* * * *
* * * *
Деловитая полуулыбка, белесый ежик на голове, массивный нос, напоминающий какой-то инструмент, и жесткое потирание рук – где больная?
Новый участковый. Молодой. Ну, посмотрим… Сюда, пожалуйста… Руки? Вон там. Полотенце на двери.
– Ну, бабуся? Как дела? На что жалуемся?
Легкое притоптывание стетоскопа вдоль круглой и сохлой спины, щупание пульса.
– Сколько вам стукнуло, бабуся? Ско-олько? Ну, герой, герой… – Выработал стиль, скотина, – участливо-веселый. Стиль «душевный доктор». Врешь, мерзавец. Ты равнодушен, как твой стетоскоп…
Старуха тяжело дьшала, на вдохе прихваатывая ртом недостающий кусок воздуха, но смотрела по-прежнему – трезво рассматривая. Третью «бабусю» Петя проглотил с трудом, четвертой подавился.
– Бабуси в очередях за курами стоят, – вежливо заметил он в тон молодому доктору. – Анна Борисовна профессор и заслуженный деятель искусств, может претендовать на имя-отчество…
– Не слушайте его, он сумасшедший, – сказала вдруг старуха прерывисто. – Всю жизнь я здесь хрячу в дворниках.
Доктор вначале смешался от неожиданной перепалки, по быстро соориентировался.
– Весело живете, товарищи.
Товарищи... До сих пор не придумаем достойного обращения к незнакомому человеку. Пора научиться людей уважать, милостивые государи…
– Ну что же… Пейте «декамевит», очень хорошие витамины… Питье горячее…
– Горчичники можно? – спросил Петя.
– Можно горчичники, – приветливо позволил доктор.
– А банки?
– Банки? И банки можно… Через день.
Они вышли в коридор. Молодой человек торопился.
– Это воспаление? – негромко спросил Петя.
– Оно самое, – кивнул врач.
– Что ж вы уколы не прописали? – так же тихо и напряженно спросил Петя.
– А что – уколы, что – уколы, дорогой мой? Ну, пропишу. Старушка угасает, смотрите на обстоятельства трезво. Пожила она дай бог нам с вами. Что поделаешь, когда-нибудь биография кончается.
Странно, что он латынью не фигуряет, такие любят ввернуть какую-нибудь «сик транзит глория мунди». Тем более что его этому обучали.
– Пропишите антибиотики, – процедил Петя, изнемогая от желания зажать в пальцах докторский нос и макнуть разочек вниз. – Больного надо лечить!
– Надо, надо, – согласился молодой человек неприязненно. – Когда в этом смысл есть. У вашей старушки к воспалению еще букет сирени – и астма, и сердечная недостаточность… Ну, заколем ее… Она неделю еще протянет. Дайте человеку спокойно умереть. Она вам кто – бабушка?
– Дедушка, – кротко ответил Петя, бледнея. – Выпиши антибиотики.
– А что это вы здесь, собственно, приказы мне отдаете?
Петя взял его за отвороты халата, потянул на себя. Доктор качнулся, но на ногах устоял и не стал хватать Петю за руки, только сказал со спокойным красным лицом:
– Не понял! При чем тут мои халат?
Получалось действительно глупо: они стояли вплотную друг к другу, и Петя, забрав в трясущиеся кулаки отвороты белого халата, тянул его вверх, к докторским ушам. Губы прыгали, и он ничего не мог с собой поделать. Несколько секунд врач смотрел на эти прыгающие белые губы, потом сказал:
– Успокойтесь. Не мните халат. Я выпишу рецепт.
И, выписывая рецепт на штабелями сложенных брикетах скульптурного пластилина, сухо проговорил, не оборачиваясь:
– Имейте в виду: вам необходимо лечиться. У вас полное истощение нервной системы…