& Копелев Лев. Мы жили в Москве (2)
[1] [2] [3] [4]Эти вопросы остаются и сейчас неотвеченными.
* * *
Р. Тогда, в первые месяцы и годы после съезда, мы жили новым чувством свободы, которое находили прежде всего в стихах.
Поэты несли нам новое понимание нас самих, нашей недавней истории.
Все в Москве пропитано стихами, Рифмами проколото насквозь.
Эти строки Ахматовой выражают и наши тогдашние ощущения. Стихи в России издавна были своего рода масонскими знаками: прочитав по несколько строк любимых поэтов, "единоверцы" узнавали друг друга.
В политике едва теплело, а стихи разливались уже весенним половодьем. Старые, известные звучали по-новому. Все больше открывали мы богатства родной поэзии. Это были "Теркин на том свете", стихи Бориса Слуцкого, Варлама Шаламова, Бориса Пастернака, Максимилиана Волошина; несколько позже - "Реквием" и "Поэма без героя" Анны Ахматовой, стихи Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама...
В начале сентября 1956 года впервые во многих городах был проведен Всесоюзный День поэзии. В книжных магазинах, в клубах, на открытых площадках, в школах и институтах читали свои стихи известные поэты и начинающие. Куда чаще стихи читали на квартирах; читали, обсуждали, спорили.
В 1956 году мы впервые слушали Давида Самойлова; сразу запомнилось стихотворение "На смерть Ивана"
А на колокольне, уставленной в зарю,
Весело, весело молодому звонарю.
Он по сизой заре
Распугал сизарей.
- А, может, и вовсе не надо царей?
- Может, так проживем, безо всяких царей?
Что хошь - твори!
Что хошь - говори!
Сами себе - цари,
Сами - государи...
В этом же году в доме у знакомых читал молодой Евгений Евтушенко, еще не было ни славы, ни эстрады, ни взлетов, ни падений...
Стихи ходили в списках, листки, напечатанные на машинке или переписанные от руки, нам приносили, присылали по почте, а мы передавали другим. Именно тогда у нас появилась первая собственная машинка, старая, громоздкая, и я училась печатать, размножая стихи для друзей.
Л. Стихи Бориса Слуцкого о Сталине мы читали по рукописям, а потом устроили чтение у нас дома. Это было впервые. Собралось больше двадцати человек, наши друзья, наши дочери со своими друзьями.
Он читал сухо, деловито, без патетики, и мы узнавали в его сурово-лаконичных стихах свои мысли, свою боль, свои надежды:
Мы все ходили под Богом,
У Бога под самым боком.
Стоя на мавзолее,
Был он сильнее и злее,
Мудрее того, другого,
По имени Иегова,
Которого он низринул,
Извел, пережег на уголь,
А после из праха вынул
И дал ему стол и угол...
Гроб Сталина еще стоял в мавзолее рядом с ленинским. Но в газетах и официальных речах его имени уже не называли, заменив понятием "культ личности".
Я говорил тогда, что для меня Слуцкий - главный поэт нашего поколения. Со мной спорили, это были споры о стихах и о тех событиях, которые в них запечатлелись.
В то утро в мавзолее Был похоронен Сталин...
Эпоха зрелищ кончена, Пришла эпоха хлеба. Перекур объявлен Для штурмовавших небо. Перемотать портянки Присел на час народ, В своих ботинках спящий Невесть который год...
Я шел все дальше, дальше. И предо мной предстали Его дворцы, заводы, Все, что построил Сталин - Высотных зданий башни, Квадраты площадей... Социализм был выстроен. Поселим в нем людей.
Р. Моим поэтом он не был. Но, безусловно, он был поэтом того лета, того года.
* * *
...Прошло более четверти века. В 1984 году два русских писателя-изгнанника в Париже написали романы: Виктор Некрасов "Саперлипопет" и Андрей Синявский - "Спокойной ночи". В каждом из них немало страниц посвящено Сталину.
Вынесут ли когда-нибудь этот труп из наших душ, из нашей литературы?
Л. Летом 1956 года к нашему столику в ЦДЛ подсел тяжело хмельной, одутловатый человек без возраста. Мы не сразу узнали Сергея Наровчатова, некогда самого красивого парня ИФЛИ, синеглазого, русочубого мечтателя, солдата, книжника. Он прочитал стихи:
Слиток злата получив в дорогу,
Я бесценный разменял металл.