Солженицын и Сахаров (9)

Не слишком удачные выступления Солженицына на телевидении, которые начались с конца августа и проходили еженедельно по вечерам на ОРТ, а также мало кого задевшее выступление писателя в Государственной Думе существенно ослабили авторитет Солженицына. Не встретила сочувственного отклика и опубликованная им программная идеологическая работа "Русский вопрос к концу XX века", которую мы смогли прочесть в конце лета 1994 года. Русский национализм и без того не являлся сколько-нибудь влиятельной идеологической концепцией в российском обществе. В Российской Федерации имелось больше десятка националистических партий и групп, но ни одна из них не была представлена отдельной фракцией в Государственной Думе, и все они придерживались разных версии "Русской

123

идеи" и "Русского пути". Однако предложенная Солженицыным концепция истории России не встретила поддержки даже среди писателей и политиков русского направления, - она была слишком тенденциозной и радикальной. Вся российская история - от Петра Первого до наших дней представлялась Солженицыну скопищем ошибок и упущенных возможностей. Главную критику писатель направлял не только против Ленина, но и против Петра Первого и Екатерины Второй, а среди генералов Великой Отечественной войны он особо выделил лишь генерала Власова, а также тех солдат и командиров, которые пошли "против Сталина". Эта позиция имела своих сторонников среди части российской и украинской эмиграции, но она была совершенно неприемлема для основной массы российского населения. Как раз в конце осени 1994 года, когда даже поклонники Солженицына испытывали чувства недоумения и разочарования, он получил приглашение из Кремля.

О предстоящей встрече Ельцина и Солженицына в общих чертах было объявлено заранее, и это вызвало волнение среди наиболее радикальной части русских националистов. Писатель Владимир Максимов, который в прошлом считал себя другом Солженицына, а теперь выступал с ожесточенной критикой и в адрес Ельцина, и в адрес Солженицына писал в статье "История одной капитуляции": "Неужели Солженицын удовольствуется жалкой ролью частного конфидента при пьяном самодуре, сознательно и беспощадно изничтожающем нашу общую родину Россию? Неужели не выкрикнет в лицо своему кремлевскому собеседнику и окружающей его алчной банде, да так, чтобы услышал весь мир, то, о чем еще не смеет или не имеет возможности прокричать сам вконец измордованный ими народ?"10.

Встреча и беседа Солженицына и Ельцина состоялась 16 ноября 1994 года в одной из подмосковных резиденций Президента и продолжалась необычно долго более 4-х часов. В этот же день с утра Ельцин встретился и с Патриархом Алексием II, который явно не благоволил к Солженицыну, позволявшему себе резкую критику высшей церковной иерархии, как людей слабых и мало пекущихся о нуждах простого народа. Официальное сообщение о беседе Президента и писателя было очень скупым. Сообщалось только, что их беседа затронула "самые масштабные и острые проблемы жизни России и российского общества", а также "пути возрождения народной нравственности и народного самосознания". Отмечалось, что беседа была глубоко лич

124

ной, и на ней не было других участников, а тем более журналистов, и что Борис Ельцин остался доволен "как тональностью, так и содержанием разговора, который позволил выявить широкое поле взаимного понимания и взаимодействия"11.

Сам Солженицын нигде не комментировал свою встречу с Ельциным, а на прямой вопрос одного из журналистов сказал только два слова: "Очень русский". Потом подумал немного и прибавил: "Слишком русский". Однако жена писателя Н. Светлова отметила в своем интервью, что беседа писателя и президента была уважительной, и Ельцин внимательно выслушал соображения и вопросы Солженицына. Лишь много позже некоторые из подробностей этой встречи изложил в своей книге пресс-секретарь Президента Вячеслав Костиков. "Помню, - писал он, - как серьезно президент готовился к встрече с вернувшимся в Россию писателем. Мы сделали для него несколько записок по этому поводу. Борис Николаевич явно нервничал, видимо, не совсем понимая, "как себя поставить". К этому времени у него уже окрепла привычка вести разговор в тональности - "как президент, я...". Но в данном случае так явно не годилось, и он чувствовал это. Его пытались настроить на вельможный лад. Ему говорили: "Ну что Солженицын? Не классик же, не Лев Толстой. К тому же всем уже надоел. Ну, пострадал от тоталитаризма, да, разбирается в истории. Да таких у нас тысячи! А вы, Борис Николаевич - один". Но Ельцин избрал другой тон. Разговор прошел просто, очень откровенно, без сглаживания политических разночтений. Они проговорили четыре часа и даже выпили вместе водки"12.

В 1995 году какие-либо новые встречи Ельцина с Солженицыным стали невозможны, так как писатель подверг резкой критике начавшуюся в декабре 1994 года военную операцию в Чечне. "Открытие военных действий в Чечне, публично заявил Солженицын, - это тяжелая политическая ошибка. В любом случае - и при успехе военных действий, и при неудаче - это принесет нам политический ушерб - и в отношениях с Кавказом, и с мусульманским миром вообще. Надо добавить к этому еще и наглядную военную бездарность. Ужасно, что эти военные действия были начаты. Этого нельзя было делать ни в коем случае"13. Но Солженицын и теперь ничего не говорил о Ельцине, но лишь о "промахах правительства и президентской команды". К тому же он повторил свой план отделения Чечни от России, но без левобережья Терека и "объявления всех чеченов на россий

125

ской земле иностранцами", которые должны либо получить визу и объяснить свою пользу России, либо покинуть нашу страну. Солженицын предложил также отозвать все российские войска из Таджикистана и изменить привилегированное положение, которое якобы имеют в России татары, якуты, башкиры, карелы и многие другие национальные меньшинства. "Россия никогда не была федерацией, - заявил Солженицын, - все это искусственное ленинское изобретение". Все эти предложения были поверхностны и неприемлемы для современного российского государства, которое не является государством одного лишь русского народа, и в котором национальная и государственная идея не совпадают, но дополняют друг друга.

В 1995 году Россия вступила в очередной цикл выборов, и разговоры о выдвижении Солженицына на пост Президента возобновились, хотя и не так активно. Группа молодых политиков из разных партий призывала в самом начале года в своем Открытом письме: "Александр Исаевич! Помогите нам еще раз! Силам возрождения России нужен Ваш авторитет. То, чего Вы достигли в жизни, не достичь ни одному президенту. Ради России нашей, ради нас и наших детей Вы должны подумать о возможном согласии быть избранным на высшую должность в государстве"14. В 1996 году, уже после начала избирательной кампании по выборам Президента, призыв к писателю - выдвинуть и его кандидатуру обнародовал в нескольких газетах известный правозащитник Лев Тимофеев. Солженицын, как и следовало ожидать, не принял этих предложений и не стал их комментировать. На протяжении всей избирательной кампании он не критиковал Ельцина, но и не высказывался в его пользу. Перед вторым туром Солженицын не слишком внятно, но призвал все же избирателей голосовать сразу против двух кандидатов. Он продолжал критиковать многие аспекты внешней и внутренней политики России, но ни разу не высказался лично о Ельцине. В интервью газете "Аргументы и факты" на прямой вопрос: "Как Вы оцениваете действия Президента Ельцина?" писатель ответил: "Я знаю, что истинную оценку политическим деятелям можно дать только тогда, когда обнаружатся все скрытые от глаз обстоятельства. Лишь через полвека я добрался до истинной сути и психологии деятелей 1917 года - и написал эпопею "Красное колесо". Я думаю: пройдет время, и другой русский писатель, хорошо ознакомясь со всеми тайнами десятилетия 1985-1995 годов, напишет о нем другую эпопею - "Желтое колесо"15. Это интервью было богато и други

126

ми намеками, ибо ни одни лишь специалисты по геральдике знают, что в политике каждый цвет имеет и символическое значение: - белый и красный, черный и коричневый, зеленый и желтый... Но Солженицын в любом случае мог сказать, что его неправильно поняли. Но почему мы должны откладывать на 50 лет свои оценки политикам? Без оценок и суждений современников никакой будущий историк или писатель не сможет понять и описать "дела давно минувших дней". Борис Ельцин, впрочем, не слишком высоко оценил молчание писателя и его уклончивые ответы. Всеми было замечено, что на торжественную процедуру инаугурации Президента России 9 августа 1996 года не были приглашены два живущих в России лауреата Нобелевской премии - Михаил Горбачев и Александр Солженицын.

Осенью 1996 года и почти весь 1997 год Борис Ельцин был болен и не слишком активно участвовал в государственных делах. Были свои недуги и у Солженицына, который значительно сократил масштабы своей общественной деятельности. В 1998 году Солженицын опубликовал небольшим тиражом книгу "Россия в обвале", - последнюю, как он сказал, работу подобного типа. В книге была дана крайне мрачная картина крушения и развала российского государства, общества, экономики, национальной жизни. Здесь имелось много упреков в адрес Запада, в адрес "преступного правительства", в адрес самого русского народа. Впервые прозвучали здесь и осторожные упреки лично в адрес Бориса Ельцина: "Ельцин пошел на ненужные уступки Западу", "наш президент слишком за Америку", "интриганский наскок Беловежья", "президент России смотрел назад и бесчувственно отдал миллионы русских Украине и Казахстану", "президент не заботится о беженцах", "мы слышим из Кремля отечески монарший тон" и т. п.
[1] [2] [3] [4]