МАРТ-94

Предвижу вопрос: ради каких интересов русские высокопоставленные дипломаты появились в Израиле? Или, если говорить в более широком плане, что влечет Россию в Израиль, каковы ее интересы в этом регионе?

Отвечая на эти вопросы, я мог бы напомнить, что первый русский паломник (игумен Даниил) появился на палестинской земле в 1106 году, что еще в прошлом веке в Иерусалиме возникли «русское подворье», Русская духовная миссия, русские монастыри и что в начале нынешнего века в Палестине, Ливане и Сирии под эгидой российского Православного общества работали более 100 школ. И теперь, когда русская Православная церковь становится самостоятельным фактором российской действительности, нити, связывающие историческую родину христианства с с Московской Патриархией, а следовательно, с новой Россией, будут умножаться и крепнуть.

Я мог бы напомнить и о том, что в Израиле живут сотни тысяч человек, думающих и говорящих по-русски. И хотя для многих из них Россия была не матерью, а мачехой, они принадлежат, и еще долго будут принадлежать к русской культуре. Несомненно, значительная группа израильтян российского происхождения способствует росту взаимопонимания между Россией и Израилем, расширению областей взаимовыгодного сотрудничества.

Гуманитарный срез интересов России в Израиле не играет, разумеется, значительной роли в контексте актуальной политической проблематики, Политика, как считают политики, «главнее» истории и культуры. Но «главнее» только в каждый даннйй момент. С точки же зрения исторической перспективы интересы гуманитарного характера могут перевешивать интересы политические. Вот почему, пытаясь разглядеть контуры «Нового Ближнего Востока», я начал с того, о чем политики обычно вспоминают в последнюю очередь.

Если же, как и положено, начать с очереди первой, с интересов приоритетных, то ими для России являются, во-первых, установление прочного, всеобъемлющего, справедливого мира на Ближнем Востоке и, во-вторых, налаживание хороших, добрых отношений со всеми государствами региона. Будучи одним из коспонсоров мирного процесса, Россия, опираясь на свой опыт, на свои традиционные связи, на искусство своих дипломатов, стремится помочь сторонам сблизить позиции, найти баланс взаимных уступок, обозначить поле устойчивых компромиссных решений. Россия, как, надеюсь, и США, не имеет намерения навязывать кому бы то ни было свою точку зрения. Задача коспонсоров иная. Используя свое влияние, обеспечить, с одной стороны, сохранение мира на время переговоров, а с другой, — продолжение переговоров, несмотря на возможные кризисные, критические ситуации.

Понятно, что те обстоятельства, о которых я писал выше, существенно сдерживали внешнеполитическую активность России. Да и сегодня наличие вооруженных конфликтов в ряде стран СНГ, огромные трудности в становлении демократического общества, осуществлении экономических— преобразований отвлекают МИД России от традиционных направлений внешней политики. Тем не менее и в Мадриде, и после Мадрида российская дипломатия была заметным участником ближневосточного урегулирования. Недавние визиты нашего министра и его первого заместителя — еще одно подтверждение этого. Некоторых смущает «неожиданность» визитов, но ведь и события в Хевроне были неожиданными…

Хотелось бы подчеркнуть, что Россия ни в коей мере не хочет «соревноваться» с Америкой на почве ближневосточного урегулирования. Насколько я могу себе представить, на принципиальном, стратегическом уровне деятельность коспонсоров достаточно координирована и, я надеюсь, останется таковой.

У коспонсоров общая цель и общий, принятый в Мадриде, подход к достижению этой цели. Однако это вовсе не исключает, что в Таких общих рамках каждый коспонсор может предлагать свою интерпретацию событий, выдвигать для обсуждения свои предложения и инициативы. Формулируя какую-либо новую идею, Россия всегда открыта для восприятия и обсуждения других идей.

Замечу, кстати, что в Москве вполне осознают, что ко-спонсоры занимают асимметрическое положение и что у США больше возможностей влиять на позиции сторон, на ход переговоров, чем у России. Нас это ни в коей мере не смущает. Ради Бога! Лишь бы эти возможности использовались во имя достижения справедливого мира. В Москве сознают и то, что отношения между Израилем и США имеют специфический, особый характер, ибо США выступают как гарант безопасности и выживания Израиля. И опять же — ради Бога! Как-то даже неловко писать о том, что у России нет ни малейших намерений покушаться на прочность израильско-американских связей.

Мне приходилось читать, что нервозность, с которой в Вашингтоне встретили миссии Иванова и Козырева, была усугублена недавним казусом с О.Эймсом, а также позицией России в балканском конфликте. Возможно. Но, скорее всего журналисты преувеличивают. Оснований для беспокойства нет. В самом деле. Если у нас был Пеньковский, то почему бы у них не быть Эймсу? Тут ситуация была и остается симметричной. Если ЦРУ и СВР сохраняются, то они должны чем-то заниматься, хотя и более цивилизованно, чем прежде.

Что же касается Балкан, американцы, безусловно, знакомы с географической картой и, наверное, знают о традиционных связях России со славянством, о роли России в освобождении Балкан от ига Османской империи. Так что они вполне могут понять особый интерес России и особый характер ее отйошений с Сербией. Во всяком случае в Москве стремятся с максимальным вниманием относиться к интересам США, равно как и к интересам Израиля, к интересам других участников мирового сообщества. Разумеется, facio ut facias.

Боюсь, я выхожу за рамки своей компетенции, но полагаю, что Россия, имеющая свое видение международных проблем, свои интересы, не всегда будет покладистым партнером, но всегда будет партнером честным и надежным. Рассказывают, что, беседуя с Голдой Меир, Р. Никсон так сформулировал свой «категорический императив» применительно к международной политике: «Делай другому то, что он может сделать тебе». К чему Г. Киссинджер позже добавил: «Плюс еще десять процентов». Что же касается России, то я бы держался ближе к библейскому тексту: «Не делай России то, чего ты не хочешь, чтобы она сделала тебе».

Вот, пожалуй, и все, что стоило бы сказать в связи с недавними «недоумениями» по поводу «вмешательства» России в мирный процесс».

Статья оживленно комментировалась. Комментаторам, на мой взгляд, так и не удалось найти путь между Сциллой (Бовин ставит дымовую завесу, прикрывая имперские вожделения России) и Харибдой (да нет ничего серьезного за рассуждениями Бовина, Россия просто спасает свой «имидж»). Резюме можно проиллюстрировать словами одного из наиболее глубоких авторов Рафаила Нудельмана:

«…одно совершенно очевидно: видеть во всем коварные российские козни было бы чересчур параноидальным; но не считаться с такой возможностью было бы слишком наивным. Всегдашний израильский мучительный выбор — пройти между иррациональной паранойей и рациональной наивностью».

18 марта имел крупный, но деликатный разговор с «соседями». В общем, у меня с ними отношения были вроде бы нормальные. В их работу я, само собой, не вникал. Их оценки обстановки меня не интересовали, так как дипломаты, основной костяк посольства, были несравненно выше по квалификации. Но постепенно стал понимать, что поводок оказался слишком длинным. Просил их, поскольку они состоят в штате посольства, больше и результативней заниматься собственно посольскими делами, быть более дисциплинированными, не уходить в самовольную отлучку. «Соседи» проявили понимание. Но все же гнули на «специфику».

Простой пример. Я поручаю молодому человеку с хорошим ивритом переводить счета и другие хозяйственные бумаги, приходящие в посольство. Его начальник по «соседской» линии делает мне реприманд: не положено его кадру этим заниматься. Что тут делать? Кто прав?

Не имея практического опыта взаимодействия со спецслужбами, я не чувствовал себя уверенно. Размышлял примитивно: если ты — советник, работай как советник с учетом, конечно, специфической добавки. Но не халтурь по занимаемой должности.

Расстались после совещания дружелюбно, но с неким вопросом в глазах…

Оказавшись в апреле в Москве, решил прояснить проблему. Посетил руководство «соседей». Мне показали междуведомственные протоколы, из которых явствовало, что сотрудники СВР и ГРУ, работающие на дипломатических должностях, обязаны в полном объеме выполнять свои функциональные обязанности. При том, естественно, понимании, что посол должен учитывать некоторую специфику.

Вернувшись из Москвы, я продолжил разговор. Вроде бы договорились. Кстати, о счетах. Московское начальство меня поддержало. Мелочь, но приятно…

Квота, о которой была достигнута договоренность еще в декабре 1991 года, в принципе выполнялась. Хотя стремление раздвинуть ее наблюдалось. Имел по этому поводу переписку с директором СВР Е.М. Примаковым. Понимаю, писал ему, что трудно бороться с одним из главных законов Паркинсона: всякая контора, предоставленная самой себе, имеет тенденцию к расширению. И все же надеюсь на наш общий здравый смысл.

Другой вариант: давайте пришлем «офицера безопасности». Отбился. Заверил, что справимся наличными офицерами.

От ФСБ не отбился. Прислали-таки полковника. Но не «под крышу», а официальным представителем. Бороться с организованной экономической преступностью. Представитель прилетел в ноябре 1996 года и то время, в течение которого я мог наблюдать, маялся, по-моему, от безделья.

Случались и казусы. Израильтяне как-то завернули одного «дипломата», сославшись на то, что он вовсе не дипломат. В конце концов визу ему дали… под «честное слово», что он не будет заниматься разведкой! Не знаю, как там насчет разведки, а работник оказался толковый.
[1] [2] [3]