Солженицын и Сахаров (7)

Вторая часть брошюры содержала предложения об устройстве Российского Союза, его местных и высших органов власти, системы голосования, организации Государственной Думы, о формах собственности и землеустройстве. По некоторым вопросам Солженицын высказывается с непонятной и ненужной мелочностью, но другие, гораздо более важные обходит молчанием. Какой должна быть экономика по новому "обустроенной России?". "Рыдает все в нашем сегодняшнем хозяйстве, - писал Солженицын, - и надо искать ему путь, без этого жить нельзя. И надо же скорей открыть людям трудовой смысл, ведь уже полвека нет никому никакого расчета работать? И хоть не отпущено нам времени размышлять о лучших путях развития и составлять размеренную программу и обречены мы колотиться, метаться, затыкать пробоины, обтесняют нас первосущные нужды, вопиющие каждая о своем, - не должны мы терять хладнокровия и предусмотрительной мудрости в выборе первых мер". Что можно понять из этой пустой фразы? В таких советах много мудрености, но нет как раз ясности и мудрости. Очень мешал восприятию предложений писателя и нарочито усложненный и архаич

85

ный язык брошюры. "Распропаший отток бюджета", "неотложная закладка долгорастущего", "заманчивая исчужа", "чернонародье и верховластье", "заманные лозунги и захлебчивые ораторы", "круговое наверстывание", "вынекнет из обморока самобытность окружного края", "избранцы" и т. п.

На рассмотрении Верховного Совета СССР находилось осенью 1990 года много разных проектов экономической и конституционной реформы, включая и программу "500 дней" Григория Явлинского. Но проект Солженицына никто не собирался принимать к обсуждению. Выступая на одном из пленарных заседаний, Горбачев заявил, что предложения "великого писателя неприемлемы", что "он весь в прошлом", что он "не должен ходить по этой земле с ножницами и плугом и не должен пытаться разделить ее и размежевать". Еще более резко высказались по поводу предложений Солженицына народные депутаты СССР от Украины и Казахстана. Печать обсуждала брошюру Солженицына очень вяло и всего лишь одну-две недели. Солженицын сетовал позднее, что его голос не был услышан, и что его брошюра была прочитана неверно. Это не так. Брошюра Солженицына была прочитана внимательно, но ее никто не поддержал. Да и к кому, к каким слоям населения, к каким общественным течениям обращался писатель? Интеллигенция оставалась для него презираемой "образованщиной". Профессиональные политики "подменяют голос народа". Политические партии только "морочат провинцию и деревню", а их борьба гораздо худшая беда для народа, чем война, голод, мор или любой другой гнев Бога". Нет надежды на тех коммунистов, которые пытаются провести "пустую перестройку". Но и новые российские демократы - это "на три четверти недавние угодники брежневщины", так что незачем слушать их "грязные уста". Из кого же тогда можно составить "сочетанную систему управления" Россией?

Солженицын с непонятной и ненужной мелочностью рисует свои представления о формах и институтах будущего управления Российского Союза, вникая в разного рода подробности голосования, устройства и численности Государственной Думы, местных органов власти и т. п. Но нет никакого смысла разбирать и обсуждать эти предложения, раз не подходит сама идея или предложение писателя отказаться не только от Советского Союза и от коммунистической идеологии, но и от Российской Федерации как многонационального государства.

Солженицын признавал, что он в одиночку все же не в со

86

стоянии разработать основы устройства всех институтов Российского Союза: "я не имел возможности говорить в этой сжатой работе об армии, милиции, судебной системе, законодательстве, о профсоюзах и экономике". Поэтому он предлагает собрать на совет по этому поводу - нет, не самых мудрых или авторитетных, а "самые здравые практические умы, самые энергичные люди должны сойтись". Но он не называет ни одного имени. Да и кто их соберет, если даже церковной иерархии писатель выражает явное недоверие? Только одно имя и названо на первой странице брошюры - это сам Солженицын.

Обсуждения солженицынского манифеста в СССР и в России фактически не было. В печати появилось несколько комплиментарных откликов, авторы которых сравнивали Солженицына с Конфуцием; и у того, и у другого приоритет отдавался моральным ценностям, хотя и очень разным. Но были и очень резкие отрицательные отзывы. "Грустно читать рассуждения Солженицына о том, как надо снизу растить честную власть", "Писатель призывает Россию уйти в лес", "Это призыв забраться в нору православия" и т. д. Впервые в нашей публицистике прозвучала оценка всей идеологии Солженицына как "ретроспективной утопии". Все почти отклики на предложения Солженицына появились в нашей печати в конце сентября и в первые две недели октября. Потом пришли другие, более актуальные проблемы, и о брошюре Солженицына просто забыли.

Солженицын в начале 90-х годов. Вопрос о реабилитации и гражданстве

А. Солженицын был восстановлен в Союзе писателей СССР, и его произведения уже с осени 1989 года публиковались и в журналах, и отдельными изданиями. Однако с возвращением ему советского гражданства дело затягивалось. К лету 1990 года гражданство СССР было возвращено десяткам известных писателей, ученых и общественных деятелей, оказавшихся за границей. Но Солженицына не было в этих первых списках. Вопрос о Солженицыне обсуждался на Политбюро, и большинство членов Политбюро предлагало не торопиться - было хорошо известно крайне негативное отношение Солженицына не только ко всей КПСС, но и персонально к Горбачеву и его "пустой перестройке". Однако долго тянуть с решением этой проблемы было

87

нельзя. В начале июля 1990 года помощник М. С. Горбачева Георгий Шахназаров писал Президенту:

"Михаил Сергеевич,

Еше раз рискую обратиться к Вам по поводу гражданства Солженицына... Здесь возник новый момент - нельзя исключить, что Ельцин может сделать эту акцию от имени России и пожать все вытекающие отсюда лавры. Между тем совершенно ясно, что возвращать гражданство нужно. Это резко повысит Ваш "рейтинг" в стране и добавит популярности в мире. Я уже не говорю о том, что таким актом Вы приобретете союзника в лице столь авторитетного сейчас в России писателя. Мне кажется, что надо, не теряя ни одного дня, принять президентский указ и, что не менее важно, направить Солженицыну и опубликовать в печати телеграмму"12.

Но Горбачев колебался. В 1987-1989 годах возвращение А. Д. Сахарова в Москву создало для Горбачева множество серьезных проблем. Возвращение Солженицына обещало создать для Горбачева не меньшее количество новых проблем. Только 15 августа 1990 года он подписал указ, но совсем не в той форме, как просил Шахназаров. Солженицын был внесен в список из 23 человек, включавший писателей В. Войновича и В. Аксенова, шахматиста В. Корчного, художника О. Рабина, правозащитника В. Чалидзе и других. Никакой телеграммы в Вермонт не было отправлено. Солженицын был не обрадован, а оскорблен указом Горбачева. Через свою жену он заявил, что не считает принятый указ достаточным для его реабилитации. К нему, Солженицыну, этот указ неприменим. Телеграмму в Вермонт отправил в эти дни не Горбачев, а Председатель Совета Министров Российской Федерации Иван Силаев. "Интересы государства, - писал Силаев, - требуют от меня просить Вас и Вашу семью принять приглашение быть моим личным гостем в любое обозначенное Вами время"13. Но Солженицын отклонил это приглашение. "Для меня немыслимо, - писал он, - быть гостем или туристом на родной земле... Когда я вернусь на Родину, то чтобы жить и умереть там... Я не могу обгонять свои книги. Десятилетиями оклеветанный, я должен прежде стать понятен моим соотечественникам, и не в одной столице, но в провинции и в любом глухом углу"14.

Солженицын был, конечно, прав, полагая, что возвращение ему советского гражданства не означало еще полной реабилитации. Он покинул Советский Союз не по израильской визе, как, например, Валерий Чалидзе или Василий Аксенов, и не в порядке

88

научной командировки. Солженицын был арестован и обвинен в измене Родине, на него было заведено Прокуратурой СССР уголовное дело. Однако решение о полной реабилитации писателя и отмене всех прежних обвинений состоялось только в конце 1991 года - после краха КПСС, но еще до полного распада СССР.

Получив и это известие о полной реабилитации, Солженицын не поспешил в Россию, но попытался ускорить работу над своей эпопеей "Красное колесо". К поездке в Россию, к возвращению надо было готовиться. В порядке подготовки к возвращению было решено снять специальный фильм о Солженицыне. Наиболее подходящим для такой работы режиссером оказался Станислав Говорухин, создатель довольно острого, хотя и весьма тенденциозного фильма "Так жить нельзя" - публицистической ленты о недостатках и пороках советской действительности. При поддержке российского телевидения и при участии самого писателя был создан большой документальный фильм "Александр Солженицын". Этот фильм был показан 2 и 3 сентября 1992 года по первой информационной программе. Большого резонанса этот фильм не вызвал. Демократическая печать не стала рекламировать фильм о Солженицыне, так как писатель занял явно критическую позицию по поводу тех реформ, которые в это время проводились в России методами "шоковой терапии". "Никакой демократии в России сегодня нет", - говорил перед телевизионной камерой писатель. Но и левая печать не хотела рекламировать ни Солженицына, ни Говорухина. Да и сам фильм был поспешным, не особенно интересным и иллюстративным.

В конце 1992 года и в 1993 году А. Солженицын прервал долгое молчание и дал несколько интервью для печати. Он уже уверенно говорил о своем скором возвращении в Россию. Осенью 1993 писатель отправился в "прощальную", как он заявил, поездку по Западной Европе. Во Франции он принял участие в юбилейных мероприятиях по случаю 200-летия Вандейского восстания, разумеется, он говорил о гибельности всяких революций, которые "выпускают из людей наружу инстинкты первобытного варварства, темную стихию зависти, жадности и ненависти". С этим можно было бы согласиться, не забывая также о том, что становится причиной революций и каков облик всех контрреволюций. Солженицын дал интервью и для российского телевидения, но его магнитофонная запись была опубликована только газетой "Русская мысль" в Париже. Разным вопросам истории, философии и политики была посвящена большая речь Солженицына в Между
[1] [2] [3] [4]