Глава 14 (2)
[1] [2]– Спасибо, – сказала она и встала. Гримальди после некоторого колебания тоже поднялся.
– Я останусь с Алексом до тех пор, пока он не оправится. Затем я отвезу его домой. Спасибо за то, что предложили мне помощь, но я справлюсь сама.
* * *
Через три недели такси доставило Клаудию и Алекса в аэропорт имени Шарля де Голля, где они сели на рейс авиакомпании “Эйр Франс” до Нью-Йорка. Алекс был все еще очень слаб, большую часть времени он молчал, отвечая на вопросы Клаудии простыми односложными словами. Так он вел себя начиная с того момента, как пошел на поправку. Упорно отказываясь общаться с ней, он всякий раз замыкался в себе, а их прежняя близость исчезла. Несмотря на то, что Клаудия избегала упоминать имена Татьяны и Дмитрия, в ответах Алекса слышался отзвук его сокровенных мыслей.
“Как он изменился!” – не раз думала Клаудия. Живая непосредственность и заразительный смех Алекса пропали, а в улыбке больше не было теплоты, так хорошо ей знакомой. Взгляд Алекса тоже стал жестким, почти жестоким, а возле рта залегли две глубокие складки.
“Вот и настал конец нашей любви”, – думала Клаудия. Глядя на сидевшего рядом с ней совершенно постороннего, чужого человека, она с горечью призналась себе, что между ними не осталось больше ничего общего, что связывало их когда-то. Он оскорбил и унизил ее. Правда, и она была виновата; теперь Клаудия часто корила себя за то, что не была достаточно внимательна с ним раньше, за то, что отвергла его предложение пожениться, но разве она не сделала всего, что было в ее силах, чтобы исправить свою ошибку и вернуть Алекса? Она бросила работу, наплевала на свою карьеру и вылетела в Париж, чтобы найти его. Она спасла его жизнь, но спасти любовь не смогла. Что толку было пытаться вдохнуть жизнь в то, что умерло? Алекс больше не принадлежал ей, даже сейчас его чувства были не с ней, они были с его погибшей любовницей. Как только они вернутся домой, она закроет эту страницу и потратит остаток своей жизни на то, чтобы забыть Алекса Гордона.
Из аэропорта Кеннеди Клаудия отвезла Алекса к Нине. Когда такси остановилось на их улице в Бруклине, она попросила шофера выгрузить багаж Алекса на тротуар, легко поцеловала его в щеку и укатила. Алекс не сделал никаких попыток остановить ее. Сквозь заднее стекло машины Клаудия смотрела на неподвижную фигуру Алекса до тех пор, пока та не исчезла из вида. “И из моей жизни”, – подумала Клаудия, стискивая зубы, чтобы не дать пролиться слезам.
* * *
Нина встретила его слезами и крепкими объятиями.
– Голубчик мой любимый, – причитала она, но Алекс оставался сдержанным, холодным. Внутри его что-то надломилось, и сентиментальные излияния старой тетки не трогали его. К его возвращению Нина устроила роскошный пир, но Алекс едва прикоснулся к еде, не обратив внимания даже на свой любимый шоколадный мусс.
После кофе Алекс уединился в своей комнате, но даже сквозь запертую дверь он слышал ее беспокойные шаги по пустой комнате. Бедная Нина, она так любила его! Но Алекс не мог ни о чем разговаривать с ней сейчас. Он хотел только побыть в одиночестве.
В последующие несколько месяцев он редко выходил из дома, по большей части сидя возле окна спальни и глядя на глухие каменные стены, окружавшие узкий двор. Разговаривал он очень мало, и робкие попытки Нины увлечь его беседой разбивались о его угрюмое молчание. Он не оживился даже тогда, когда Нина принесла из своей комнатки книгу о Саше Колодном и прочла ему несколько абзацев.
– Он жив, – сказала она, – и, может быть, мы когда-нибудь с ним встретимся.
Алекс только кивнул и пробормотал что-то невразумительно-ободряющее – это был весь его вклад в разговор. Безразличие Алекса глубоко ранило Нину, но она ничего не могла с этим поделать. Для него ничто больше не казалось важным, все потеряло всякое значение. Телом он был в их маленькой квартирке на Бруклине, но мыслями он уносился куда-то далеко, в Париж или Брюссель. Впрочем, судя по всему, эти воспоминания не доставляли ему никакой радости, превратившись в череду страшных, полуразмытых образов, которые снова и снова проносились перед его мысленным взором.
Однако шло время, и природа взяла свое. Алекс понемногу начал есть, и его былое здоровье постепенно восстановилось. Оправившись от своей депрессии, он как одержимый посвятил все свое время физическим упражнениям. Каждое утро он ходил на большие расстояния или бегал трусцой, делал дома зарядку, а потом отправлялся в клуб “Атлантика, где изнурял себя занятиями с гантелями и упражнениями на тренажерах. Он даже начал посещать спортзал Макмиллана, хотя сам Большой Джек давно умер, и из вечера в вечер безжалостно молотил боксерские груши и манекены. В результате тело его оправилось быстрее разума; за счет своих окрепших, развившихся на руках и ногах мускулов Алекс даже набрал вес.
Эти занятия были для Алекса своего рода убежищем, а может быть, напротив – его собственным методом, направленным на то, чтобы вернуть себе рассудок и ясность мысли. Как бы там ни было, потребовалось довольно много времени, чтобы Алекс снова смог читать газеты, звонить кому-то по телефону и вскрывать изредка поступавшие на его имя письма. Сам он тоже писал, но все письма возвращались к нему нераспечатанными, а на его телефонные звонки никто не отвечал. И звонки и письма были адресованы одному человеку – Клаудии Беневенто.
Через четыре месяца после своего возвращения из Парижа, в августе 1975 года, Алекс неожиданно улетел в Вашингтон. Кошмар постепенно отпускал его. Он мог теперь вспоминать о Татьяне, не обливаясь холодным потом и не сотрясаясь словно в приступе лихорадки. Его жажда мести тем не менее нисколько не улеглась – просто теперь она превратилась в холодную и непреклонную решимость.
Он приземлился в Вашингтонском национальном аэропорту, взял напрокат автомобиль и поехал в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли Вудс. Он предупредил о своем приезде, и его ждали. У ворот Алекс получил временный пропуск, после чего его провели в конференц-зал в главном здании. Там, дымя длинной сигарой швейцарского производства, дожидался Гримальди. Алекс уселся на стул напротив расфуфыренного, как петух, агента и, с нетерпением отмахнувшись от попыток Гримальди завязать светскую беседу, напрямую спросил:
– Вы еще боретесь с КГБ? Гримальди кивнул.
– Кто-то должен этим заниматься, – сказал он, наклонив голову. – А как ты? Они ведь сначала убили твоих родителей, потом твою девушку... Неужели ты до сих пор хочешь запереться в стенах тихого университетского городка и позволить другим мстить за своих мертвецов?
– Я поэтому и приехал, – негромко сказал Алекс. – Я хотел узнать, остается ли в силе твое предложение... Если я все еще нужен вашей конторе, то я согласен.
– Ты еще нужен, – успокоил его Гримальди. – Все в порядке.
Из Лэнгли Вудс Алекс поехал в Балтимор. Проглотив на обед безвкусный гамбургер и запив его пивом, он припарковал машину на стоянке позади отеля “Эксцельсиор”. Пройдя через вестибюль, он спустился по ступенькам вниз, где размещался огромный танцзал. Сквозь его плотно закрытые двери доносилась ритмичная поп-музыка.
Алекс разыскал стул, уселся на него и стал терпеливо ждать. Наконец двери открылись, и из зала выпорхнула стайка длинноногих, изящных манекенщиц, беспечно болтающих и хохочущих, размахивающих своими объемистыми сумками. Клаудия вышла последней. Она сильно похудела и выглядела элегантной и стройной в облегающем брючном костюме голубого цвета. Она тоже смеялась вместе со всеми, беззаботно и немного хрипло.
– Завтра в пять! – крикнула она вслед уходящим девушкам, затем заметила Алекса и остановилась как вкопанная.
Алекс неловко поднялся и подошел к ней.
– Что ты здесь делаешь? – выдохнула Клаудия, нервно поправляя прическу.
Алекс не ответил на ее вопрос.
– Как прошла репетиция?
– Прекрасно. Завтра состоится показ.
– Знаю, я справлялся в твоей конторе... – Он помолчал. Тишина вышла напряженная и враждебная, и Алекс предложил: – Не выпьешь со мной?
Клаудия посмотрела на часы и кивнула с безразличным видом.
Бар отеля был отделан кожей, полированным красным деревом и медью, мерцающей в свете неярких ламп. Звучала негромкая музыка, и Джонни Кэш негромко оплакивал свою утраченную любовь. В одной из кабинок, держась за руки, сидела парочка среднего возраста. Женщина бросала через плечо мужчины тревожные взгляды на входную дверь.
Алекс заказал для себя охлажденную водку, а Клаудия попросила бокал шампанского, но потом передумала.
– Лучше просто белого вина, – сказала она.
– Я приехал поговорить с тобой, – сказал Алекс. – Я не могу больше этого выдерживать. Ты не отвечаешь на мои письма и звонки, но нам просто необходимо поговорить.
Клаудия неопределенно пожала плечами. Она сидела на самом краешке стула с напряженным и неприступным видом.
– В Париже ты спасла мне жизнь, и я никогда этого не забуду, – продолжил Алекс. – Но я приехал сюда не ради благодарности. Я люблю тебя, я не могу без тебя жить.
– Я думала, что ты не можешь жить без Татьяны, – презрительно сказала Клаудия.
– Я действительно был увлечен, очарован Татьяной, не стану этого отрицать, но ты – моя единственная и любимая.
– Не надо мне лапшу-то вешать! – сердито сказала Клаудия.
Алекс взглянул мимо нее и увидел, как протиравший стаканы бармен повернулся к ним.
– Тем не менее, это так, – сказал он терпеливо. – У нас были чудесные отношения. Потом я уехал, и мне приснился сон. Татьяна и была этим сном, который в конце концов обернулся кошмаром. Теперь я просыпаюсь, а это вовсе не легко.
Не глядя на него, Клаудия нервно закурила.
– Чего ты хочешь, Алекс?
– Я хочу жениться на тебе.
– Зачем? – спросила она, неожиданно резко наклоняясь к нему через стол. – Ты хочешь, чтобы я утешила тебя? Ты потерял Татьяну и вспомнил теперь о своей брошенной подружке? Я для тебя что – запасной аэродром?
– Нет, – покачал головой Алекс. – Я же сказал тебе, Клаудия: я люблю тебя и хочу, чтобы мы поженились.