15. ПЕРВЫЙ ЦАРЬ

[1] [2] [3]

То, что ослицы заблудились, дело обычное, особенно весной. Ослицы -общительные твари и любят быть в компании. Если какая-нибудь из них отдаляется от стада и от дома, она всегда ищет дорогу назад. Но когда все они пасутся вместе, все стадо вполне может удалиться от деревни и побрести куда понесут ноги. Достаточно одной из них свернуть к подножью горы в поисках свежей травы, чтобы все последовали за ней. Или они могут услышать издалека журчание воды, струящейся в арыке, и побрести к водопою. В полдень они ищут тень, утром стремятся утолить голод. Если они сбиваются с пути, то не испытывают тоски по дому. Им бы только быть всем вместе, только бы тереться друг о друга, только бы идти за своим вожаком. Вдруг что-то пугает их, и тогда они несутся прочь, вытянув хвосты и отведя назад уши. Иногда они останавливаются на взрыхленном поле, ложатся и перекатываются с бока на бок, трутся спинами о землю или валяются в песке. Потом они встают и бредут дальше, сами не ведая куда.

Саул с подпаском, отправившиеся на поиски ослиц, пошли на восток, к горе Эфраим. Они прошли землю Шалиш, землю Шаалим и, наконец, землю Биньяминову. Они не знали, куда побрели ослицы, но были знакомы с их повадками. Эти животные, если ушли, не возвращаются тем же путем. Они продолжают свой путь, пригнув головы к земле, прижав хвосты к бедрам. Так ослицы идут и щиплют траву, пока кто-нибудь не заметит их и не загонит в загон, где они останутся до появления хозяина. Так случилось с ослицами Киша, отца Саула, который жил в Гиве Биньяминовой более трех тысяч лет тому назад. Так же ведут себя ослицы бедуинского племени Эль-Мазариб, обитающего за холмом Шимрон, около Нахапала, в наши дни.

Когда с просьбой о помощи в Гиву прибыли послы из Явеша Гиладского, Саул пахал на волах. Вспашку производят зимой, после сезона дождей. Летом в Израиле почва сухая и твердая, и ее трудно взрыхлить. Только на склонах гор проводят борозды до первого дождя, чтобы с его выпадением вода впиталась в почву, а не уносилась в вади, не успев напоить землю. Зимой дни короткие и земледельцы трудятся от зари до зари -- надо окончить вспашку и сев в промежуток между первым и последним дождем. В предрассветные часы волы должны получить свой корм и пойло. Их кормление занимает много времени, жуют они медленно, а наесться они должны до отвала, ибо им предстоит тяжелый день. На заре пахарь выходит в поле. В своей плетеной корзине он несет снедь на целый день: кусок сыра, горсть маслин и пригоршню сушеных фиг. Иногда хозяйка добавляет редьку и луковицу - овощи, которые выращивают зимой. Горячий обед едят вечером, после дня работы.

Деревянный плуг тянет пара волов, иногда коров. В богатых хозяйствах может быть два или три пахаря. Они пашут на волах в парной упряжке, один пахарь идет сзади на некотором расстоянии от другого. Старший работник идет впереди, определяя темп работы и время отдыха.

Работу прекращают с наступлением сумерек. Животных распрягают, плуги оставляют на поле, чтобы утром без задержки возобновить пахоту, и человек и скотина возвращаются домой. За их спинами чернеет вспаханное поле, результат их дневных трудов, на вершине холма вырисовываются контуры их деревни. Над дворами домов взвиваются вверх тонкие струйки летучего дыма. Это варится в горшках обед.

Так 'пришел Саул позади волов с поля' в свой дом в Гиву Саулову, что в уделе Биньяминовом. Так было заведено и у наших соседей феллахов, которые жили в окрестных деревнях Маалул, Мадждал, Джедда и Айлут, сорок лет тому назад. В Израиле в наши дни даже арабы обрабатывают свою землю стальными плугами и тракторами. Пахота на волах в парной упряжке фигурирует только в библейских сказаниях и в воспоминаниях нашего детства.

Несколько раз я побывал в Вади Сувейнит, желая точно установить, как проскользнул между двумя утесами Ионатан. Я обнаружил, что к югу от Михмаса (на этом месте теперь стоит небольшая арабская деревня Махмас) вади делает крутой поворот и приближается к деревне. Склоны вади здесь очень крутые, и если бы я должен был выбирать путь, чтобы зайти с тыла и ворваться в стан противника, я тоже шел бы этой дорогой. Ионатан искал проходы в стан филистимлян. Южный фланг, наименее охраняемый, примыкал к глубокому вади. С этой стороны филистимляне не ожидали нападения и сосредоточили здесь небольшое число воинов.

Ионатан решил попытаться атаковать их с этой стороны и пройти между утесами. 'Между проходами, -- говорится в Библии, -- по которым Ионатан искал пробраться к отряду филистимскому, была острая скала с одной стороны и острая скала с другой, имя одной Боцец, а имя другой Сене'. Ионатану было ясно, что при пересечении вади он будет замечен филистимлянами. Если они прикажут ему остановиться и пошлют воинов ему навстречу, он должен будет отказаться от вылазки. Ибо если бы даже ему удалось взять верх над этими воинами, он не смог бы вскарабкаться по отвесному склону под градом филистимских стрел. Другое дело, если бы они оказались настолько самонадеянными, чтобы приказать ему подняться к ним. В этом случае он смог бы добраться до заставы. Тогда он мог бы положиться на свой меч и в рукопашном бою перевес несомненно был бы на его стороне.

И действительно, филистимляне, уверенные в своем превосходстве, встретили двух израильтян насмешками и повели себя так, как предвидел Ионатан. Когда появились он и его оруженосец, дозорные закричали им сверху: 'Взойдите к нам, и мы вам скажем нечто'. 'Сказать нечто' означало показать где раки зимуют. Ионатан и его оруженосец взбирались по отвесному склону, цепляясь руками и ногами за выступы. Филистимская застава, расположенная на склоне вади, была малочисленной. Ионатан обрушился на них, разя их мечом, а оруженосец 'добивал их за ним'. Они убили двадцать человек, а остальные разбежались. Застава пала, и проход между утесами Боцец и Сене был открыт для воинов Израиля.

Каждому воину, которому довелось врываться в расположение войск противника, знакомы чувства, владевшие Ионатаном, сыном Саула, который выступил один, чтобы захватить заставу противника;

карабкался на скалу, цепляясь руками и ногами за выступы, с перехваченным дыханием, с бешено колотящимся сердцем, с неотвязной мыслью: удача или смерть?

В 1941 году, в разгар Второй мировой войны, я сражался в австралийском подразделении против войск правительства Виши в Сирии. Здесь в одном из боев я потерял глаз. Но особенно врезались в мою память те мгновения, когда я полз к позициям противника. Перестрелка с французами началась с раннего утра. То скудное снаряжение, которое мы несли на себе, было на исходе. Единственная возможность продержаться до подхода британских сил заключалась в том, чтобы захватить опорный пункт неприятеля и закрепиться там. Местность между нами и врагом была открытой и просматривалась. И все же я надеялся, что мне удастся добраться до укрытия, если я буду ползти, вжимаясь в землю. До французов было рукой подать, метров триста. Я был тогда молодым и мускулистым, отлично ползал, но сердце мое рвалось из груди. Моя жизнь и участь моих товарищей висели на волоске. Если мне удастся незаметно добраться до кювета, я смогу метнуть свою последнюю гранату в окно здания, в котором засели французы. Но заметь они меня, они открыли бы огонь по мне, и на моей жизни можно было бы поставить крест.

Французский пулемет строчил без передышки. Ему вторили глухие раскаты выстрелов из огнеметов и непрерывный треск ружейного огня. Но эти звуки доносились как бы из другого мира. Я был во власти давящей тишины. Я слышал только хруст жнивья под тяжестью своего тела. Взор мой был прикован к дороге, лежащей предо мной, к груде камней, которая могла бы послужить мне укрытием, к насыпи, которую я должен был обогнуть, к полю, поросшему бурьяном. И после всего этого -- кювет! Это было все, что я видел.

Я дополз до кювета, бросил гранату. Мы овладели зданием. Как сказал Ионатан своему оруженосцу:

'Для Господа нетрудно спасти чрез многих, или немногих'. (Разумеется, если эти немногие изо всех сил карабкаются и ползут, не жалея своих рук и ног.)

Война с Амалеком повела к окончательному разрыву между Самуилом и Саулом. Правда, Самуил выполнил просьбу царя и принес вместе с ним жертву в Гилгале. Но сразу же после этого он публично продемонстрировал свое крайнее недовольство по поводу того, что Саул пощадил Агага, царя Амалекского, и не убил его.

Самуил приказал привести Агага к нему и сделал то, от совершения чего Саул уклонился. Он обратился к амалекитянскому правителю и провозгласил во всеуслышание: 'Как меч твой лишал жен детей, так мать твоя между женами пусть будет лишена сына'. Затем он выхватил свой меч и одним ударом обезглавил Агага. С тех пор разошлись пути Самуила и Саула. Саул отправился из Гилгала домой, в Гиву, что в уделе Биньямина, а Самуил вернулся в Раму на горе Эфраим. 'И более не виделся Самуил с Саулом до дня смерти своей'.
[1] [2] [3]



Добавить комментарий

  • Обязательные поля обозначены *.

If you have trouble reading the code, click on the code itself to generate a new random code.