Дневник (Ее жизнь, миссия и героическая смерть) (15)

[1] [2] [3] [4]

На следующий день, 15 октября, решилась судьба остатков венгерского еврейства. В результате успешного заговора Салаши отстранил Хорти и к власти пришла партия венгерских фашистов. Что бы ни пережили евреи до сих пор, это было ничем по сравнению с беспримерными жестокостями и зверствами этих венгерских кровопийц. Евреям разрешалось выходить на улицу только на два часа, да, и то не каждый день, а смотрители домов обязаны были следить, чтобы никто не выходил из дому без желтой звезды. Все это лишило меня возможности посещать адвоката Селечени. Только моя сестра и ее муж, которые, благодаря покровительству Швеции, были освобождены от ношения звезды, могли поддерживать с ним постоянный контакт. Через них я узнала, что суд {376} начнется 28 октября. Я позвонила из дома одной христианской семьи адвокату. На мой вопрос, что будет теперь, после перемены власти, он сказал: "Возможно, что теперь ее приговорят к 10 или 20 годам, может быть даже к пожизненному заключению, но это не меняет существенно положения". Он снова повторил свою просьбу, чтобы я находилась во время процесса в здании суда.

28 октября я отправилась в здание суда на улице Маргит. У входа толпились люди. Я стала ждать в коридоре, у зала суда. На двери висела табличка с надписью: "Анна Сенеш с сообщниками".

В одиннадцать часов, когда судьи удалились для вынесения приговора, дверь отворилась и среди выходивших из зала, я заметила Анико. Неожиданно увидев меня, она очень обрадовалась, подбежала и обняла меня. Но конвойный поспешил к нам и заявил, что позволит беседу лишь после объявления приговора. Мы остались стоять друг против друга в коридоре. Я была мертвенно бледна, а Анико - возбужденная, раскрасневшаяся; она улыбалась и лицо ее выражало гордую уверенность в себе.

Вскоре обвиняемых позвали в зал, но спустя несколько напряженных минут их снова вывели в коридор. Анико сообщила мне, что судьи не приняли окончательного решения и объявление приговора отложено на восемь дней, то есть до следующей субботы, 4 ноября.

Этот неожиданный поворот совершенно подавил меня, и я спросила стоявшего рядом {377} адвоката Селечени, что это означает. Он ответил, что это не имеет никакого значения: такие отсрочки, хотя и редки, но случаются.

Анико вмешалась: "Поблагодари доктора Селечени, мама: он вел защиту блестяще". Адвокат был явно польщен этой похвалой. (Он рассказал потом моей сестре, что члены суда резко обрушились на него за то, что он взялся защищать еврейку).

Посоветовав нам как можно лучше использовать короткое время встречи, Селечени поспешил на другой процесс. Я не могла скрыть своих опасений и тревоги, и Анико принялась успокаивать меня, уверяя, что в ее случае отсрочка не изменит положения: до окончания войны она все равно не вышла бы на свободу. "Но меня удивляет, что в такое время ты расхаживаешь по улицам, - сказала Анико. - Где твои христианские друзья - почему они не прячут тебя?". Когда я объяснила ей, что в первую очередь необходимо уладить ее дело, она сказала: "Я как-нибудь выберусь из всего этого. Но я не найду ни минуты покоя, пока ты будешь вести себя так неосторожно".

Конвоир объявил, что наше время истекло, но теперь, когда судебное разбирательство закончено, ничто, по его мнению, не помешает мне навестить мою дочь в тюрьме, на улице Конти; пропуск я смогу без труда получить в тюремной канцелярии. Я пообещала Анико прийти в понедельник, 30 октября Мы спустились по лестнице вниз, к выходу. Конвоир хотел пойти за {378} тюремной машиной, но Анико сказала, что она охотнее поехала бы трамваем, чтобы посмотреть оживленное движение городских улиц.

Они вышли во двор. Мне не было разрешено проводить, и я осталась у дверей, провожая ее взглядом, пока она не исчезла из виду.

30 и 31 октября я не могла выйти из дому из-за непрерывной и сильной бомбардировки с воздуха, а 1 ноября, придя в тюрьму, я узнала, что туда нет доступа из-за христианского праздника. 2 ноября я снова пошла в тюрьму, но там объяснили, что поскольку приговор еще не вынесен, я должна получить разрешение у военного прокурора, майора Шимона. В учреждении майора Шимона мне сказали, что он уехал из города и вернется только в среду, 7 ноября.

Я объяснила цель моего прихода и спросила, кто замещает майора Шимона во время его отсутствия. Мне ответили, что когда его нет, никто не вправе выдавать пропуска.

Между тем, еще до истечения восьмидневного срока, я написала доктору Селечени и спросила его, почему он не сообщает мне дня вынесения приговора. Он ответил, что вынесение приговора задерживается, так как тем временем дело перенял новый председатель суда. Как только ему, Селечени, дадут знать, он незамедлительно известит меня.

7 ноября, на одиннадцатый день после суда, я снова пошла к майору Шимону. У здания царила суматоха и неразбериха. Один за другим выезжали куда-то груженые грузовики. {379} Привратник сказал мне, что нет никакого смысла заходить внутрь, так как, насколько ему известно, там уже никого не осталось. Действительно, грохот советских пушек быстро приближался и шло массовое бегство фашистов на запад. Тем не менее я решила войти и попытаться разыскать Шимона. В его кабинете все было уже упаковано и уложено, но я застала там двух одетых в пальто чиновниц и молодого офицера. Они стояли, готовые к немедленному отъезду. Офицер был тот самый, с которым я разговаривала в прошлый раз, когда Шимон был в отъезде. Теперь я снова обратилась к нему и объяснила, что я все еще разыскиваю Шимона, чтобы получить у него разрешение на свидание с дочерью. Офицер ответил, что майор Шимон получил новое назначение в военную тюрьму на улице Маргит, и дал мне номер его кабинета; взглянув на часы, он добавил, что я должна спешить. Из его слов я поняла, что Шимон тоже собирается скоро уезжать.

На улице Маргит я была в половине одиннадцатого. Там было безлюдно и тихо. На пути от ворот до кабинета Шимона я не встретила ни души, кроме одного часового. Казалось, все разбежались. После недолгих поисков я нашла нужную дверь и вошла. В комнате никого не было, но папка с бумагами и пара перчаток на одном из столов указывали на то, что хозяева все еще находились в здании. Я подождала в коридоре, и появившийся вскоре служащий подтвердил, что майор Шимон еще здесь.

{380} Около одиннадцати Шимон пришел. Я последовала за ним в комнату, представилась и попросила пропуск к дочери. "Это дело уже не в моем ведении", - сказал он, явно растерявшись. "С каких пор?" - "Со вчерашнего дня". - "У кого же оно сейчас?" - "Этого я не знаю". - "К кому я должна обратиться за разрешением на свидание?" - "Не знаю". - "Может быть, пойти в тюрьму и попросить пропуск на месте, у администрации?" - Да, пожалуй. Сходите туда - попытайтесь".
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.