9 (1)

[1] [2] [3] [4]

9

Своим интерьером полутемный ночной клуб напоминал дворец эпохи Возрождения; на стенах висели гобелены; свечи, стоящие в золоченых канделябрах, бросали неяркий свет на столики. Заведение занимало последний этаж здания, построенного в шестнадцатом веке на берегу Тибра. На первом этаже находился бар с негром-пианистом, на втором – ресторан со струнным ансамблем из трех музыкантов. В ночной клуб можно было пройти через второй бар, размещенный на третьем этаже. У стойки Джек заметил молодых итальянцев с напомаженными волосами, которых он уже видел в гостинице. Бодрые, развращенные, веселые, даже в столь поздний час не ведающие усталости, они добавляли яркие краски в палитру римской ночи.

Джек сидел за столиком в углу зала, слушая игру музыкантов, с удовольствием допивая третью рюмку виски, испытывая приятную отстраненность от окружающих его людей. Одной из дам, укутанных в меха, оказалась мисс Барзелли, исполнявшая главную роль в фильме, который снимал сейчас Делани. Она сидела рядом с Делани на другом конце стола, потягивая шампанское и нежно, методично поглаживая бедро режиссера; на ее прекрасном благородном смуглом лице застыло скучающее выражение; казалось, после окончания рабочего дня она не желала брать на себя труд говорить по-английски и понимать этот язык. Возле нее находилась вторая женщина, в норковой шубке, тоненькая крашеная блондинка лет сорока пяти, на которой было девичье платье с кружевами; она тоже пила шампанское. Ее звали миссис Холт; она была немного пьяна. Время от времени, поглядывая на людей, танцующих в разноцветных лучах прожекторов, искусно разбросанных по залу, она вытирала слезу огромным кружевным платком.

Напротив блондинки сидели Тачино, продюсер картины, маленький человек с глазами неаполитанца; он был так красив, что мог бы играть главные роли в своих фильмах, если бы сумел подрасти дюйма на четыре. Он увлеченно беседовал с Делани, не подозревая, что происходит под столом. Возле Джека сидел другой итальянец – приземистый крепыш Тассети с лицом печального гангстера; он был у Тачино не то телохранителем, не то подручным, не то премьер-министром. Иногда Тассети поворачивался в кресле и окидывал зал настороженным взглядом, выискивая среди полумрака ночного клуба убийц, кредиторов или нежелательных претендентов на роли. Он не говорил по-английски, но, похоже, его забавляло окружение; иногда он обращался к к Джеку с несколькими словами, произносимыми на ломаном французском.

Человек в сомбреро тоже находился здесь. Он оказался мужем миссис Холт, приехавшим из Оклахомы; мистер Холт часто повторял весьма дружелюбным тоном: «Италия – просто чудо». Когда его жена вытирала слезы, он с нежностью улыбался ей и подбадривал миссис Холт, поигрывая пальцами поднятой руки. У выглядевшего лет на пятьдесят Холта было изборожденное морщинами, худое, обветренное лицо; он напоминал управляющего ранчо. Он поведал Джеку о том, что картина Делани снимается на его средства. Холт собирался основать компанию, чтобы снять в Европе совместно с Делани и Тачино еще три фильма. Выяснилось, что Холт владеет нефтепромыслами в Техасе, на побережье Персидского залива и в Оклахоме. Он говорил медленно, почти застенчиво, с вежливостью фермера, и, как только уровень жидкости в бокалах Джека или Тассети немного опускался, Холт тотчас подливал туда виски из бутылки, оставленной для них на столе официантом.

В другой ситуации Джек давно бы сбежал с подобного мероприятия, где люди говорили о сексе, вложениях капитала, интриговали и накачивались спиртным. Но сегодня, после того что произошло с ним этим вечером, он механически улыбался мистеру Холту, произносил: «Оui, vous avez raison»[25] или, отвечая Тассети, говорил: «Non, e'est exacte» [26], наслаждался этрусской красотой Барзелли, избавленный от необходимости беседовать с ней, поглядывал на хорошеньких женщин в нарядных вечерних туалетах, проплывающих в полумраке площадки для танцев, – все это возвращало Джеку спокойствие, уверенность в себе. Здесь не было плачущего юноши, одержимого жаждой мести и проткнувшего простыню ножом. После третьего бокала виски, слившись с нежной ренессансной ночью, Джек был готов просидеть здесь безучастным зрителем хоть до рассвета. Если он и испытывал к кому-то жалость, то разве что к Кларе, жене Делани, скучавшей в одиночестве арендованной барочной спальни; ее супружеские права беззастенчиво ущемлялись опытной крестьянской рукой, умело гладившей бедро Делани.

Когда Джек услышал в трубке гостиничного телефона голос Делани, он решил прибегнуть к помощи режиссера, чтобы избавиться от Брезача. Морис, как большинство людей, пользующихся влиянием в Голливуде, был мастером по части публичных скандалов; он мог дать Джеку дельные советы. Но сейчас, убаюканный музыкой, размягченный алкоголем, Джек решил, что справится с ситуацией самостоятельно. Брезач превратился в смутное, нереальное видение, гротескную фигуру; плачущий, нелепо вооруженный, он наверняка исчезнет так же внезапно, как появился. Благодаря воздействию виски и кубинских мелодий Джеку было трудно представить, что всего час назад его жизни угрожала опасность. Утро все поставит на свои места. Завтра, подумал он, Вероника, возможно, пожалеет о своей поспешности и вернется в квартиру, где она жила с юношей, попросит прощения, и на этом история завершится. Сейчас Джек относился к такой перспективе без эмоций. Мне не двадцать пять, сказал он себе, я не умру от ревности. Ни от моей собственной, ни от чужой.

Знаете, я не сам до этого дошел, – говорил ему Холт. – Я не такой, как некоторые люди. Я плачу дорогому нью-йоркскому адвокату сотню тысяч в год не для того, чтобы пренебрегать его советами. Я прислушиваюсь к ним. Он доказал мне, что я могу вкладывать по полмиллиона долларов в год на протяжении пяти лет без риска остаться в убытке даже в случае неудачи. Правительство платит десять тысяч в год человеку, пытающемуся отобрать у нас часть наших доходов, в то время как мы отдаем сто тысяч тому, кто помогает нам сохранить их. Так какая голова лучше справится со своей задачей – стоящая десять или сто тысяч?

Да, конечно, – сказал Джек. Кажется, это виски обходится мне слишком дорого, подумал он.

Если вы с женой хотите жить в Европе, говорит этот хитрец, – приятным тягучим баритоном продолжал мистер Холт, – надо найти такое место, где это не будет стоить вам ни цента. Разумно, верно?

Конечно, – повторил Джек.

Мы с Мамой не собираемся находиться здесь весь год. Шесть, от силы семь месяцев, если с погодой повезет. В наше время самое главное – избегать лишних трат. И уважать закон. Еда, питье, путешествия, слуги, развлечения – все за счет старого доброго дядюшки Сэма. А теперь ответьте мне, есть ли занятие более законное, чем съемка фильма в Риме с таким кристально честным итальянским продюсером, как мистер Тачино. Он – незаурядный человек.

Холт улыбнулся, сверкнув идеальными вставными зубами, и кивнул головой в сторону Тачино.

Вы знали, что в 1945 году он торговал с тележки на улицах Неаполя излишками, оставшимися у американской армии? – Нет, не знал, – ответил Джек.

– Обувь, одеяла, фляги, сухие пайки словом, он был проде старьевщика. Но он умел смотреть вперед. Я ценю это качество, – заявил Холт, торжественностью тона напоминая президента фирмы, выступающего с годовым отчетом. – Люблю предприимчивых людей, сделавших себя своими собственными руками. Легко нахожу с ними общий язык. Какой бы национальности, мистер Эндрус, они ни были. Мистер Тачино – Итальянец, но вы посмотрите, чего он добился. Что у него общего с теми графами-дегенератами, которых можно встретить в этих краях?

Холт бросил неприязненный взгляд на площадку для танцев; презрительно изогнутые губы говорили о том, что среди танцующих мужчин, по его мнению, немало графов-дегенератов.

– Самое притягательное в кинобизнесе, – с энтузиазмом в голосе произнес мистер Холт, – это возможность общения с интересными людьми.

– Верно, – согласился Джек. – Иногда здесь встречаются забавные типы.

– Возьмем, к примеру, мистера Делани. Где еще можно встретить столь интересного человека?

Холт наградил режиссера той улыбкой, которой раньше он выразил свое уважение к Тачино. Делани все еще беседовал с Тачино, не замечая восхищения, излучаемого в его сторону с другого края стола; ласковые пальцы исполнительницы главной роли, унизанные кольцами, по-прежнему касались бедра режиссера. Джек тоже посмотрел на Делани, но не столь восхищенно, как Холт. Десять лет назад Делани не сидел бы здесь, радуясь, как глупец, этим расчетливым тайным ласкам. Десять лет назад он бы рассерженно схватил эту руку, шлепнул ею об стол, чтобы привлечь внимание людей, и велел женщине вести себя прилично.

– А эта прелестная девушка, – сказал Холт, почтительно наклонив голову в сторону Барзелли. – Когда вы видите кинозвезд на экране, вам и в голову не придет, что они могут быть такими простыми, добрыми людьми. И благодарными.

Холт постучал костяшками по столу, желая подчеркнуть сказанное. Как многие люди, обладающие большими возможностями, он весьма высоко ценил чувство благодарности.

– Это просто трогательно, какое чувство благодарности испытывает она к мистеру Делани. Мисс Барзелли сказала мне, что Делани – первый режиссер, который понял ее. Она даже готова сняться в трех его следующих картинах бесплатно, только ради удовольствия работать с ним.

Как же, подумал Джек, глядя на вялое, скучающее лицо Барзелли. Даром. Подожди, когда ее агент явится с контрактом.

– Мама от нее просто без ума, – сказал Холт.

– Кто, кто? – спросил Джек, решив, что он что-то прослушал. – Извините.

– Мама, – повторил американец. – Миссис Холт.

– А, – сказал Джек и, желая увести беседу подальше от кино, спросил Холта: – У вас есть дети?

– Нет, – отозвался Холт и вздохнул.

Миссис Холт одновременно прикладывала платок к глазам и пила шестой бокал шампанского. Мистер Холт, смешно вытянув губы, помахал ей пальцами, как няня, забавляющая лежащего в коляске младенца.

– Нет, – снова сказал он, – у нас нет детей. Здесь для нее идеальное место. Я имею в виду Рим. Она все дни проводит в музеях. Уже посетила все церкви. Она – католичка, но у нее очень артистическая натура. До замужества она преподавала игру на фортепиано в Талсе. У нас дома два больших рояля. Мы здесь живем в палаццо – по-итальянски это значит «дворец», – но пианино там сломано. Во время войны дом занимали немцы.

Вероятно, мне следует встать, вернуться в отель и поискать Брезача. Он хоть и держал в руке нож, но разговаривать с ним было интереснее.

– Мама очень хочет, чтобы я основал компанию с мистером Тачино и мистером Делани. Для производства трех картин, – сказал Холт, смакуя терминологию волшебного мира. – К тому же ей нравится жить за границей в недорогом палаццо. У нее есть брат – знаете, какими иногда бывают братья…

Холт виновато улыбнулся.

– Он ее моложе. Неплохой, в сущности, парень, только никак не может найти применения своим талантам. Я взял его в свою фирму, но через два года мои партнеры взбунтовались. Сейчас мы хотим сделать из него помощника продюсера, это такой человек, который…

– Я знаю, – перебил его Джек.

– Сейчас он обходится мне ежегодно в двадцать – двадцать пять тысяч, – сказал Холт. – Но, став помощником продюсера, он будет получать пятьдесят тысяч в год, не стоя мне и цента. Мама будет счастлива, – с нежностью в голосе добавил Холт.

Джек внезапно как бы увидел нового Холта – сильного, способного, трудолюбивого нефтедобытчика, работягу, игрока, босса, возвращающегося из своей конторы в Оклахоме, где идет отчаянная схватка, где рушатся и переходят из рук в руки империи, домой, к своей жене-алкоголичке, бренчащей на одном из двух больших роялей, возле которого стоит на полу бутылка виски, к ее непутевому братцу, потерпевшему очередную неудачу и просящему очередные десять тысяч (клянусь, это в последний раз…). Нежный поцелуй, спасительная чековая книжка. Вся решимость и твердость оставлены за порогом; подпись на чеке служит страстным признанием в любви к несчастной гибнущей женщине, на которой он женился.

Джек забыл всю пустую болтовню, которую ему пришлось слушать ранее; разглядывая морщинистое фермерское лицо с живыми добрыми глазами, он сочувственно улыбнулся Холту.

На лице Холта появилось новое, как бы отраженное, выражение; он словно уловил перемену, происшедшую в душе Джека, и неожиданно слегка похлопал Эндруса по тыльной стороне руки, благодаря его за понимание. Его ладонь была твердой и мозолистой. Я его недооценил, подумал Джек, за банальностью фраз и простоватой внешностью управляющего ранчо скрывается умный и чуткий человек. Чтобы добраться до Персидского залива, надо иметь голову на плечах.

– Мы все благодарны вам за то, – торжественным тоном произнес Холт, – что вы, мистер Эндрус, согласились приехать сюда и помочь нам выбраться из того затруднительного положения, в которое поставил нас мистер Стайлз.

– Приглашение в Рим оказалось для меня приятным сюрпризом, – искренне сказал Джек.

– Мистер Делани поведал мне историю вашей жизни, – продолжал Холт, – и я рад, что имею сегодня возможность поделиться с вами некоторыми своими мыслями. Я знаю, что вы работаете в государственном аппарате.

– В НАТО, – уточнил Джек.

– Ну, это то же самое, – отозвался Холт, отказываясь различать организации, которые содержатся общественной казной.

Он улыбнулся, сверкнув вставными зубами.

– Надеюсь, что ваше чувство долга не заставит вас сообщить властям все, что я говорил сегодня о налогах.
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.