16

– Прочитайте… Вот это место.

И ткнул пальцем в то место, которое должен был перечитать Вадим. Это был его рассказ о радековском анекдоте, об Эльсбейне, Ершилове и парикмахере Сергее Алексеевиче.

– Упирается ваш парикмахер, – сказал Альтман, – все отрицает, сволочь! – И нахмурился, скривил губы, видимо, вспоминая допросы Сергея Алексеевича. – Крепкий старик!

Потом поднял глаза на Вадима:

– Прочитали?

Вадим кивнул. Говорить он не мог.

– Завтра в два часа придете на Лубянку, получите пропуск, у вас будет очная ставка с этим парикмахером.

– Как?! – Вадим едва дышал. – Как очная ставка, почему?

– По этому самому, – Альтман показал на строчки протокола, – вы в его присутствии подтвердите то, что здесь подписали.

– Но, товарищ Альтман, – взмолился Вадим, – как можно? Он – друг нашей семьи, он стриг меня еще ребенком, знал мою покойную мать, знает отца, как я буду показывать против него?!

Альтман опять ткнул пальцем в протокол:

– Вы здесь написали правду?

– Конечно.

– Вот и подтвердите ее.

– Но это такой пустяк…

– Возможно, – согласился Альтман, – тогда тем более подтвердите, чего бояться?

– Но ведь не он рассказал анекдот, а я!

– И это подтвердите, – усмехнулся Альтман.

– Значит, мои показания будут официально фигурировать в его деле?

– Да, будут, а что здесь такого?

– Но как это совместимо с тем, что я для вас делаю?

– Очень совместимо.

– Я рассказал анекдот и хожу на свободе, а он только выслушал этот анекдот и сидит в тюрьме. Значит, кто я такой? Провокатор?

Альтман скривил губы:

– Зачем такие громкие слова? И пустые слова. За провокацию мы строго наказываем, запомните! И если с вашей стороны была провокация, мы бы и вас наказали. Но провокации не было. Вы рассказали анекдот и честно в этом признались. А он выслушал анекдот и не только не сообщил куда следует, но отрицает, что слышал его от вас, отрицает свои слова: «Без Льва Давыдовича не обошлось». Почему он все это отрицает? Мог бы сказать: «Да, слышал этот анекдот, не придал ему значения… Да, упомянул Льва Давыдовича, так теперь все его упоминают». И все! Дело с концом! Нет, все отрицает. Случайно? Далеко не случайно. Вы наивны, дорогой Вадим Андреевич, вы витаете в своих литературных облаках… А враг коварен. Вы не знаете и не предполагаете, куда тянутся связи вашего невинного парикмахера. Это, – он показал на протокол, – это с виду действительно пустяк, но за таким пустяком может стоять очень многое. И не рефлектируйте, пожалуйста, и оставьте сантименты: «знал ребенком, знал покойную маму…» Мы хотим одного: чтобы парикмахер сказал правду, только правду и объяснил бы нам, почему он эту правду скрывает. Вот и вы ему объясните, что для его же пользы лучше говорить правду.
[1] [2]