ГЛАВА VII,. в которой происходят такие обычные вещи, что опытные люди предпочитают спать, закрыв лицо газетой «Ежедневное зеркало» (1)

Всякий акт воздушного пиратства возмущал ее до глубины души в первую очередь как летчика по профессии и не в последнюю очередь как рядового человека. Лишь строгий взгляд Гранта Аветисовича остановил боевую женщину от решительных, но, пожалуй, не очень продуманных действий.

— Да, Мария Спиридоновна, — посетовал товарищ Помпезов, — на фронте всегда знаешь, что делать, за границей — не всегда.

— Коллега, — возбужденно зашептал Юрий Игнатьевич Четвёркин, — это я вам, Мария Спиридоновна. Во имя свободы мировой авиации я готов пожертвовать собой. Созрел план. Я жертвую собой, а вы обезоруживаете мерзавцев! Недурно?

— Юрий Игнатьевич, ваш план еще не созрел, — сквозь зубы процедил папа Эдуард. — Прошу не торопиться.

Он сидел рядом со своей женой, мамой Эллой, и в эти критические минуты супруги были до странности похожи друг на друга: и у альпиниста, и у парашютистки были в эти критические минуты одинаково суженные глаза, жесткий настороженный взгляд и одинаково напряженные позы. Спортсмены, родители Геннадия, казалось, были готовы к прыжку.

Что касается молодежной части делегации, то она по-разному реагировала на происходящее. Валентин Брюквин, не меняя безучастного выражения лица, внутренне ликовал. Что там говорить, Брюквин Валя немного завидовал выпавшим на долю его друга приключениям. И вот теперь он сам, мальчик, впервые покинувший родной город, попал в такую блистательную передрягу. Появились великолепнейшие возможности для проявления героизма и для показа окружающим, включая сестер Вертопраховых, своего истинного лица, скрытого под маской непрерывного спокойствия.

Даша Вертопрахова помрачнела: новая встреча с «мафиози» напомнила ей недавние времена и ее жеманную и страшную «мамочку» мадам Накамура-Бранчевску в ореоле ее фальшивой красоты.

Что касается чемпионки по художественной гимнастике, то она была совершенно спокойна. Во-первых, занятия спортом в обществе «Трудовые резервы» приучили ее к оптимистическому взгляду на мир. Во-вторых, она была уверена, что ее исчезновение не пройдет бесследно для цивилизованного мира, и уже через час корреспонденты затрубят о неприбытии самолета с ленинградской грацией в Гель-Гью, и поднимется такой шум, что бандиты испугаются и всех отпустят. И, в-третьих, самое главное соображение она таила в глубине души и даже сама себе почти не признавалась, что надеется в основном на ловкость, храбрость и интуицию одноклассника — этого «несносного» Генки, который так таинственно исчез на аэродроме Зурбагана. Где он? Где Гена? Эта мысль тревожила и всех членов нашей делегации и склоняла их к выжиданию.

Между тем самолет по приказу гангстеров изменил курс и летел в бескрайней синеве, где море сливалось с небом. Несколько часов в этой синеве не было никаких ориентиров другого цвета, за исключением отблесков солнца, и некоторым впечатлительным персонам из числа измученных пассажиров стало уже казаться, что они летят в пространстве какой-то иной планеты, где нет никаких признаков человеческой цивилизации.

Вдруг самолет круто пошел вниз, и справа по борту открылся остров, похожий очертаниями на Англию. Коммерсант, сосед Марии Спиридоновны, так и сказал, проснувшись и сняв с лица газету:

— А-а, уже Англия… охо-хо…

Одно из двух: или этот коммерсант был малограмотным человеком, или еще не совсем проснулся — ведь Англию целиком можно увидеть только из космоса.

Этот остров был, конечно, не Англия. Это был крошечный тропический островок со всеми обязательными атрибутами: остроконечной горой, густо-зелеными джунглями, широкими песчаными пляжами и бордюром снежно-белого вечного прибоя.

Когда-то, еще в пятидесятые годы, когда ртуть холодной войны упала до весьма опасных пределов, одна из великих держав начала здесь строить секретный аэродром, но потом вдруг ртуть подскочила, и стройка остановилась. В конгрессах стучали кулаками на генералов, а тропическая растительность пробивалась сквозь бетон законсервированных взлетно-посадочных полос.

На такую полосу и нацеливался сейчас захваченный самолет, вернее, на нее нацеливались в первую очередь «хай-джекеры», но так как их оружие было нацелено в затылки пилотов, то они выполняли приказание и нацеливались на полоску бетона, пробитого во многих местах мощной тропической растительностью.

Следует отдать должное качеству самолета «ЯК-40» и мастерству пилотов компании «Грин». Маленький реактивный лайнер погасил скорость и остановился целый и невредимый в нескольких метрах от пучка мощных кокосовых пальм, столкновение с которыми грозило несомненной гибелью.

Преотвратительнейший толстяк в расписных гавайских плавках, сидящий в шезлонге под одной из этих пальм, посмотрел на часы «Роллекс» (благородное швейцарское изделие охватывало волосатое бандитское запястье), глотнул из горлышка черной окинавской водки и промычал удовлетворенно:

— Чистая работа. Минута в минуту.

Те из читателей, кто предварительно прочел книгу «'Мой дедушка — памятник», без труда узнали бы в отталкивающем толстяке подонка Латтифудо. Каким образом мерзавцу удалось избежать справедливого народного гнева? На такие вопросы субъекты вроде Латтифудо отвечают только скверной улыбкой.

Вместе с Латтифудо под сенью пальм в шезлонгах сидело еще несколько «джентльменов», и, кроме плавок, на этих джентльменах тоже ничего не было. Вообще все это общество напоминало невинную пляжную компанию карточных шулеров, о чем говорили и колоды карт, разбросанные на бетоне, и разнородные бутылки, опорожненные полностью и частично; но лежащий рядом с каждым шезлонгом автоматик «стенли» наводил и на другие печальные размышления.

Между тем самолет заглушил двигатели, открылся люк, и оттуда прямо на бетон, словно неодушевленный предмет, был выброшен мультимиллионер Сиракузерс. Он шмякнулся, распростерся и так и остался лежать на раскаленном бетоне, кряхтя, стеная и бормоча себе под нос:

— Больше никогда, никогда, никогда не буду заказывать себе финскую баню!..

Вслед за этим из самолета вытолкнули членов экипажа, включая двух стюардесс, при виде которых компания под пальмами бурно захохотала.

— Наконец-то заживем, как люди!

Затем открылся люк багажного отделения и из самолета было выгружено барахлишко Сиракузерса — семь огромных кофров из крокодильей кожи с углами и застежками из цветных металлов.

Вслед за этим на бетон выпрыгнули «хай-джекеры», все четверо, включая старушку в шляпе с розовыми цветочками. Последняя сразу сбросила свою старушечью шляпу и рассыпала по плечам рыжую густую гриву. Затем она очень ловко выскочила из старушечьего костюма и оказалась в пляжном костюме «бикини», который не только не скрывал, но лишь подчеркивал ее выдающиеся формы. И, наконец, бывшая старушка одним движением сорвала с лица морщинистый грим и полностью превратилась в эстрадную «диву» с огромным красным ртом и огромными, как бы стеклянными, кукольными глазами.

— Ура! Ура нашей Бубе! Буба Флауэр — принцесса авантюристов! — зааплодировала компания под пальмами.

Они называли себя авантюристами, эти грязные шакалы, забывая о том, что с авантюристами прошлого их роднит только умение владеть оружием. Конечно, скажет вдумчивый читатель, среди авантюристов прошлого тоже были разные люди, в том числе и грязные шакалы, но все-таки образ авантюриста прошлого связан для нас с мечтой о чем-то неизведанном, с порывом в какой-то простор и даже с некоторым благородством манер и поступков.

У этих же грязных шакалов была одна лишь мечта и один лишь порыв — к деньгам, и для них, конечно, вульгарная Буба Флауэр была идеалом и принцессой.

«Принцесса» приблизилась к распростертому Сиракузерсу, взяла его за шиворот и легко потащила по бетону к пальмам.

— Привет, мальчики! — сказала она. — Меняю мультимиллионера на стакан неразбавленного виски.

— Нехорошо, Бубочка, — пожурил ее Латтифудо, — так тащить уважаемого человека, кумира слаборазвитых стран. Кресло сеньору Сиракузерсу! Виски нашей принцессе! — Он положил руку на колено Сиракузерсу, отчего колено задрожало. — Милый Адольфус Селестина, ты не пленник, ты наш гость дорогой. Чего хочешь?

— Хочу таблетку «ксеркс» от дрожания, — промычал Сиракузерс.

— Дай ему таблетку, Эль-Гриди! — попросил Латтифудо через плечо, и один из его подручных ребром ладони огрел Сиракузерса по загривку.

— Массаж никто не заказывал! — рявкнул Сиракузерс, да так грозно, что все мерзавцы без исключения вздрогнули.

Шакалы эти очень боялись миллионеров, даже пленных. Грабили, но боялись. Терзали, но любили. Сами хотели стать денежными мешками.

— Мистер Сиракузерс, вы уж не обижайтесь, — почти унижаясь, сказал Латтифудо, — мы тут малость одичали в джунглях, вас дожидаясь. Вот и Эль-Гриди, добрейший ведь малый, но малость одичал. Говоришь ему: дай таблетку, а он сразу по шее! Сами посудите, откуда у нас здесь таблетки «ксеркс», откуда манеры? Милейший Адольфини, ведь нам от вас очень мало надо. Вы нам только скажите, дружище, в каком из номеров вашего багажа лежит сундучок, и все ваши остальные вещицы будут в сохранности. Ну-с, Селестиночка, в каком?
[1] [2] [3] [4]