КАЗАЧИНСКИЙ ПОРОГ
ЛЕВА СОЙФЕРТ, ДРУГ НАРОДА...
Я был опальным вот уже шестой год. В издательстве "Советский писатель" мне шепнули, что в черном списке, присланном "сверху", моя фамилия -- на первой странице.
Это была большая честь.
Но есть было нечего. Рукописи возвращались, как перелетные птицы">

Полярная трагедия (3)

[1] [2] [3] [4]

Я рассказал, с чем пришел, и глаз Второго закатился еще глубже, на виду остался лишь белок с кровинкой. Другой глаз опущен, прикрыт дряблым веком в рыжеватых пятнах. Попробуй пойми: о чем думает человек? Качается перед твоим лицом светлый реденький пушок на темечке.

Когда я произнес слово "биоценоз", Второй моргнул дряблыми, в пятнах, веками, словно я выразился непечатным словом. Позвонил, чтоб принесли чаю. "Попробуйте нашего башкирского медку, до-орогой товарищ!" Затем миролюбиво спросил, не заезжал ли товарищ в деревню такую-то. Там новшество. Карусельная доилка. По рекомендованным чертежам, дорогой товарищ!.. Если первое "до-орогой товарищ" прозвучало скукой, почти стоном, то последнее отдавало угрозой. И чтоб не оставалось сомнений;

-- О "каруселях" будут говорить завтра в Кремле, на заседании Верховного Совета Эс Эс Эс Эр. Башкирская А Эс Эс Эр выполнила указание первой...

Я молчал, глядя в тоске на светлый пушок, на новый, с иголочки, костюм-"тройку" из того же партийного сукна "трико ударник" (видно, в Уфе он был дефицитным). И -- бестактно сказал об опухших детях, о запланированном бирским секретарем убийстве села Гузово...

-- А за рекой Белой вы были? -- Он спросил меня с прежней невозмутимостью, словно в моем повествовании не было ничего хоть сколько-нибудь заслуживающего внимания. -- Там есть Герой социалистического труда, который...

...Я выбрел на уфимскую улицу с ощущением, словно с разбега налетел на каменный забор. Голова гудела.

Куда идти? Главнее этого дома в Башкирии не было. Хозяин -- здесь...

Ветер обжигал. Как зимой. Пригнувшись и наставив ворот плаща, двинулся куда глаза глядят, испытывая почти физически чувство человека, которого не просто били, а топтали ногами, потом вышвырнули на улицу и следом плюнули...

Помню, я остановился на перекрестке и произнес, не замечая, что говорю вслух:

-- Салават, что же мы будем делать?..

Я шел, машинально, по привычке горожанина, читая вывески. И вдруг глаза мои остановились на стеклянной табличке: "ПРОКУРОР БАШКИРСКОЙ АССР". Ноги мои свернули к подъезду ранее, чем я что-либо подумал.

Секретарша прокурора, изучив мои документы, нырнула в кабинет, и вот я сижу перед главным прокурором Башкирской республики. Если не ошибаюсь, фамилия его Соболев. В отличие от Второго, республиканский прокурор смотрит на пришельца неотрывно. Пристальным изучающим взглядом профессионального следователя.

Лицо интеллигентное, тонкое, взгляд пытливый, умный...

На лацкане прокурорского пиджака алый флажок депутата Верховного Совета РСФСР, под рукой -- целая колония телефонов. Наверняка он знает, что творится в его бирской епархии. Я не стал доставать ни документы, ни снимки; сказал лишь, что только сейчас из Бирска... И спросил напрямик:

-- Скажите, пожалуйста, вы кого-либо привлекали к ответственности за нарушение демократии?..

Тонкое лицо республиканского прокурора стало, на какой-то миг, напряженно-растерянным, и я "сузил тему":

-- ...За нарушение колхозной демократии?..

-- Как же! Как же! -- ожил покурор. -- Вот, к примеру, мы привлекали к ответственности председателя колхоза, который избил лодочника.. Затем, помнится, судили председателя, который налетел, конный, на двух колхозниц, удиравших с поля на базар. И плетью погнал их обратно. У одной глаз повредил...

Воцарилась гнетущая тишина.

-- А... без рукоприкладства? -- спрашиваю. -- Рукоприкладство -- статья известная... Кстати, Шингареев выбил зубы зоотехнику. Рассек губу...

-- О! Это мы так не оставим...

-- Ну, а если бы не рассек губу?!

Прокурор республики пожимает плечами и, устало вздохнув, тянется к кнопке звонка. Собираются вызванные им юристы, румяные, курчавые, похожие на комсомольских работников. Республиканский прокурор повторяет им мой вопрос.

-- ...Если без нанесения побоев или увечий, -- уточняет он.

-- Не-ет! Никогда не привлекаем! -- восклицает один из них, занимающийся, как выяснилось, пресечением беззаконий в сельском хозяйстве. -- Мы демократией не занимаемся. Не было такого случая. Это -- прерогатива обкома партии.

Республиканский прокурор снова вздохнул устало и подытожил:

-- Демократия -- наше узкое место!..

...В Москве главный редактор "Советской России" Константин Иванович Зародов, едва я вошел в его просторный кабинет, протянул мне бумагу с официальным штампом. Это был документ, присланный из Уфы. В нем сообщалось, что присланный редакцией человек беседовал "не с теми людьми", а сплошь с клеветниками и очернителями, подлинной картины не понял, не разобрался и вообще пошел на поводу у нездоровых элементов...

-- Иногда ответа из Уфы по полгода ждем, а тут, как видишь, сверхоперативно. -- Зародов усмехнулся, потер свою высоколобую голову и спросил: -- Что делать будем?

Я снова пробежал взглядом письмо, подписанное заведующим отделом республиканского обкома партии, которого я и в глаза не видел, и у меня вырвалось в сердцах:

-- Ну и гады!..

Я подробно рассказал Зародову о своей "башкирской экспедиции" и попросил немедля, по моим следам, послать штатного корреспондента "Советской России". Для проверки...

Зародов снова потер свою высоколобую голову и нехотя согласился.

Штатный вернулся через неделю, заявил, что я кое-что смягчил, надо им врезать посильнее; и вот типография "Правды" набрала, в тот же день, полосу очередного номера. Страница была составлена из коллективного письма колхозников деревни Гузово Бащкирской АССР, моего материала, торопливого опровержения Башкирского обкома и -- небольшой заметки "От редакции", в которой подтверждалась страшная правда коллективного письма из деревни Гузово...

Когда я поднялся в аппартаменты главного редактора, сырой оттиск завтрашнего номера газеты был уже "завизирован" отделом писем, отделом проверки, ответственным секретарем, цензором, весь угол был расцвечен ответственными карандашами, осталось расписаться лишь главному редактору и, возможно, одним преступлением на Руси, в далеком башкирском углу, стало бы меньше...

Константин Зародов спросил меня о здоровье и здоровье близких, улыбнулся приязненно и, продолжая улыбаться, стал набирать номер белого телефона, который в редакциях называют "вертушкой" и никогда не оставляют без дежурного или охраны.

-- Докладывает Зародов! -- произнес он с четкостью армейского офицера, и я невольно вспомнил парашютиста из деревни Гузово. -- ...Есть у нас один материал... -- И он поведал вкратце о "новой метле" из города Бирска, выскочившей на партийную сцену... -- Есть-есть! Так точно!.. -- отрапортовал Константин Зародов и, положив трубку, повторил услышанное...

-- О Башкирии не рекомендую, -- сказали там. -- Башкирия дала в этом году много хлеба... Выберите, если надо, какой-либо колхоз Свердловской области...

Зародов нажал кнопку. Написал на свеженькой полосе красным карандашом "В АРХИВ"...

Месяца через два я наткнулся во дворе комбината "Правда" на парнишку из отдела писем. Он крикнул мне, что пришло из Гузова письмо -- против меня...

Я тут же поднялся в отдел, и мне показали письмо, написанное чудовищными каракулями, по четыре ошибки в слове.

"...Башкирский мед он понял, думали, поймет и нас, а он такой же шояк...

А внука моего, Салавата, отдали под суд и присудили к восьми годам тюрьмы за то, что сказали, поморил коров..."

Наверное, я сильно изменился в лице, -- паренек из отдела писем порывисто коснулся меня пальцами и произнес успокоительно:

-- Не беспокойтесь. Письмо послали на верхний этаж. Вернулось с резолюцией Главного: "В АРХИВ". Видите, это его рука... Так что все в порядке.

Вернуться наверх!

БРАТСКАЯ ГЭС Юра поднялся в самолет "ИЛ-14" и огляделся: куда приткнуться? Самолет местный, кресла ненумерованные. В хвосте, похоже, монтажники расположились. В черных лоснящихся кожухах, резиновых сапогах. Один в зимней шапке с опущенными ушами, которую не снял даже здесь: чалдон теплу не верит -- ныне тепло, а через полчаса зуб на зуб не попадет. Тайга! Только уселись, тут же повытягивали из своих необъятных карманов бутылку "Облепихи", другую, третью... Разлили в бумажные стаканчики, один протянули Юре, забившемуся в последний ряд, возле туалета.

-- Глотни, паря, чтобы довезли живьем!

Юра пригубил и огляделся, куда поставить.

-- Ты что, паря, иль кореец какой?.. -- удивился чалдон в зимней шапке с опущенными ушами. -- Русский? Тогда не плескай...

-- Н-не могу пить! -- выдавил Юра, чувствуя, как наливаются огнем уши. -- Собака... это... покусала!

Монтажники покачали головами сочувственно. Собака покусала -- дело серьезное.

Юра поднялся к иллюминатору, из которого было видно крыло с полосой гари от выхлопных патрубков, и подумал: почему ляпнул про собаку?.. Вот ведь, о чем болит, о том и...

Едва Юра получил паспорт, сразу отнес заявление в летную школу. Привезли Юру в город Чугуев, под Харьковом, вышел к ним, стриженым, кадровик в синем кителе и сказал, чтобы написали биографии в свободной форме. Юра решил, что в свободной форме -- значит, вроде сочинения на вольную тему. Писал, как было... Что долго жил с дедом в Норильске. Дед работал машинистом, бабка -- стрелочницей, а вся поездная бригада -- зэки. Рос на руках у зэков, которые в нем души не чаяли, поскольку где у зэков свои-то? Письма в лагеря редки, а в письмах -- слезы.

"...Слово "зэки" у иных вызывает неприязнь, опасения, -- завершал свою биографию-сочинение Юра. -- А в нашей семье это слово порождает представление о честных добрых людях. Они, сам видел, люди не падшие, им надо верить. Порой они больше стоят, чем тем, кто на свободе".

Юриных дружков зачислили в летную школу, а Юру, естественно, даже в чугуевский гарнизон не пустили. Сообщили открыткой: мол, мандатная комиссия считает невозможным...
[1] [2] [3] [4]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.