Курсанты Академии (сборник) (11)
[1] [2] [3] [4]- Мне тоже.
- Хроноскоп, - грабитель неожиданно улыбнулся и сразу помолодел лет на десять. - У тебя тоже есть одна из этих штуковин. Мы можем заглядывать в прошлое.
- Я также терпелива и осторожна, - добавила Тиффани. - Если б ты действительно исследовал прошлое, вместо того чтобы хватать один из этих десятицентовых времяискателей, ты бы знал, что в этом доме есть зона, появление в которой постороннего вызывает сигнал тревоги в полицейском участке. А он находится в пяти минутах езды. Ты стоишь аккурат в этой зоне.
- Ты просто стараешься избавиться от меня.
- С чего мне пугать тебя без причины? Коллегу?
Нам лучше выметаться отсюда, приятель.
- Ты хочешь, чтобы я ушел первым? - спросил грабитель. - Тогда дом останется в полном твоем распоряжении. Нет, без добычи я не уйду, - и он решительно повел пистолетом.
Тиффани пожала плечами. Да, какие-то драгоценности она собрала, но источник-то был неиссякаем.
Неиссякаем, как время. Неужели он этого не понимал.
Все стены рухнули, перед ними открывалось необъятное поле деятельности.
- Возьми, - она протянула ему свою добычу и направилась к окну. - В моем списке еще три дома, и это только на сегодняшнюю ночь.
Грабитель сжимал в руках драгоценные безделушки.
- Ты так уверена... так уверена во всем, - он смотрел на ожерелье, висевшее на стволе пистолета. - У меня таких возможностей нет.
- Но теперь такие возможности есть у нас всех, - ответила Тиффани. Разве ты этого не понимаешь? - она-то понимала. Почти. Она все время приближалась к пониманию, и теперь ее озарило. - Грабить становится так легко, что к этому пропадает всякий интерес.
И смысла в этом уже никакого.
- А я вот буду грабить, - ответил грабитель. Некоторые люди такие упрямые. Но можно ли их за это винить?
- А все потому, что ты думаешь, что эти побрякушки имеют хоть какую-то ценность, - и Тиффани ретировалась через окно.
Так, по моему разумению, все и произошло.
- Хватит, Кэролайн, - шепот Арнольда за ее спиной, раздавшийся так неожиданно, прозвучал, словно выстрел. Она вздрогнула, повернулась, увидела его лицо, ставшее грубым и жестоким в отвратительном мерцающем отблеске хроноскопа.
- Убирайся! - взвизгнула она. Страх, который она испытала, внезапно придал ей сил. Кэролайн хотелось броситься на него. Если б она и Лорел смогли коснуться...
Он протянул руку, сжал запястье Кэролайн, потянул ее к себе.
- Это ужасно, Кэролайн, - прошептал он. - Ты должна это прекратить, ты не сможешь спрятаться, не сможешь уйти, ты должна посмотреть правде в глаза...
Карфаген сгорел. Я теперь это знаю. Они его подожгли, они убивали...
- Убирайся! - повторила она. - Я хочу посмотреть...
- Она мертва. Сначала я этого не знал, я тоже должен был посмотреть, да, я посмотрел, я пошел в библиотеку даже после всего того, что наговорил тебе, я смотрел и смотрел, но наступает время, Кэролайн, когда ты должна оставить прошлое в покое; она больше не принадлежит нам, она не принадлежит никому, она потеряна для нас, потеряна для всех, кроме этой машины.
Кэролайн, мы не должны быть такими же, как многие, мы должны выйти из этой комнаты, мы должны жить...
Он наклонился, чтобы отключить машину, и тогда она сдвинулась с места, тогда она что-то сделала, сделала что-то такое, что следовало сделать. Потом она, правда, не могла вспомнить, что именно, и не хотела воспользоваться для этого услугами хроноскопа. Пусть прошлое спит спокойно, пусть все спит спокойно, за исключением Лорел, Карфагена, пожаров...
Не нужно так много подробностей, сказали они мне.
Они просмотрели то, что я уже написал. Что-то им понравилось, что-то нет, но они ясно дали понять, что такие мелкие детали совершенно ни к чему. Что от меня требуется - так это общее представление. "Дайте общее представление, - говорят они. - У нас нет времени, нет пространства, нет места для истории, у нас есть только вечноживущее и постоянное настоящее, но существование этого настоящего, хотя и оно полностью нас устраивает, должно быть хоть как-то оправдано. Если ты сможешь это сделать, нам этого будет достаточно". А что значит "достаточно"? У меня есть свои планы и амбиции.
Я - первый и последний, единственный, кто пишет эту историю, говорят они мне, единственный, кто пишет ее в прямом смысле этого слова, но я не должен растекаться мыслью по древу, я должен держать себя в жестких рамках. "Дай нам общее представление", - говорят они, но я так не могу, на меня давит груз случившегося с нами, и груз тот грозит уничтожить (какое это жестокое слово - "уничтожить") тот крошечный тоннель света, который я пробил к нашей истории.
- Задержался на совещании. Этот Райен со своими претензиями. Извини, что так получилось.
- О Райене тебе бы лучше помолчать. Кто эта блондинистая тварь, что живет на третьем этаже дома 242 по Дубовой улице?
- Что? Кто?
- Для того, кто говорит, что ему уже многое не под силу, ты показал себя молодцом, не так ли?
- Но... Райен... совещание...
- Хватит, Френк. Ты пытаешься жить в мире, которого уже нет. Купи себе хроноскоп и выметайся из этого дома. Потому что завтра в дверях будут стоять другие замки и тебе придется платить деньги за то, что здесь ты получал бесплатно.
Когда эмоции схлынули, когда она вновь обрела контроль над собой, Кэролайн увидела, что произошло с Арнольдом, а произошло что-то ужасное, потому что он лежал на полу - спокойный, недвижимый. Она уже собралась опуститься рядом с ним на колени, приголубить, помочь, но, когда она думала об этом, чей-то тихий, но безмерно мудрый голос зазвучал в ее голове:
"Никогда он не выглядел таким умиротворенным, он обрел вечный покой, точно так же, как и Лорел. Иди к ней, снова иди к ней, осознай тот покой, в котором живет она, и постарайся добиться того же для себя". Голос этот выразил ее самые сокровенные мысли. Кэролайн знала, что она ничего не может сделать, ничем не может помочь Арнольду, и повернулась к хроноскопу, в котором ждала ее Лорел, - вечно юная, нежная, мудрая, все понимающая...
Лорел обязательно скажет ей, что надо делать.
Деторождение резко упало. Государства, все государства - Китай и Россия, Бурунди и Бирма, Южная Африка и Заир - рухнули. Любая государственная форма правления стала неприемлема. В некоторых странах принимались безуспешные попытки конфисковать хроноскопы, но вылилось все в кровавые убийства, которые, однако, сразу же прекратились, как только правители поняли, что их затея обречена на провал. Там же, где использование хроноскопа узаконили, его появление кардинально изменило жизнь населения. Через шестьдесят лет после того, как Ральф Ниммо, дядя несчастного Фостера, обнародовав конструкцию хроноскопа, удрал в Австралию (Фостер тем временем, сидя в психушке, продолжал вновь и вновь изобретать хроноскоп), чтобы пасти кенгуру, людей стало куда как меньше, остались практически одни старики. Медицина пришла в упадок. В некоторых регионах отказались от газет, радио, телевидения. Все заменил хроноскоп.
"Вот он, - говорил Фостер, протягивая санитарам исчерканные листки. Возьмите".
Через сто двадцать пять лет в южных регионах Северного полушария сохранились лишь несколько кланов и племен. Эти оставшиеся практически не общались между собой. Реальную жизнь им заменял хроноскоп. Да разве могла жизнь сравниться с яростными, неистовыми картинами падения Восточной и Западной цивилизаций, имевшего место быть сто лет тому назад, с теми совокуплениями и столкновениями, которыми сопровождался процесс.
А тем временем Лорел, подавленная известием о смерти отца, но тем не менее любящая и переполненная нежностью, из темных глубин машины протянула ручки к матери и обратилась к Кэролайн: "Я скажу тебе, что надо делать, мамочка. Я скажу, что тебе нужно, но для этого ты должна подойти поближе, поближе..."
И Кэролайн поползла по узкому коридору.
Я - первый в длинной череде тех, кто вновь попытается воссоздать нашу историю. Но наша история сходит на нет, она опасна, и теперь я понимаю, почему они хотели, чтобы я не задерживался на частностях, не спотыкался на мелочах, а бодро шагал вперед; сказать-то осталось совсем ничего...
"Вспомни, как ты любила его, - сказала Лорел. - Вспомни, как впервые пришла к нему, вспомни ощущение любви и тепла..."
- Нам остается только одно! - воскликнула шестнадцатилетняя Джоан. Убежать!
- Остальные нас увидят. Они смогут следить за каждым нашим движением. - Восемнадцатилетнего Билла отличала куда большая рассудительность. Во всяком случае, он говорил Джоан, что ею движут эмоции, тогда как его сильная сторона - здравый смысл.
Но об этих различиях они говорили нечасто. Не тот возраст. И все же Джоан не привыкла заглядывать далеко вперед, предпочитая жить сегодняшним днем.
- Мы уйдем от этих стариков. Уйдем далеко, туда, где они нас не достанут. Да и не будут нас искать. Ты же знаешь, им бы лишь смотреть да запоминать. Мы уйдем в горы.
- Как бы далеко мы ни ушли, они все равно смогут наблюдать за нами. Увидят все, что мы будем делать.
Все!
- Мне без разницы. Кого это волнует? Пусть наблюдают! Если им того хочется, могут следить за мной до самой моей смерти. Я хочу иметь детей, ее голос звенел от страсти. - Я хочу, чтобы у меня была семья. Я хочу... она запнулась, - ...секса. Настоящего секса.
Билл мрачно кивнул.
- Да, я тоже. Но...
- Если ты не пойдешь со мной, я приглашу кого-нибудь еще. Я приглашу Дейва.
- Дейва? Но ему тридцать. Он - один из них. И он хочет только смотреть.
- Я могу кое-чему его научить. Его можно научить.
Нас осталось мало, или ты этого не знаешь? Ты хочешь, чтобы весь мир умер?
- Он уже умер.
- Умер по-настоящему. Вымер. Ни детей, никого.
Не будет даже этих машин. Большинство чертовых "зрителей" давно уже ничего не делают, так что старые хроноскопы не ремонтируют, а новых не строят.
- Должно быть, дети рождаются в других кланах.