Папа, сложи!
[1] [2] [3] [4]Сергей тоже сдержался.
«Спокойно, — думал он. — Как-нибудь друзья».
Но что делать, если друг иногда смотрит на тебя таким взглядом, что хочется плеснуть ему опивками в физиономию!
Сергей поднял голову. Брезентовый тент колыхался, словно сверху лежал кто-то пухлый и ворочался там с боку на бок. Помещение уже было набито битком. Сидевший за соседним столиком сумрачный человек в кепке-восьмиклинке тяжело поставил кружку на стол, сдвинул кепку на затылок и заговорил, ни к кому не обращаясь:
— Сам я приезжий, понял?.. Не здешний… Женщина у меня здесь, в Москве, баба… Короче — я живу с ней. Все!
Он стукнул кулаком по столу, надвинул кепку и замолчал, видимо, надолго.
Сергей вытер пот со лба — здесь становилось невыносимо жарко. Сорокин перегнулся через стол и шепнул ему:
— Сережа, выведи отсюда девочку, пусть поиграет в сквере.
— Не твое дело, — шепнул ему Сергей в ответ.
Сорокин откинулся и опять улыбнулся так, словно жалел его.
Потом он встал и одернул пиджак.
— Извините, ребята, я пошел.
— На стадион придешь? — спросил Петька.
— К сожалению, не смогу. Надо заниматься.
— В воскресенье? — удивился Игорь.
— Что поделаешь, экзамены на носу.
— За какой курс сейчас сдаешь, Славка? — спросил Женечка.
— За третий, — ответил Сорокин.
— Ну, пока, — сказал он.
— Общий привет! — помахал он сжатыми ладонями.
— Олюсь, держи! — улыбнулся он и протянул девочке шоколадку.
— Э, подожди, — окликнул его Зямка, — мы все идем. Здесь становится жарко.
Все встали и тесной гурьбой вышли на раскаленную добела улицу. Асфальт пружинил под ногами, как пенопластовый коврик. Туча не сдвинулась с места. Она попрежнему темнела за высотным зданием и была похожа на чистое лицо всех невзгод. Она вызывала прилив мужества.
— А ты на стадион поедешь? — примирительно обратился к Сергею Сорокин.
— А что ты думаешь, я пропущу такой футбол?
— Ничего я не думаю, — устало сказал Сорокин.
— Ну, не думаешь, так и молчи.
Сорокин перебежал улицу и сел в автобус, а все остальные медленно пошли по теневой стороне, тихо разговаривая и посмеиваясь. Обычно они выходили с шумомгамом, Зямка рассказывал анекдоты, Ильдар играл на гитаре, но сейчас среди них была маленькая девочка и они не знали, как себя вести.
— Куда мы идем? — спросил Сергей.
— Потянемся потихоньку на стадион, — сказал Игорь. Посмотрим пока баскет на малой арене, там женский полуфинал.
— Папа, можно тебя на минуточку? — сказала Оля.
Сергей остановился, удивленный тем, что она говорит совсем как взрослая. Друзья пошли вперед.
— Я думала, мы пойдем в парк, — сказала девочка.
— Мы пойдем на стадион. Там тоже парк, знаешь, деревья, киоски…
— А карусель?
— Нет, этого там нет, но зато…
— Я хочу в парк.
— Ты неправа, Ольга, — сдерживаясь, сказал он.
— Не хочу я идти с этими дядями, — совсем раскапризничалась она.
— Ты неправа, — тупо повторил он.
— Мама обещала покатать меня на карусели.
— Ну пусть мама тебя и катает, — с раздражением сказал Сергей и оглянулся.
Ребята остановились на углу.
У Оли сморщилось личико.
— Она же не виновата, что у нее конференция.
— Мальчики! — крикнул Сергей. — Идите без меня! Я приеду к матчу!
Он взял Олю за руку и дернул:
— Пойдем быстрей.
«Конференция, конференция, — думал он на ходу, — вечные эти конференции. И теща сегодня уехала. Веселое воскресенье. Чего доброго, Алка станет кандидатом наук. Тогда держись. Она и сейчас тебя в грош не ставит».
Он шел быстрыми шагами, а девочка, не поспевая, бежала рядом. В правой руке она держала завернутого в платочек рака. Из ее кулачка, словно антенны маленького приемника, торчали рачьи усы. Она бежала, веселая, и читала вслух буквы, которые видела:
— Тэ, кэ, а, нэ, и… Пап!
— Ткани! — сквозь зубы бросал Сергей.
— Мясо!
— Галантерея!
Кандидат наук и бывший футболист-неудачник, имя которого помнят только самые старые пройдохи на трибунах. Человек сто из ста тысяч. Да-да, да, был такой, ага, помню, быстро сошел… А кто виноват, что он не стал таким, как Нетте, что он тогда не поехал в Сирию, что он… Уважаемый кандидат, ученая женщина, красавица… Ах ты, красавица… Ей уже не о чем с ним говорить. Но ночью-то находится общий язык, а днем пусть она говорит с кем-нибудь другим, с Сорокиным, например, он ей расскажет про Кваренги и про всех остальных и про колонны там разные — все выложит в два счета. Ты разменял четвертую десятку. А, ты опять заговорил? Ты сейчас тратишь четвертую. На что? Отстань! Кончился спорт, кончается любовь… О, любовь! Что мне стоит найти девочку с сорокового года, пловчиху какую- нибудь… Я не об этом. Отстань! Слушай, отстань!
В парке они катались на каруселях, сидели рядом верхом на двух серых конях в синих яблоках. Сергей держал дочку. Она хохотала, заливалась смехом, положила рака коню между ушей.
— И рак катается! — кричала она, закидывая головку.
Сергей хмуро улыбался. Вдруг он заметил главного технолога со своего завода. Тот стоял в очереди на карусель и держал за руку мальчика. Он поклонился Сергею и приподнял шляпу. Сергея покоробила эта общность с главным технологом, ожиревшим и скучным человеком.
— Дочка? — крикнул главный технолог.
«Располным-полна коробочка, есть и ситец и парча…»
— Сын? — крикнул Сергей на следующем кругу.
«Пожалей, душа-зазнобушка, молодецкого…»
Главный технолог кивнул несколько раз.
«…пле… ча!»
— Да-да, сын! — крикнул главный технолог.
Ну и пластиночки крутят на карусели! Нет, он все- таки симпатичный, главный технолог.
Оля долго не могла забыть блистательного кружения на карусели.
— Папа, папа, расскажем маме, как рак катался?
— Слушай, Ольга, откуда ты знаешь про дядю Вячу? неожиданно для себя спросил Сергей.
— Мы его часто встречаем с мамой, когда идем на работу. Он очень веселый.
«Ах, вот как, он, оказывается, еще и веселый, — подумал Сергей. — Вяча — весельчак. Значит, он снова начал крутить свои финты. Ох, напросится он у меня».
[1] [2] [3] [4]