27
[1] [2]27
Вскоре пришел вызов. Пропуск в милиции Варе выдали без задержки: действовало звание Макса – Герой Советского Союза.
Небольшие осложнения возникли в Хабаровске. Молоденький лейтенант, проверявший пропуска, спросил:
– Почему ребенок не вписан в ваш паспорт?
– Он вписан в паспорт отца.
– У вас нет отметки о регистрации брака.
– Мы не зарегистрированы.
– А где свидетельство о рождении ребенка?
– Неужели метрику ребенка возить, когда в гости едешь?! Товарищ лейтенант! Все документы у меня проверили вдоль и поперек, когда пропуск выдавали, что же, вы Москве не доверяете?
– Порядок одинаков для всех граждан, не нарушайте его в следующий раз! – И, обходя Варю взглядом, поставил штамп на пропуске.
Хоть Макс был известен теперь всей стране как Герой Советского Союза, повышен в звании и должности, ни праздничности, ни спокойствия в их доме не чувствовалось. У Нины появилась седая прядка в волосах, рановато.
– Папа тоже рано поседел, наверное, это у меня наследственное.
– Ничего, – сказала Варя, – тебе даже идет.
В разговорах Макс и Нина были сдержанны, и все же Варя поняла, что на Дальнем Востоке, несмотря на победные реляции, происходит то же самое, что и в Москве. В газетах та же злобная истерика, почти весь командный состав пересажали в тридцать седьмом году, а в этом году пересажали вновь назначенных.
Нина не хотела обсуждать эту тему, и Варя помалкивала – ни к чему обострять отношения, надо устроить Ваню. Однако Нина первой и не выдержала. Накануне Макс допоздна задержался на партийном собрании, пришел, когда Варя уже спала, и ушел, когда она еще не встала. За завтраком Нина пожаловалась:
– С этих собраний Максим приходит раздавленный. Вербуют в осведомители красноармейцев, заставляют доносить на командиров. Сделал замечание рядовому, а он бежит к особисту, несет какую-нибудь чепуху, а за эту чепуху – трибунал.
И вышла из-за стола и больше об этом не заговаривала. Жалко, конечно, ее, живет в страхе. А кто теперь живет не в страхе.
Рассказ о Лене Будягиной Макс и Нина выслушали молча.
Но, оставшись с Варей наедине, Нина сказала:
– Получив твою телеграмму, я решила, что это ребенок твой и Саши, вам обоим или тебе одной грозит опасность, тебя надо выручать. Мы с Максимом не исключали, что Саша снова арестован, могут прийти и за тобой, даже подумывали, не придется ли тебя здесь выдавать замуж. Мы не колебались ни минуты: ты – моя сестра и ты знаешь, что Саша значит для Максима. Кстати, что с Сашей?
– Ездит из города в город, работает шофером, где устроится, – ответила Варя сдержанно. Нина убеждена, что у них с Сашей все в порядке. Пусть и дальше так думает, хотя и резало по сердцу каждый раз, когда та пускалась в рассуждения об их с Сашей жизни.
– Бедный Саша, – вздохнула Нина, – досталось ему, но, с другой стороны, может быть, и посчастливилось. Если бы его забрали сейчас, а сейчас его, безусловно, бы забрали, он слишком самостоятельный и принципиальный, то расстреляли бы.
– По-видимому, это так.
– В общем, мы предполагали, что вы с Сашей решили оставить ребенка у нас. И, повторяю, никаких колебаний не было, но сын Лены и Шарока, внук Будягина…
– Я думаю, Шарок к делу не относится, – заметила Варя.
– Это я так, к слову, – поправилась Нина, – но внук Будягина! Если узнают, то Максиму пришьют помощь врагам народа, навалят еще черт знает что, до меня докопаются, в общем, катастрофа.
– Ты боишься?
– Боюсь. Да. Все как снег на голову. Надо привыкнуть к этой мысли, надо все обдумать. Есть ли гарантия, что сюда не дойдет правда об этом мальчике?
– Исключено! Лена и под пыткой не признается, где он, понимает, если погибнете вы, то погибнет и Ваня. У нее версия – оставила сына на вокзале, теперь это делают сплошь и рядом.
– А Софья Александровна знает?
– Я ей сказала, что это сын моей подруги, у нее арестовали мужа, сама боится ареста, смылась из Москвы и попросила отвезти ребенка к ее родителям на Дальний Восток.
Именно так она и сказала Софье Александровне, хотя по глазам Софьи Александровны видела, что та ей не верит, до этого она ей во всех подробностях рассказывала о Лене Будягиной, даже советовалась, как поступить с Ваней. Тем не менее Софья Александровна сделала вид, что приняла эту версию. Надежный человек.
– Хорошо, – не слишком уверенно согласилась Нина. – Теперь второй вопрос. При мальчике никаких документов.
– Твои соседи знают, что к тебе приехала сестра с сыном. Все меня видели – я каждый день гуляю с Ваней. Здесь у вас каждый чих известен.
– Да уж, все наши мужики на тебя заглядываются.
– А в один прекрасный день я исчезну. Вы с Максом…
– Варенька, называй его Максимом. Макс – это со школы пошло. Звучит не по-русски. А тут малейший иностранный звук воспринимается с подозрением.
– Ладно. Вы с Максимом разведете руками: ну и сестрица, бросила ребенка и укатила. Можешь наворотить на меня: беспутная, развратная, шляется где-то.
– Это уж чересчур, такие слова! – поморщилась Нина.
– Ничего, ваши полковые дамы будут руки потирать от удовольствия, еще от себя добавят: ходила тут, финтифлюшка, вертихвостка, строила глазки, сразу видно, что за тварь. Бедная Нина Сергеевна, теперь ей с этим подкидышем мучиться.
– Фантазии у тебя, – улыбнулась Нина. Но улыбка получилась вымученная.
– Это не фантазии, а реальность. Будут обо мне языки чесать, а о «бедном подкидыше» забудут. Запишите его Костиным: мол, даже не знаем имени и фамилии его отца, думаем, наша милая сестричка тоже не знает, от кого родила.
– Хватит упражняться на эту тему!
– Подбрасываю тебе аргументы. Ну а насчет воспитания советского человека, будущего защитника родины, я думаю, ты сама найдешь слова.
– Не иронизируй, – нахмурилась Нина, – ты уже выросла из этого возраста. И я, между прочим, подросла.
– Если вы сочтете все же, что Ваня осложнит положение Макса, прости, Максима, я увезу его обратно.
– И что будешь с ним делать?
– Буду воспитывать как мать-одиночка.
– Ладно, не пугай меня. Подождем. Обдумаем. Все решит Максим.
На следующее утро Нина встала чуть свет, ждала, когда проснется Варя. Сразу начала разговор, с места в карьер:
– Не нравится мне твоя версия: «Бросила ребенка… Укатила… Не знаем, где теперь ее искать…» Несерьезно это.
Значит, обсудили ночью с Максимом Варины аргументы. Варя-то думала, Макс у Нинки по-прежнему под башмаком. Изменилась ситуация. Распоряжалась всем вроде бы Нина, но с оглядкой на Максима, и, хотя он был немногословен, свое мнение высказывал деликатно, Нинка с его решениями тут же соглашалась.
– Может, сказать иначе: хотела здесь устроиться, но ничего не вышло, и вот объявила, что завербуется на Cевер, поедет туда счастья искать. И тут уж мы сами настояли, чтобы оставила у нас Ваню. Двух лет нет мальчишке, что ему-то мучиться в бараках и общежитиях. А устроит свою судьбу, выйдет замуж за приличного человека, тогда и заберет его к себе. Как ты думаешь?..
– Ради Бога, – засмеялась Варя, – хоть на север, хоть на юг! Правильно! Это действительно будет звучать убедительней. – И не удержалась, поддела Нинку: – Скажи Максиму, что я эту идею одобряю.
Выслушав по приезде Вари историю мальчика, Максим больше разговоров ни о нем, ни о Лене Будягиной не затевал. Домой приходил поздно, новоиспеченный командир полка, рачительный, дотошный и требовательный. В свободные минуты беседовал с Варей ни о чем, о пустяках, играл с Ваней, мальчишка ему нравился, и мальчик встречал его радостно.
А однажды, в последних числах августа, сказал, что сумел договориться: Ваню с 1 сентября возьмут в ясли.
– Отслужит в яслях год, а как стукнет три, повысим в звании, переведем в детский сад, – добавил Максим добродушно.