V. Если жизнь излишне деловая,функция слабеет половая
[1] [2]V. Если жизнь излишне деловая,функция слабеет половая.
Прожив уже почти полвека.
тьму перепробовав работ,
я убежден,что человека
достоин лишь любовный пот.
За то люблю я разгильдяев,
блаженных духом,как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень
Рассудок,не знававший безрассудства,
и ум,где шалопайство не с руки,
и разум,неотзывчивый для чувства -
от мудрости безмерно далеки.
Лишь перед смертью человек
соображает,кончив путь,
что слишком короток наш век,
чтобы спешить куда-нибудь.
Запетыми в юности песнями,
другие не слыша никак,
живет до скончания пенсии
счастливый и бодрый мудак.
Поскольку жизнь,верша полет,
чуть воспарив,– опять в навозе,
всерьез разумен только тот,
кто не избыточно серьезен.
Наш разум лишь смехом полощется
от глупости,скверны и пакости,
а смеха лишенное общество
скудеет в клиническом пафосе.
Сегодня столь же,сколь вчера,
земля полна пиров и казней;
зло обаятельней добра,
и гибче и разнообразней.
Весьма причудлив мир в конторах
от девяти и до шести;
бывают жопы,из которых
и ноги брезгуют расти.
У скряги прочные запоры,
у скряги темное окно,
у скряги вечные запоры -
он жаден даже на гавно.
Пути добра с путями зла
так перепутались веками,
что и чистейшие дела
творят грязнейшими руками.
Господь,лепя людей со скуки,
бывал порою скуповат,
и что частично вышли суки,
он сам отчасти виноват.
Время наше будет знаменито
тем,что сотворило страха ради
новый вариант гермафродита:
плотью – мужики,а духом – бляди.
Блажен,кто искренне не слышит
своей души смятенный стон:
исполнен сил и счастлив он
с годами падая все выше.
Чуть получше,чуть похуже -
сыщется водица,
и не стоит пить из лужи -
плюнуть пригодится.
Не стану врагу я желать по вражде
ночей под тюремным замком,
но пусть он походит по малой нужде
то уксусом,то кипятком.
В кровати,хате и халате
покой находит обыватель.
А кто романтик,тот снует
и в шестеренки хер сует.
В искушениях всяких и разных
дух и плоть искушать ни к чему;
ничего нет страшней для соблазна,
чем немедля поддаться ему.
С тихой грустью художник ропщет,
что при точно таком же харче
у коллеги не только толще,
но еще и гораздо ярче.
С хорошими людьми я был знаком;
покуда в Лету замертво не кану,
ни сукою теперь,ни мудаком
я им благодаря уже не стану.
Ко тьме и свету непричастен,
брезглив ко злу,к добру ленив,
по часу в день бывал я счастлив,
тетрадь к сожительству склонив.
В конторах служат сотни дур,
бранящих дом,плиту и тряпку;
у тех,кто служит чересчур,
перерастает матка – в папку.
Не суйся запевалой и горнистом,
но с бодростью и следуй и веди;
мужчина быть обязан оптимистом,
все лучшее имея впереди.
Я на карьеру,быт и вещи
не тратил мыслей и трудов,
я очень баб любил и женщин,
а также девушек и вдов.
Есть страсти,коим в восхваленье
ничто нигде никем не сказано;
я славлю лень – преодоление
корысти,совести и разума.
Наш век легко плодит субъекта
с холодной згой в очах порочных,
с мешком гавна и интеллекта
на двух конечностях непрочных.
Снегом порошит моя усталость,
жизнь уже не книга,а страница,
в сердце – нарастающая жалость
к тем,кто мельтешит и суетится.
В советах нету благодати
и большей частью пользы нет,
и чем дурак мудаковатей,
тем он обильней на совет.
Крутой и трогательно чистый,
весомо,явственно и внятно
от нищих духом – дух мясистый
витает в воздухе приятно.
Человек без тугой и упрямой
самовольной повадки в решениях
постепенно становится дамой,
искушенной во всех отношениях.
Саднит на душе,как ожог,
тоска соучастия в спорах
с обилием творческих жоп,
весьма в извержении скорых.
Владыкой мира станет труд,
когда вино польет из пушек,
и разом в девственность впадут
пятнадцать тысяч потаскушек.
Никуда не уйдя ни на чуть,
мы все силы кладем на кружение,
ибо верим не в пройденный путь,
а в творимое нами движение.
Ты вечно встревожен,в поту,что в соку,
торопишься так,словно смерть уже рядом;
ты,видно,зачат был на полном скаку
каким– то летящим в ночи конокрадом.
По ветвям! К бананам! Где успех!
И престиж! Еще один прыжок!
Сотни обезьян стремятся вверх,
и ужасен вид их голых жоп.
Я уважаю лень за то,
что в ее бездейственной тиши
живую мысль питает почва
моей несуетной души.
Сказавши,не солгав и не похвастав,
что страху я не слишком поддаюсь,
не скрою,что боюсь энтузиастов
и очень активистов я боюсь.
Я прожил жизнь как дилетант -
ни в чем ни знаний,ни системы,
зато писал я не диктант,
а сочинение без темы.
Чтобы вдоволь радости отведать
и по жизни вольно кочевать,
надо рано утром пообедать
и к закату переночевать.
Гниенье основ – анекдота основа,
а в нем стало явно видней,
что в русской комедии много смешного,
но мало веселого в ней.
Вкушая бытия густой напиток,
трясясь по колее,людьми изрытой,
я понял,что серьезности избыток -
примета недостаточности скрытой.
У тех,в ком унылое сердце,
и мысли – тоскою мореные,
а если подробней всмотреться,
у бедных и яйца – вареные.
О чем хлопочут червяки?
Чего достигнуть норовят?
Чтоб жизней их черновики
в питоны вывели червят.
Не жалею хмельных промелькнувших годов,
не стыжусь их шального веселья,
есть безделье,которое выше трудов,
есть труды,что позорней безделья.
Этот тип – начальник,вероятно:
если он растерян,огорошен,
если ветер дует непонятно -
он потеет чем-то нехорошим.
Подпольно,исподволь,подспудно,
родясь,как в городе – цветы,
растут в нас мысли,корчась трудно
сквозь битый камень суеты.
Творимое с умом и не шутя
безделье освежает наши души;
с утра я лодырь,вечером – лентяй,
и только в промежутке бью баклуши.
Уже с утра,еще в кровати,
я говорю несчетный раз,
что всех на свете виноватей -
Господь,на труд обрекший нас.
Как ни туманна эта версия,
но в жизни каждого из нас
есть грибоедовская Персия
и есть мартыновский Кавказ.
Лишь тот вполне благочестив,
кто время попусту не тратил,