1. Заграница нам поможет…
[1] [2] [3]А в то же самое время в либеральной печати западники активно ринулись вбрасывать идею об опасности для цивилизованного мира славянских амбиций; Россия-де мнит себя наследницей Византии и претендует на ее земли.
В качестве аргумента тогдашние политтехнологи обычно ссылались на некую концепцию «Третьего Рима». Смысл ее сводился к тому, что ветхий Рим пал за утерю веры, Новый Рим (Константинополь) - за утерю благочестия, и Третий Рим (Москва) тоже непременно падет, если не сохранит верность заветам православия.
При этом даже для отвода глаз никто не пытался в этих хитросплетениях разобраться; в противном случае - все разговоры отпали бы сами собой.
Единственным документом, подтверждающим означенную концепцию, являлось опубликованное незадолго до того стародавнее послание божьего старца Филофея Псковского к царю Василию III, датированное еще XVI (!) веком. Ничего общего с аннексией Константинополя оно не имело; Филофей лишь пытался побудить великого князя обратиться к нравственности и отречься от земных благ: «Не уповай на злато и богатство и славу, вся бо сия зде собрана и на земле зде останутся».
Примечательно, что три века об этом послании вообще не вспоминали; оно было вытащено из нафталина, лишь когда возникла в том политическая целесообразность…
Причина такой двуличности, собственно, лежит на поверхности и именуется политикой двойных стандартов; за прошедшие полтора века это явление, кстати, изменилось не сильно.
Каждая из европейских сверхдержав - Франция, Англия, Германия, Австро-Венгрия - не желала видеть Россию рядом с собой в качестве равного игрока. Ее огромные территории и столь же масштабный потенциал вызывали у Европы вполне понятные опасения.
Ничего криминального тут, впрочем, нет; испокон веку любая внешняя политика строится с позиции силы. Кто смел, тот и съел. Разделяй и властвуй. И если мы поставим себя на позиции европейцев, то волей-неволей вынуждены будем признать, что со своей точки зрения действовали они совершенно логично.
Другой вопрос, что в самой России говорить об этом почему-то было не принято; либеральная часть общества - всякие демократы, разночинцы и вольнодумцы, - напротив, почитали за норму восторгаться западными порядками. Если же кто-то пытался им возражать, справедливо замечая, что негоже восхищаться чужеземными обычаями, такого критикана мгновенно записывали в мракобесы и ненавистники прогресса.
Едва ли не во всех дворянских семьях на французском языке изъяснялись лучше, чем на родном русском; даже после войны 1812 года российская знать продолжала упиваться музыкой французского слога и боготворить Наполеона; как будто это не платовские казаки дошли до Парижа и Берлина, а мюратовская конница укрепилась навечно в Кремле.
По этому поводу драматург Александр Сумароков сочинил когда-то комедию «Пустая ссора», главные герои которой - ксюши cобчак тогдашней эпохи - беседуют меж собой исключительно следующим образом:
Дюлиш: Вы не поверите, что я вас адорирую.
Деламида: Я этого, сударь, не меретирую.
Дюлиш. Я думаю, что вы достаточно ремаркированы могли быть, что я опрэ вас в конфузиы…
Деламида: Я этой пансэ не имею, чтобы в ваших глазах эмаблъ имела…
Вся европейская история XIX-XX веков - это одна сплошная непрекращающаяся агрессия против России.
И чем сильнее становилась держава, тем жестче вели себя наши западные соседи; те самые, любезные либеральному сердцу французы и англичане.
Один из интереснейших русских мыслителей позапрошлого столетия Николай Данилевский метаморфозу эту объяснял так:
«Дело в том, что Европа не признает нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды… материалом, который можно было бы формировать и обделывать по образу и подобию своему…
Тут ли еще думать о беспристрастии, о справедливости. Для священной цели не все ли средства хороши?… Как дозволить распространяться влиянию чужого, враждебного, варварского мира, хотя бы оно распространялось на то, что по всем божеским и человеческим законам принадлежит этому миру? Не допускать до этого - общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка взять в союзники и даже вручить ему знамя цивилизации».
Звучит так, словно сказано это было только вчера, а не 140 лет тому назад. Как, впрочем, и посвященные господам-либералам стихи, принадлежащие перу…
Нет, не буду говорить, чьему именно; попробуйте догадаться сами.
Думаете, автор этих строк - какой-нибудь ретроград, держиморда и агент Третьего охранного отделения, вроде Фаддея Булгарина? А вот и нет.
Написал их… Федор Иванович Тютчев - один из величайших русских поэтов и вполне здравомыслящий человек, лишенный каких бы то ни было признаков квасного патриотизма. (Семнадцать лет Федор Иванович прослужил в русских миссиях за границей, где порядком понабрался европейского лоска и завел дружбу с Гейне и Шиллингом.)
Справедливости ради следует заметить, что подобным образом «цивилизованная» Европа вела себя и по отношению ко многим другим государствам; дело здесь вовсе не в звериной ее русофобии, а исключительно в прагматичном расчете. Недаром Уинстон Черчилль - кстати, организатор блокады против Советской России, а впоследствии зачинатель «холодной войны» - скажет потом, что у Англии есть только два постоянных союзника: армия и флот.
(Когда в середине XIX века в Китае вспыхнула гражданская война и мятежники-тайпины захватили Нанкин, англичане мгновенно этим воспользовались и, придравшись к совершенно формальному поводу - китайские власти задержали британское судно «Эрроу», промышлявшее контрабандой, - объявили императору войну. Воевать на два фронта китайцы, ясно, не могли, благо в коалицию с англичанами быстренько вошли и французы с американцами, также пославшие свои эскадры к берегам Поднебесной. В итоге император вынужден был запросить пощады и согласиться со всеми условиями победителей: выплатить им 8 миллионов лянов контрибуции и отдать Британии южную часть Цзюлунского полуострова. Такая вот политика гуманизма.)
Чувство собственного достоинства - вот чего недоставало и недостает по сей день нашим либералам. Это не значит, что они не любили Россию; любили, конечно, просто по-своему.
Отправляя боярских детей учиться в Европу, Петр получил назад не только подготовленных специалистов, но и хорошо подготовленную «пятую колонну». На всю жизнь ребята эти воспылали восторгом к Западной Европе, где быт и порядки - чего там греха таить - ни в какое сравнение не шли с дикой российской действительностью; и поклонение это завещали и детям своим, и внукам.
Из поколения в поколение передавались красивые легенды о заморских красотах и чудесах. Именно впечатлительные потомки этих голландских выучеников - как кровные, так и духовные - и стали главными агентами чужеземного влияния, искренне верящими, что сказки эти могут стать былью лишь при одном-единственном условии: если Россия интегрируется, как сказали бы сегодня, в мировое пространство.
Они не понимали лишь одного: Западу такое «счастье» и даром не было нужно. Наши соседи откровенно страшились роста могущества России, воспринимая ее точно обезьяну с гранатой, но никак не в качестве потенциального партнера.
[1] [2] [3]
Добавить комментарий
- Обязательные поля обозначены *.