то влево, то вправо, и ветер соответственно поворотам то утихал, то налетал с удвоенной силой.

Выбравшись из оврага, полковник с лейтенантом пошли по довольно мелкому ходу сообщения. Немецкие ракеты медленно и плавно подымались и опускались, бледным зеленоватым светом на мгновение освещая лабиринт залитых водой темных лазов, ходов и окопов, перерезавших землю вкривь и вкось, и стальную ленту ручья с дрожащими от холода зарослями осоки. Из землянки комбата все еще слышалась печальная музыка какого-то классического концерта.

- Давно с Акимовым работаете? - спросил полковник.

- Полгода, - охотно ответил шедший впереди молоденький лейтенант. - Я командовал взводом, потом Акимов взял меня к себе.

- Хороший командир?

- Очень! - Ответ прозвучал почти восторженно. - Лучший в дивизии. Между прочим, он моряк.

Трассирующие пули пронеслись над головой.

- Здесь опасное место, - сказал лейтенант. - Траншея не закончена. Метров пятьдесят придется пройти по поверхности земли.
[1] [2] [3] [4]