26. О счастье безразличия
[1] [2] [3] [4]– Вот и вы наконец. Могли бы прийти и пораньше.
– Вы правы, Тюверлен, – виновато ответила Иоганна.
И они удалились, провожаемые общим неодобрением, презираемые всеми, даже пожарным и сторожем, и тем не менее в прекрасном настроении.
На улице было свежо и приятно. Им хорошо было идти рядом.
– Вы неважно выглядите, Тюверлен, – сказала Иоганна. – Вам следовало бы некоторое время спокойно пожить за городом.
– Разумеется, – своим сдавленным голосом произнес Тюверлен. – Или вы, может быть, думали, что я предполагаю присутствовать на всех представлениях этого шедевра театрального искусства?
– Так куда же мы пойдем? – спросила Иоганна.
– Ко мне, конечно, – ответил Тюверлен.
– Но я зверски хочу есть, – сказала Иоганна.
– Что-нибудь съестное, может быть, найдется еще и у провалившегося драматурга, – успокоил ее Тюверлен. – После всего происшедшего, впрочем, ужин готовить придется вам.
– С анализом вашего характера, Тюверлен, – заметила Иоганна, – долго возиться не к чему. Что вы собой представляете, может увидеть без очков и слепая курица.
– Что же я такое? – поинтересовался Тюверлен.
– Шалопай, разумеется, – ответила Иоганна.
В то время как они, продолжая болтать, направлялись к дому, где жил Тюверлен, обозрение «Выше некуда!» близилось к концу. Раздавались шумные аплодисменты и крики одобрения. Но все знали, что эти крики и аплодисменты неискренни и не имеют никакого значения. Только один человек не знал этого. Он стоял и кричал, находил, что все превосходно, топал ногами, был искренне доволен. Удивительный человек, с длинной, разделенной на две пряди бородой и глубоко запавшими, сияющими хитрыми голубыми глазами. Рохус Дайзенбергер, апостол Петр из Оберфернбаха.
[1] [2] [3] [4]